Аристарх Лентулов называл Каменского «Васька» и подписал с ним условие: «за работу Каменскому полагается гонорар»… Но сколько и что именно было обещано, не указывалось. Вася много смеялся и острил по этому поводу.
В эту же зиму сгруппировался «Венок» Карева, Львова, Гауша и К°; это были истые художники, но очень осторожные, избегавшие бросать камнями в идолов общепризнанного. А. Н. Бенуа расхвалил их, ставя в пример нашей братии. Это меня обозлило, и я решил наложить Бенуа. Был выпущен листок против Бенуа «В защиту импрессионизма»; (его копий не сохранилось, но на год позже был опять выпущен листок против Бенуа, и он был напечатан в последнем номере «Золотого Руна»); Ларионов приписал его Городецкому, чтобы моей фамилии не упоминать.
В печати выставку зверски изругали. В газетах критики требовали вмешательства полиции. А. Н. Бенуа выступил в «Речи» с защитой против таких «крайних мер», но настоящей поддержки мы в нем не нашли.
Часть денег для выставки дал культурный, деликатный Ф. Гауш, мы ездили к нему с Лентуловым. С Кульбиным в это время было расхождение – он недостаточно ценил нашу группу и пытался каких-то других в «свет славы провести».
Отдельно Кульбин имел выставку – невдалеке от Мариинского театра, в подвальном помещении дома, приготовленного к сломке… Так устраивать выставки в то время было обычным.
Выставка на Фонтанке наша была открыта перед Пасхой, и брат Владимир и я уехали в Черную Долину Нижне-Днепровского уезда. Так накапливалась лавина кубо-футуризма, как обычно принято называть футуризм нашей группы в живописи.
Лето 1909 года было спокойным. В нас все более развивалось стремление устраивать выставки, за спиной был уже ряд громких выставок, от Т-ва Передвижных до Весен не-Академической, «Союза» и «Мира искусства», где наше появление вызывало, неизменно, атмосферу скандала.
Прозвали нас «братьями Бурлюками», хотя с нами выставляла и сестра Людмила, до выхода ее замуж за скульптора Василия Васильевича Кузнецова (был другом А. М. Ремизова и арх. Лиддваля) и до рождения у нее в 1908 году седьмого сентября сына Ильи (ныне на рабфаке в Ленинграде).
Все эти воспоминания, вернее канву их, по которой при «дополненном» издании этих мемуаров уже нетрудно будет создать мясо живой былости, было бы легко составить, будь у меня под рукой все, что сберегалось в семейном архиве нашем: письма, рисунки и 20 000 томов книг, с надписями, заметками и пометками.
Но в 1917 году летом все это было перевезено на ст. Кунцево в нашу, тогда вновь купленную дачу и, вероятно, погибло. Мой квартиронаниматель просит в письмах 500 дол. на ремонт «моей» дачи, но никогда не пишет о целости вещей, а между тем фотограф Яровой, ныне находящийся в Южной Америке, года 3–4 тому назад писал мне, что в библиотеке моей квартирант на жительство поставил свинью, а веранду, чтобы ветер не дул, обил холстами, картинами из моей коллекции. Яровой видел холсты: Петра Петровича Кончаловского, Н. С. Гончаровой и А. В. Лентулова. Хорошее применение, нечего сказать!.. Эти картины написаны прекрасными красками, и будем надеяться, что они не выцветут. Я неоднократно писал в Москву своим друзьям, желая узнать, куда Яровой отвез 4 воза моих коллекций, икон и картин. Он писал мне, что в подвалы Строгановского училища, но на мои запросы никто мне оттуда не ответил…
А. С. Пушкин сказал (ныне) весьма избитую фразу: «Мы, русские, – ленивы и нелюбопытны…»
В силу всех этих обстоятельств единственным источником для моих воспоминаний теперь служит моя память. И… (чеховская) «живая хронология». Если вы хотите восстановить прошлое, идите по коридорам ваших любовных интриг и романов. Кто их в молодости не имел.
Тогда-то на память головному мозгу приходит и подбадривание со стороны спинного, от тех позвонков, от коих у ассирийских львов Перзеполиса растут крылья. Восстановите все существенное. Любовные мемуары надо писать отдельно. Это уже матерьял для «подполья» гения, как выразилась на обложке своей диссертации супруга Н. Н. Евреинова, свежесочная Анна Александровна Кашина…
Система копилок… Копилка для поездки в Швейцарию: на покупку башмаков из замшевой кожи, на подарок Коле и т. д. Копилки хорошо заводить тому, кто имеет остатки от неминуемых трат…
Всякие мемуары можно назвать лестницей (лет) жизни; бывает парадная лестница, а можно написать и жизнь с «черного хода», но то отдельно.
Зуд к выставкам побудил нас осенью 1909 г. устроить выставку картин в Херсоне. Посетители, выскакивая с выставки в соседний сквер, кричали: «Ну и виставка…»
Еще ранее в Чернянке появился Алексей Елисеевич Крученых.
Он был нервен, худ и мало ел, на фоне умопомрачительных гилеевских аппетитов атлетов, садившихся шумно за столы. Пил горячую воду (видимо, имел газы в желудке). Когда Крученых стал много старше, он стал придирой и в поэзии своей, и в критике; в последней нет, пожалуй, человека более въедливого, а это громадное достоинство…
В книге Николая Николаевича Асеева «Дневник поэта», на странице десятой вспоминается стихотворение А. Е. Крученых – «Дыр, бул, щол». Н. Н. Асеев, младший брат Хлебникова и В. Маяковского, говорит там об известности этих стихов А. Крученых в России.
