Фрагменты прошлого — страница 13 из 47

У меня перед глазами все расплывается, Макс расплывается. По щекам бегут горячие слезы, и я отвожу взгляд, злясь на себя за них.

– Это не твоя комната. Здесь нет твоих вещей. Убирайся отсюда.

Я выталкиваю его, выпихиваю из комнаты на лестницу, и он снова просит меня о чем-то, обхватив ладонями за плечи и медленно пятясь.

– Это мое, – наконец регистрирует его слова мозг.

– Что твое? – Уж точно не эта комната. Уж точно не эти вещи. Уж точно не оставшиеся здесь воспоминания.

– То, что я ищу. Не Калеба. А мое.

Я неверяще мотаю головой. Какие вещи здесь могли принадлежать ему? Рубашки, которые я не стала разглядывать? Школьные записи, которые сунула в коробку?

– Что ты ищешь, Макс?

Он не сразу отвечает. Смотрит через плечо. На его шее дергается кадык.

– Деньги, – говорит он, не глядя мне в глаза. Так тихо, что я неосознанно наклоняюсь к нему – убедиться, правильно ли расслышала.

– Здесь нет денег, – качаю я головой. Я осмотрела ящики стола и карманы брошенных на полу джинсов. Бумажник исчез вместе с Калебом. – Если ты одолжил ему деньги, то, скорее всего, они были при нем. Похоже, тебе придется простить ему долг, ведь отдать его он тебе не сможет.

Мне представляется соленая вода и подводные течения, песок и океан – бесконечные просторы, неизмеримые глубины.

– Я не одалживал их ему, – говорит Макс.

Недоуменно моргаю. Это как? Макс почему-то не хочет ничего пояснять.

– Какую сумму ты ищешь? – тихо спрашиваю я, давая ему возможность не ответить, якобы не расслышав моего вопроса.

– Шесть сотен баксов, – отвечает Макс. – И еще девять.

– Ты думаешь, он взял у тебя без спроса шестьсот долларов? – Раз он не хочет произносить этого вслух, я произнесу это за него.

– Я не знаю.

– Когда?

– Давно. За несколько недель до несчастного случая.

– Ты думаешь, он взял у тебя без спроса шестьсот долларов…

– Шестьсот девять, – поправляет меня Макс.

– Шестьсот девять долларов, – послушно повторяю я, – но ты его об этом не спросил?

– Я не был уверен. Ну, то есть я практически уверен, что это он. Только он там был. Только он знал, где я их держу.

Предположение Макса абсурдно по множеству причин. Калеб не нуждался в чужих деньгах. Как я узнала позже, он мог позволить себе учиться в частной школе, потому что отец оставил ему по завещанию счет в банке. Управлял этим банковским счетом адвокат, но деньги принадлежали Калебу, и помимо крупных сумм на такие вещи, как оплата обучения в школе, он получал еще и ежемесячные выплаты. В отличие от Макса ему не нужно было беспокоиться о том, потянет ли он обучение в университете. Ему не нужны были ни стипендия, ни работа. Однако все это не важно. Важно другое.

– Калеб никогда бы ничего у тебя не украл. Он – твой лучший друг.

Макс прищуривается.

– А лучшие друзья никогда ничего друг у друга не берут, да?

Мои щеки вспыхивают. Зло пройдя мимо меня, он бросается на поиск денег, обыскивает полки, коробки. Пинает мусорную корзину, роется в пустых упаковках из-под еды, сдвигает оставшиеся вешалки. Он носится по комнате вихрем. Ураганом. Мне видится, как он разносит на части весь дом.

– Перестань! – кричу я, глядя на то, во что он превращает комнату.

Но Макс меня не слышит. Или не хочет слышать. Он шарит пальцами под матрасом. Потом с громким стуком вовсе спихивает его. Останавливается и медленно поворачивается ко мне. Должно быть, я снова закричала. Я крепко зажмуриваюсь, заткнув уши ладонями. Голова разрывается от рева. Макс мягко отнимает мои ладони от ушей. Его губы шепчут: «Мне очень жаль». И ему действительно жаль, как и мне. Он притягивает меня к своей груди, и я обнимаю его. Крепко-крепко, до боли, прижимаю к себе.

– Мне очень жаль, Джесса, – повторяет Макс еще раз.

Его грудная клетка тихонько сотрясается. Он плачет. Макс оставляет меня одну в комнате Калеба. Оцепеневшую. Неподвижную. Опустив голову, пересекает газон. Он проходит прямо мимо Ив и Мии, которые не замечают его. Макс даже не утруждает себя, чтобы открыть калитку. Просто перепрыгивает через забор и бежит. Не останавливаясь.

Пустой вентилятор

Я не сразу осознаю, что шум на улице стих. И что в комнате стало страшно неуютно. Не только из-за устроенного тут беспорядка, выплеснутой злости и еще не выветрившегося адреналина. В ней стало холоднее. Я ощущаю это, несмотря на тяжелое дыхание и учащенно бьющееся сердце. Затем я понимаю, в чем дело, и мне чудится, будто о себе дал знать наблюдающий за происходящим призрак: не горит свет, не работает вентилятор, под письменным столом не светится красным выключатель на стабилизаторе напряжения. В наступившей тишине отражается и разносится эхом по дому тиканье настенных часов.

