Машина Макса – единственная на стоянке двенадцатиклассников. Ее двигатель еще заведен, в зимнем воздухе белеют облачка выхлопных газов. Пересекая стоянку одиннадцатиклассников, я зябко тру ладони. Прежде чем открыть пассажирскую дверцу, предупреждающе стучу. Я всегда обожала машину Макса. Он приобрел ее в конце прошлого года. Подержанную, с фабричными чехлами на сиденьях. В старых машинах есть особая прелесть. Можно вообразить целую историю про людей, когда-то сидевших на этих сиденьях; представить, какими они были. В ней ощущаешь: ее хорошенько объездили.
– Ее заездили, – рассмеялся Макс, когда я поделилась с ним этими соображениями. – Но она на ходу. Большую часть дней.
Сейчас я чувствую тепло, идущее из вентиляционных отверстий, за пластиком слышится громкое дребезжание. Макс крутит регулятор громкости радио, пока не раздается щелчок. Он не смотрит на меня. Его рука дрожит – не знаю, от холода ли.
– Калеб знал, – начинает он. Я напрягаюсь, и Макс, покачав головой, начинает снова: – Он знал о моих чувствах к тебе. Вот и все.
– О твоих чувствах ко мне… – повторяю я, осмысливая услышанное.
– Он понял это, поскольку ты предложила мне заняться бегом, и я согласился. Понял по тому происшествию в Нью-Йорке. Понял, поскольку я всегда спрашивал, идешь ли ты с нами.
Макс облизывает губы, и мой взгляд скользит к его рту.
– Поэтому я тогда не особо обращал внимание на то, чем занят Калеб, прости. Я не могу ответить на твои вопросы. Я пытался сохранить дружбу с ним – понимающим, что мне нравится его девушка. Я мог отрицать это сколько угодно, но он слишком хорошо меня знал. Пытаясь скрыть от него свои чувства к тебе, я не замечал того, что происходит с ним. – Макс с силой сжимает руль, так что костяшки пальцев белеют. – Я не знаю, куда он ехал. Не знаю, с кем он общался. Не знаю, зачем он пришел в тот день на забег и почему потом ушел. – Он поворачивается ко мне и широко раскрытыми глазами всматривается в мое лицо. – Калеб отдалился от меня, но я думал, что это связано со мной. Прости.
Я смотрю на сидящего передо мной Макса. Под его карими глазами залегли тени. Темные волосы взлохмачены, словно он вновь и вновь нервно ворошил их рукой. На накачанных руках при каждом движении играют мускулы. Губы приоткрыты, взгляд скользит по моему лицу. Я пытаюсь уложить в голове его слова. Вспоминаю, как он оттолкнул меня, равнодушно обращался ко мне, как в тот последний вечер заехал за мной и в течение нескольких часов возил меня по округе.
– Макс, – произношу я.
– Я знаю, – отвечает он. – Знаю.
Вот что мы оба знаем: мы навсегда и неразрывно привязаны к Калебу. Между нами прочерчена линия, которую нельзя пересечь: у него дома, в школе, даже в этой машине. Мы сидим тут тайком, чтобы никто нас не увидел и не начались пересуды. Мне вспоминаются слова Калеба: «Я знаю». Что он знал или думал, что знает? Может, просто блефовал?
– Но он сказал это мне, – говорю я. – Мне. Не тебе.
Макс опускает голову. Он не хочет произносить того, о чем думает, того, о чем мы оба думаем. Что если Калеб видел чувства Макса ко мне, то, должно быть, видел и мои чувства к Максу. Внезапно я вижу нас со стороны – такими, какими видел нас в тот день Калеб на забеге. Мы смеялись перед тем как выстроиться на старте. Говорят, Калеб разозлился. Я вижу, как он уезжает, и дворники метут по стеклу, смывая потоки воды. Как он заезжает на мост, с которого мы втроем прыгали, на котором он обещал не дать мне утонуть, а Макс держал меня, пока я не упала. Я чувствую, как он перестал управлять машиной из-за потери сцепления с дорожным покрытием. Чувствую, как машину несет на заграждения, сила притяжения берет свое, металл скрежещет и из каждой щели течет вода…
Я ощущаю ладонь Макса на своем плече. Он окликает меня, и я слышу свое собственное оглушительное дыхание.
– Повторяю, ты ни в чем не виновата, Джесса. Это я виноват.
Я устала от чувства вины, и с меня достаточно громких фраз и слов. Как мне доверять ему, когда я столько всего узнаю о человеке, которого когда-то любила?
На стоянку въезжает машина, и я знаю: мне пора уходить. Но мой взгляд приклеился к пластиковому улыбающемуся личику на приборной панели машины Макса – фигурке с качающейся головой. Кажется, она стоит здесь вечно. Я смотрю на счастливую болтающуюся мордашку, и на меня обрушиваются воспоминания о том ужасном вечере.
Улыбающаяся мордашка
В тот день в сентябре, после забега и дождя, я была в душе, когда позвонил Макс. Я услышала звонок, входя в спальню. Затем увидела на экране его имя. Я несколько секунд держала мобильный в руке, решая, ответить на звонок или нет. После того вечера с Сатурном мы с Максом вели себя очень осторожно, не забывая о границах дозволенного. В отсутствие Калеба общались только на тренировках, где вокруг всегда были люди. В сообщениях задавали только конкретные вопросы, вроде: «Во сколько отходит на состязания автобус?» И не звонили друг другу.
Наконец я решилась и ответила:
– Алло?
– Пожалуйста, скажи мне, что Калеб с тобой, – приглушенно попросил Макс.