Я не знаю, в каком точно году составил Крученых эти стихи, но не поздно здесь объяснить их. Нам теперь привычным и гордым кажется слово «СССР» (звуковое) или же денежно-солидным (зрительное) – «СШ»; первое, оно возникло после лабораторных опытов футуристов…
Ранее были слова «т. е.», «м. г.» или же «Н» (слово-буква), «эн» с перечеркнутой единожды перекладиной – исторической иероглиф, вмещающий сокращенно такую массу… И декабристов, и травлю А. С. Пушкина…
Я не пишу здесь исследования, но предлагаю для слов, подобных «СССР», характеризующий процесс их возникновения термин – алфавитационное слово. Алфавитация словес; русский язык нужно компактировать… Титловать… сокращать… усекать.
Когда смотришь книгу, напечатанную по-фински, так и видишь, что пульс жизни в стране озер медленный и люди в долгие зимние вечера лениво артикулируют, не спеша языком дыхание, свое…
Крученых, сам того не зная, создал первое стихотворение на принципе инициализации словес.
Он поставил местами только заглавные инициальные звуки слов. Инициализация словес – великий принцип, теперь вовсю использованный в СССР.
ВИЛ – Владимир Ильич Ленин.
НЭП[8] – Новая экономическая программа.
НРОННБ – Наши равнины огромны – нам нужна быстрота…
«„Дыр Бул щол“ – Дырой будет у родное лицо счастливых олухов» (сказано пророчески о всей буржуазии дворянской русской, задолго до революции, и потому так визжали дамы на поэзо-концертах, и так запало в душу просвещенным стихотворение Крученых «Дырбулщол», ибо чуяли пророчество себе произнесенное).
Осенью в 1909 году в Одессе Вл. Издебский открыл свой «Салон».
Виктор Владимирович будет исследован до конца. О нем только начинают писать, а далее будут писать ниагарно. Я о Хлебникове написал паром дыхания своего в воздухе, на барабанных перепонках десятков тысяч слушателей на лекциях своих, в 33 городах России целые устные томы. Я проповедал В. В. Хлебникова. Первым напечатал его в книгах.
О Велимире Хлебникове Вася Каменский ранее других узнал, привел на Лицейскую к Елене Генриховне Гуро.
И Велимир Хлебников проявился. Туманно, обольстительно, «как облак тощий», «как просветленный бог», над рощами, березовым духом полными.
Каменноостровский проспект, и Витя Хлебников с нами («братья» и Вася), шагающий, это была весна капельная; на Петербургской стороне. Хлебников шествие это вешнее наше воспел в своих стихах. Всегда загадочно прекрасных, легендарно созданных не для низких, а высших умов, ищущих совершенства…
– Где они, эти стихи…
– Отосланы в Казань…
Здесь хочу о Велимире лишь наиболее яркое сказать…
В. В. Хлебников непрерывно писал. Он был великим графоманом… Он был обуреваем потоком слов. Истекал строками… Каждый толчок извне в нем заставлял взлетать целые стаи мыслей с нервных ветвей и стволов его великого всеобъемлющего сознания…
Брат Николай, учившись в СПб. университете вместе с Мандельштамом, автором «Камня», рассказывал: В. В. Хлебников слушал сразу на 3 факультетах и сдавал зачеты… Но вскоре, похоже, около двух с половиной лет спустя, Витя постепенно к «науке» университетской охладел, ибо наука – это только то, что знают другие о вещах и явлениях, о времени и пространстве и их комбинациях… Не будет парадоксом, что наука индивидуальна, ибо полна гипотез, и приходящие позже опровергают («дополняют» – до уничтожения) бывших ранее. В. В. Хлебников ушел в «свою Науку».
Здесь, в С. Штатах, пресса шумела от «открытия» проф. Чижевского (солнечные пятна и их роль в судьбах истории)… Но ведь Велимир Хлебников открыл все это еще восемнадцать лет назад… Читайте его «Ключ истории», там взятое Чижевским число 11 повторяется в каждой строке.
Виктор Владимирович любил судорожно перелистывать всевозможные, только что вышедшие журналы, отыскивая там свои сочинения…
– Витя… но ведь не посылал их туда, почему же ты ищешь…
– Гм… да я… Я… заббыл…, – бормочет В. В. Хлебников, делая смазь всеобщую лицу своему, ероша волосы смущенно правой красной, застенчивой рукой…
Летом 1910 года Хлебников гостил у нас в Чернянке графа А. Мордвинова, и в то же время к нам приезжал Михаил Федорович Ларионов…
Сезоном 1910–1911 гг. я оканчиваю в одну зиму Одесское художественное училище. Здесь началась связь с Мюнхеном: «Голубой всадник», и с Василием Васильевичем Кандинским.
Осенью в 1911 году поступаю в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (нынешний ВХУтемас).
Учусь упорно живописи 3 сезона (три учебных года), и меня за «проповедь футуризма» вначале оставляют на 3-й сезон, чего никогда ранее не было, а потом весной 1914 года исключают… За чтение лекций и декламацию стихов. Пресса всей России отметила этот инцидент.