Стоя у окна, я ощущаю просачивающийся сквозь трещины в раме холодный воздух. Я прикладываю ладонь к подоконнику, в том месте, где в щели между деревом и стеной висят тоненькие нити паутинки. Такое чувство, словно в комнату проникают струйки дыма и постепенно заполняют весь дом. Как-то раз со мной уже случалось подобное – все звуки воспринимались ярче, отчетливее, ближе. Меня накрывают испытанные тогда чувства, и пол уходит из-под ног. Кажется, стены смыкаются, ковер идет волнами и пахнет затхлостью, пылью и вытащенными на свет вещами, которые когда-то были упрятаны и позабыты.

Закрыв глаза, я представляю стоящего рядом Калеба – в этой комнате без света, без отопления, без электричества. Слышу эхо его вздоха. Ощущаю проникающий сквозь уплотнитель стекла холодок. Чувствую прошедшего мимо Калеба и тянусь за ним в темноте, но хватаю пальцами пустоту.

* * *

Это было в конце ноября, почти год назад. Пятничным вечером. Мы пошли в кино с Максом, Софи, Хейли и ее временным бойфрендом по имени Чарлз, роман с которым был настолько мимолетным, что я о нем чуть не забыла. Возможно, он на одном-единственном свидании и закончился. В Чарлзе не было ничего примечательного. Он Хейли совершенно не подходил. При нашей кратковременной встрече мне представилось, как бедный парень будет поглощен Хейли, просто стоя рядышком с ней.

Я рассказывала об этом Калебу, когда мы поднимались по ступенькам на крыльцо его дома.

– Поглощен? – переспросил он, вставив ключ в замочную скважину.

– Ну, ее аурой, – пояснила я.

– Неужели у Хейли есть аура? – Калеб прислонил ладонь к двери.

– Ага. – Я потерла плечи и, чтобы рассмешить его, добавила: – Оранжевая. Давай побыстрее, а? – Я дрожала и ежилась, жаждая попасть в благословенное тепло. Через полтора часа я должна была вернуться домой, а мы ценили каждую свободную минуту. Наши отношения перешли на ту стадию, когда невозможно надышаться друг другом. Мы урывали по паре минут между уроками, он усаживал меня себе на колени в столовой, и я соскальзывала с них лишь после недовольного кивка учителя. Мы не могли отлепиться друг от друга все десять минут до тренировок.

Хейли, глядя на нас, забавно морщилась, высовывала язык и изображала рвотный позыв. «Верни мою подружку, – шутила она, махая передо мной рукой с воображаемой волшебной палочкой. – Прочь, заклятие. Она слишком много улыбается. Это уже просто за гранью приличия». Переступив порог дома, Калеб сразу остановился, словно каким-то шестым чувством понял: что-то не так.

– Есть здесь кто? – спросил он в пустоту.

Его мамы и Шона не должно было быть дома, а сестра ночевала в гостях. Калеб щелкнул выключателем, но свет не включился. Я споткнулась обо что-то – возможно, о ножку столика в прихожей. Во тьме казалось, все стоит не на своих местах. Щелкнув по другому выключателю, Калеб выругался.

– Да вы шутите, блин? – проворчал он себе под нос.

В кромешной темноте я неожиданно ощутила тепло его кожи – Калеб на секунду сплел наши пальцы, и меня как током ударило.

– Жди здесь, – сказал он. И ушел.

Я слышала, как он вышел через заднюю дверь. По-видимому, направился в гараж. Секунды шли за секундами. Обнаженной кожи касалось прохладное дуновение воздуха, будто в доме находилось что-то живое.

– Джесса? – позвал Калеб будто издалека, хотя находился в соседней комнате и нас разделяла одна стена.

– Я здесь.

– Я попытался перезапустить электропитание. Не получилось. Электропроводка у нас фиговая, поэтому при перегрузке такое случается.

Ко мне двигался пучок света – светившийся в темноте мобильный. Калеб схватил меня за руку и потянул за собой наверх, освещая ступеньки фонариком на телефоне. Войдя в комнату, прижал мобильный к уху, и я услышала в тишине раздающиеся из трубки гудки. Казалось, холод усиливался с каждой проходящей минутой, и по рукам и спине бежали мурашки.

Сработала голосовая почта матери Калеба. Сама она не ответила.

– Если ты не в курсе, электричество вырубилось, – сказал Калеб в трубку и нажал на отбой.

Все, что я слышала, – его дыхание, глубокое и тяжелое от еле сдерживаемой злости. Это не помешало мне придвинуться к нему.

– Может, стоит позвонить в электроэнергетическую компанию? – спросила я.

Он некоторое время молчал, и я сдвинула в сторону шторку на окне, пуская в комнату лунный свет. Калеб сел на край постели и, опустив лицо в ладони, ответил:

– Это не поможет. Нам отключили электричество, потому что мама с Шоном не оплатили счета.

Я попыталась уложить в голове полученную информацию. Калеб учится в нашей частой школе. Купил новую экипировку для лакросса. Планирует поехать зимой на лыжную базу. Никто из моих знакомых не купается в деньгах, но насущные вещи они в состоянии оплатить.

– Но… – Что бы я ни сказала – все не то. – Ты же учишься в нашей школе…

Калеб вздохнул. Обнял меня за талию, притянул к себе и уткнулся лбом в мой живот.

– Мой отец умер, когда я был маленьким. Он оставил на мое имя банковский счет. Я получаю ежемесячные выплаты, но пока не управляю этим счетом и не могу по желанию снимать с него деньги.

– Ого! – Получается, у него есть деньги, а у его мамы и отчима – нет.