На пляже он снял мокрые, облепленные песком кроссовки. Перевернул и вылил из них воду.
– Говорила же тебе, Калеб, – передразнила я его. – Сними кроссовки.
Макс лежал на песке, греясь на солнышке. На берегу появились другие бегуны.
– Пожалуйста, скажите мне, что вы взяли с собой воду, – взмолился он. – Пожалуйста! Я к такому был не готов. Кажется, я помираю.
Макс лежал без рубашки, и пробегающая мимо девушка впилась в него взглядом. Он с усмешкой вскинул руку, и я хлопнула его по ладони, чтобы он ее опустил.
– Напитки в машине, развратник.
В машине Калеб открыл багажник, и парни взяли из моего кулера по изотоническому напитку.
– Ребята, вам надо заняться бегом по пересеченной местности. Вместе со мной. Ты, Калеб, просто молниеносен. И благодаря бегу вы оба останетесь в хорошей физической форме.
– Ты не сказала, что я тоже молниеносен, – заметил Макс.
– Я сказала, что ты останешься в хорошей физической форме, – широко улыбнулась я. – Соглашайтесь. Это прикольно.
– Наш забег не был прикольным, – проворчал Макс.
– Уверяю тебя, чуть позже ты будешь чувствовать себя потрясно.
– Почему-то я в этом сомневаюсь.
– Вы оба только что без подготовки зарядили пять миль. Эта пробежка была тяжелее большинства наших тренировок. Ну соглашайся, Макс! Я видела тебя в тренажерке. Ты же хочешь поддержать форму до следующего бейсбольного сезона. Я видела тебя на беговой дорожке.
Макс уставился на меня, сделал долгий глоток и смахнул с глаз влажные волосы. Я затаила дыхание в ожидании его ответа.
– Ладно, – сказал он. – Согласен.
Мы повернулись к Калебу, который не сводил взгляда с Макса. Посмотрев на меня, Калеб глубоко вздохнул и ответил:
– Прости, Джесса. Это не для меня.
Потом он снова перевел взгляд на Макса. Последовало неловкое молчание. Меня охватило странное и непонятное чувство. Подумалось: что происходит?
– Вперед, Макс, – наконец прервал молчание Калеб. – Мы уже тебя заждались.
Макс отдал ему бутылку с водой и забрался на капот машины. Потом залез на крышу, раскинул в стороны руки и громогласно запел: «Скажи, видишь ли ты…»[6]
Кроссовки безнадежно испорчены водой и песком. Мне жаль выбрасывать их, но кто их теперь такие наденет? Я предупреждала Калеба. Просила его снять их. Но в этом весь Калеб: не любил, когда ему указывали, что делать. Даже если советы давала я.
Подписанные обувные коробки
На верхней полке стоит целая башня из обувных коробок. Черно-оранжевых, с миниатюрными изображениями бутсов, кроссовок, ботинок. Под размер ноги Калеба. Помню, как в середине прошлого учебного года Мия сказала брату в кухне:
– Мне нужна коробка для диорамы.
– Возьми ее из башни.
Мия испуганно вытаращила глаза и замотала головой. Калеб ухмыльнулся.
– Там не водится монстров.
– Но я слышу их, – ответила Мия.
Калеб устало вздохнул, а секунду спустя взлетел по лестнице наверх и вернулся с пустой обувной коробкой.
– У тебя есть башня из коробок? – спросила я.
– Есть. Сначала я держал в коробках обувь, потом стал оставлять коробки для всяких проектов и вещей. Оглянуться не успел, а у меня уже целая башня из коробок в шкафу.
– Обычно такая история с кошками приключается. Заводишь одну, вторую, третью…
Первые несколько коробок пустые, какими я их и помню. Но потом я слышу, как что-то бряцает в одной из нижних коробок. Я достаю ее и открываю. Она доверху забита деталями из конструктора лего. Я улыбаюсь, представляя себе маленького Калеба, сидящего в этой комнате на ковре и строящего городок или космический корабль. Некоторые детали все еще соединены: какие-то полубашни и полуроботы – не разобрать.
Я вдруг замечаю на коробке букву «Л». Другие коробки тоже подписаны. Я достаю и открываю их одну задругой. В них лежат старые статуэтки, коллекционные предметы, бейсбольные карточки. Коробки подписаны маркером, одной буквой. «Л» – лего, «Б» – бейсбольные карточки, «Ф»… Фигурки? Это статуэтки людей в движении. Среди них игрушечные фигурки солдатиков.
Я слышу, как Ив возвращается в дом и Мия разговаривает с ней внизу. Надеюсь, она не расскажет про то, что обнаружила меня в своей комнате. Затаив дыхание, жду шаги на лестнице, но голоса смолкают, и дом вновь погружается в тишину. Почти в самом низу стоит коробка с буквой «О». Она перетянута резинкой, и на секунду меня охватывает страх: вот они – вещи, связанные с бывшей или новой девушкой, которые Калеб от меня скрывал. Но первое, что я вижу, открыв коробку – фотографию мальчика и мужчины. В руках у них удочки. Они стоят по колено в реке. Я машинально переворачиваю снимок. На оборотной стороне сделана еле различимая карандашная подпись: «Делавэр-Уотер-Гэп»?