Я растерянно оглядела комнату. С чего это Максу нужно, чтобы Калеб был со мной? С чего такое отчаяние в голосе?
– Нет, Калеба со мной нет. – Я в замешательстве свела брови.
Макс не ответил.
– Макс? – Мы потеряли связь?
Секунда молчания, затем:
– Джесса… – полузадушенно выдавил он, и я опустилась на край постели.
– Что случилось, Макс? Что?!
В ушах бешено стучал пульс.
– Они думают, что машина Калеба свалилась с моста.
Из моих легких разом вышел весь воздух.
– Думают?
Макс нес какую-то бессмыслицу. Я недавно видела Калеба. Недавно. И потом, думать не значит знать. Можно только предполагать. Я тоже могу всякое предположить.
– Они ведь не уверены? Скорее всего, он поехал куда-то перекусить. Или заехал к кому-нибудь из друзей.
Он может быть где угодно.
– Заграждения нет, – ответил Макс. – Калеб пропал.
Я неверяще мотала головой. Этому есть другое объяснение. У Калеба моя цепочка с кулоном. Я попросила его подержать их. В последний раз я его видела у стартовой линии на забеге.
– Я сейчас за тобой заеду, – прошептал Макс.
Одевшись, я сбежала по лестнице вниз. Лихорадочно пробормотала родителям какие-то оправдания по поводу позднего отъезда и выскочила на крыльцо ждать Макса. Родители слишком растерялись для возражений. Наверное, почувствовали: на нас надвигается что-то неминуемое.
Я думала, Макс заедет за мной, чтобы я как-то помогла в поисках, чтобы мы вместе додумались, где же на самом деле может быть Калеб, и вздохнули с облегчением. Но он приехал не за этим. Вернувшись к себе, Макс увидел перед домом Калеба полицейские автомобили и столпившихся в дверях мужчин в форме. Он, не останавливаясь, проехал мимо. И так как он не знал, куда ехать, мы просто колесили по дорогам.
Спустя какое-то время я сосредоточила все свое внимание на качающейся фигурке. Она стояла на приборной панели прямо передо мной и неустанно болтала головенкой. Простая и обычная вещь. Мы катались и катались, час за часом. Пока не зазвонил лежавший в чашкодержателе мобильный. Макс припарковался, чтобы ответить на звонок, и я услышала, что ему сказали с той стороны трубки. Он крепко зажмурился. Макс возил меня с собой, чтобы мы не в одиночестве услышали убийственные слова. Поймав мой взгляд на качающейся фигурке, он сказал:
– Это его вещь, ты знала?
– Нет.
– Калеб выиграл ее в одном из торговых автоматов, которые понатыкали на тротуары. Посчитал ее нелепой безделушкой и прилепил сюда по дороге домой. Сказал, она вписывается в декор моего авто.
Я тихо рассмеялась. Мы частенько дразнили Макса из-за его машины.
– Но он был прав, – улыбнулся Макс. – Это действительно так.
Я столько времени смотрела на качающуюся игрушку, пытаясь отвлечься от мыслей о Калебе, но, оказывается, даже она была связана с ним.
Полдень вторника
После уроков я еду к Калебу домой. На звонок никто не отвечает. Машина Ив стоит на подъездной дорожке, и, подождав немного, я пробую повернуть дверную ручку. Она поддается, и дверь от мягкого нажатия со скрипом открывается.
– Есть кто дома? – спрашиваю я, и мой голос эхом отскакивает от стен. Я заглядываю в коридор. Со стен сняты картины и фотографии. С пола убраны коврики: там, где они лежали, остались квадратные пятна – дерево там темнее, чем во всем остальном коридоре. – Ив?
Школьный автобус Мии подъедет не раньше чем через час. Я ушла с последнего урока и, как и обещала Ив, приехала пораньше. Стоя на пороге, достаю мобильный и ищу в контактах номер, который внесла в него Ив. Отправляю ей сообщение: «Я здесь».
Где-то в доме – со стороны кухни – пиликает телефон. Ив нигде нет. Я снова окликаю ее. Не вижу, где ее мобильный. Но, проходя по дому, замечаю, что дверь в ее спальню закрыта. Я посылаю ей еще одно сообщение: «Входная дверь не заперта». На этот раз пиликанье раздается ближе. Оно доносится из-за закрытой двери, ведущей в гараж. Я прижимаюсь к ней ухом и слышу, как что-то передвигают по полу. И только я тянусь к дверной ручке, как на мой мобильный приходит ответ: «Поднимайся наверх. Я скоро приду».
Дверь в комнату Мии на втором этаже открыта, и пол в ней выглядит точно таким, каким я видела его в последний раз. Как будто вещи здесь застыли во времени.
Я переступаю порог комнаты, и мне открывается вид на стоящий рядом с кроватью стол. Он завален книгами, карандашами и цветными мелками. А затем глаз улавливает темно-синюю кромку, и я стремительно пересекаю комнату.
Под открытым альбомом для рисования лежит очечник Калеба. Я не собиралась искать сегодня его очки, и вот они здесь, в моей руке. Последняя частичка Калеба, которая, как мне казалось, прольет свет на то, куда он мог направляться. А очки все это время лежали тут, в комнате Мии. Мне приходится посмотреть правде в глаза. Возможно, я вижу лишь то, что хочу видеть. Возможно, Калеб никуда больше не направлялся. Возможно, его мама права, и он приехал поговорить со мной, разозлился, потерял управление над машиной и утонул. И все произошло именно так, как считают остальные.