На снимке отец Калеба. Сейчас, по прошествии времени, это легко заметить. В глаза сразу бросается сходство между повзрослевшим Калебом и его отцом – таким, каким тот был десять лет назад. Фотографии разделяет где-то пятнадцать лет, но Калеб вырос за это время, а его отец на снимке за эти же годы не изменился. Они словно встретились посередине. У Калеба такое же телосложение, как у отца. Такие же волосы. Я и сама поняла, что он пошел в папу. Ив темноволосая и хрупкая, с зелеными глазами и бледной кожей, как и Мия.
Деталей на снимке не разобрать. Но я представляю, как мужчина с фото поворачивается лицом к камере, и вижу, каким бы Калеб стал постарше – каким я его никогда не увижу, но каким он однажды существовал в другой жизни. Мне приходит мысль: возможно, именно для этого мы пошли в поход? По следам отцовской жизни? По местам, которые они когда-то посещали вдвоем?
Я убираю фотографию посмотреть, что под ней, и нахожу еще несколько снимков. На всех Калеб с отцом. И ни на одном нет Ив. На оборотной стороне фотографий написаны года (после каждой даты стоит вопросительный знак) и слова «дом», «задний двор», «лето», «зима». На одном фото Калеб с отцом моют старый черный автомобиль. За ними – угол дома, дальше – деревья. Не тот ли это дом, возле которого мы останавливались по дороге на игру Джулиана и Макса? В руках у маленького Калеба на снимке шланг, у его папы – губка. Они оба в плавках. Калеб направил шланг на отца, и тот, смеясь, загородился рукой.
Я закрываю коробку крышкой. У меня дрожат пальцы. Я собираюсь поступить, как Калеб. Собрать в коробку оставленное им, чтобы рассказать историю о любимом мной человеке. И эта коробка однажды тоже окажется в шкафу.
Не знаю, что делать с найденным. Если фотографии когда-то принадлежали Ив, то Калеб забрал их у нее по какой-то причине. Он пытался что-то выяснить – то, о чем мама бы ему не рассказала. Если бы он спросил: «Где был сделан этот снимок?», она бы, естественно, ответила ему. Но разговор об отце был запретной темой. Интересно, не развелись ли его родители до несчастного случая? Мне этого никогда не узнать. Я не сую нос в дела, которые мне все равно не понять, и не хотела наводить Калеба на размышления о прошлом. Все, что мне известно: отец Калеба погиб в автокатастрофе, когда Калебу было пять лет, через несколько лет его мама встретила Шона и вышла за него замуж. Мия родилась, когда Калебу исполнилось девять, и их семья переехала сюда прямо перед тем, как он пошел в среднюю школу. Это я знала о Калебе еще до нашей встречи. А потом позволяла ему показывать мне то, что он хотел показать, и видела только то, что хотела видеть.
Я мысленно собираю собственную коробку, подписанную буквой «К» – Калеб. Сначала – мои с ним фотографии. Затем – ракушка. А теперь я держу в руках снимки, буквально взывающие к тому, что им место рядом с моими фотографиями. Я закрываю коробку и засовываю ее под кровать. Дождусь подходящего момента, когда Ив уйдет из дома или будет чем-то занята, и унесу их к себе домой. Прислушиваюсь: не течет ли за стенами вода? Но слышу лишь тишину и тиканье дедушкиных часов.
Фонарик
Поднявшись, тянусь к верхней полке шкафа. Ощупываю ее, проверяя, не оставила ли чего. Там лежат галстуки на любой вкус и цвет, щитки на голени – возможно, футбольные, хотя не припомню, чтобы Калеб играл в футбол. Какой-то предмет, попав под руку, откатывается в сторону. Нащупав его снова, обхватываю пальцами что-то резиновое.
Я достаю черно-красный фонарик с выключателем на основании. Пробежавшись по нему пальцами, щелкаю выключателем и свечу фонариком в углы комнаты. И тут же ощущаю Калеба позади себя, слышу его шепот, чувствую прохладу вечернего воздуха. «Выключи его», – просит Калеб. Это произошло где-то в середине марта. Калеб поругался с Шоном, и тот запретил ему покидать дом. Но Калеб заявил, что Шон не имеет права на подобные запреты.
– Ты мне не отец, – сказал он.
Мы вернулись из школы и, бросив ключи на столик в прихожей, почти дошли до лестницы, когда из кухни вышел Шон. Калеб не ожидал увидеть его дома. А Шон, похоже, не ожидал увидеть нас.
– Ты вроде должен заниматься в библиотеке, – приподнял бровь Шон.
– А ты вроде должен быть на работе, – отозвался в тон ему Калеб.
– Ясное дело. Значит, вот чем ты занимаешься? Говоришь нам, что занят, чтобы мы отвезли Мию к няням, а сам приводишь сюда свою девчонку? Ты лжешь нам и Мие, чтобы покувыркаться тут с ней?
Я вздрогнула и напряглась, готовая дать отпор.
– Эй!
Однако меня опередил Калеб, шагнув вперед.
– Мы вернулись за учебниками, Шон.
– Ну да, конечно.
Он прошел мимо Калеба, задев его плечом, и схватил со стола ключи от его машины.
– Почему ты не на работе, Шон? – спросил Калеб, не собираясь отступать.
– Уходи, – велел мне Шон через плечо Калеба.
Но мне некуда было идти. Я приехала сюда на машине Калеба. Мелькнула мысль пойти к Максу. Постучать в его дверь и сказать: «Меня выкинул из дома отчим Калеба». Затем мелькнула мысль позвонить Джулиану или родителям.