Но я не понимаю ее. Совсем не понимаю.
– Что он искал? – тихо спрашиваю я.
– Не знаю, – пожимает плечами Эшлин. – Папа говорит, с этими счетами все очень непросто. Адвокаты, которые ими управляют, решают, когда получатель может самостоятельно распоряжаться своими деньгами. Я думала, Калеб в теме и просто хочет проверить детали. Это были обычные для таких случаев документы. Попечительство до двадцати пяти лет. И тому подобное.
– До двадцати пяти лет?
Эшлин морщится.
– Ну, это не так уж и плохо. Папа говорит, некоторые получают доступ к счету гораздо позже.
Калеб ждал своего восемнадцатилетия как манны небесной. Думал после него изменить свою жизнь. И все же вряд ли он из-за этого взбесился и решил провернуть аферу.
Эшлин берет меня за руку ее дыхание пахнет мятой.
– Пожалуйста, не говори никому об этом, – умоляет она.
Я представляю, как Калеб с улыбкой наклоняется к ней, как его окутывает ее аромат. Рука Эшлин дрожит.
– Папа убьет меня, – печально говорит она. – Дело было так. В прошлом мае Калеб приезжал в нашу школу и заранее попросил меня встретиться с ним. Сказал, что у него возникли кое-какие вопросы, но он не хочет, чтобы об этом знал мой отец. Спросил, смогу ли я сделать копию документов или хотя бы сфотографировать их. Сначала я согласилась, а потом перетрусила. Встретившись с Калебом, сказала ему, что у меня ничего не вышло. Тогда он снова позвонил мне в начале нового учебного года. В первые же выходные. Спросил, можно ли ему заскочить ко мне. Я подумала, что, может быть, вы расстались и он хочет увидеться со мной, но, приехав, Калеб попросил показать ему документы, касающиеся его банковского счета. Я уверена, ему показывали их его бабушка с дедушкой, и сочла это ерундой, о которой необязательно знать папе.
Она близка к тому, чтобы расплакаться, и мне не хочется видеть ее слез. Ей жаль себя, а не Калеба, а чувства вины мне и так хватает с лихвой. Чужого только не хватало. Однако кое-что в ее объяснениях цепляет меня.
– Документы, наверное, показывали не бабушка с дедушкой, а его отец? – почти шепотом, из уважения к мертвым, спрашиваю я.
Пересилив слезы, Эшлин качает головой.
– Нет, бабушка с дедушкой. Это они открыли счет на его имя.
– Ты ошибаешься. У него есть банковский счет, но он от отца.
– Да нет же, – громко возражает Эшлин, выпрямляя спину. Похоже, она из тех людей, которые во всем любят быть правыми. – В том-то и дело. Деньги перешли не его отцу. А сразу ему.
– Это как?
– Не знаю, как. Знаю только, что его отцу они не достались.
– Его отец умер, – говорю я. Представляю висящий в шкафу костюм. Доставшийся ему по наследству канцелярский нож. Спрятанные на полке в коробке фотографии. То, чего ему так не хватало в жизни, то, в чем он доверился мне.
Эшлин шмыгает носом.
– Его отец не умер. Поэтому мой папа и управляет банковским счетом Калеба.
Мы с Максом в молчании возвращаемся на стоянку. Я в размышлениях застываю у машины, и он кладет ладонь на мое плечо. Даты совпадают. Вот где пропадал Калеб в те выходные, когда ездил в университет к Террансу. Во всяком случае, какое-то время. Он приехал к Эшлин и попросил ее показать ему документы. Что он в них увидел? Что подтолкнуло его к последующим действиям? И есть еще кое-что, от чего мне сильно не по себе. Я отыскала ответы на свои вопросы, но найденному не рада. Пришло осознание: Калеб лгал мне с самого начала. То мгновение, когда он рассказал мне о своем отце, уткнувшись лбом в мой живот, – мгновение, когда я почувствовала с ним невероятную близость, – было сплошной ложью. И я влюбилась в того Калеба, которого не существовало. В ненастоящего Калеба. Наверное, бывали мгновения, когда правда лежала почти на поверхности, стоило только протянуть к ней руку, и Калеб заглядывал мне в глаза, но не видел в них понимания.
На полдороге к дому звонит мобильный. На экране высвечивается имя «Ив». Я принимаю звонок, и голос на другом конце трубки вызывает несколько другие ощущения, чем раньше.
– Джесса? – спрашивает Ив.
– Да?
– Возникла какая-то проблема?
Мелькает шальная мысль, что она знает, где я. Знает, что я принесу ей проблемы.
Слыша в ответ молчание, она продолжает:
– Ты вроде бы должна была прийти после уроков.
Смотрю на часы: и правда, я должна была прийти к ней час назад. Перевожу взгляд на Макса. Он качает головой. Похоже, Ив не видела мою машину, стоящую у его дома.
– Да, простите. Я припозднилась. Буду через полчаса. – Мне нужно то, что есть в этой комнате. Нужно обыскать ее сверху донизу, поскольку больше от Калеба ничего не осталось.
После очередного десятиминутного молчания, я спрашиваю у Макса:
– Это правда? Про его отца?
Его ладони напрягаются на руле.
– Мне он тоже сказал, что его отец умер. Эшлин может ошибаться.
– Угу, – соглашаюсь я, но сердце у меня не на месте. Чем больше я узнаю, тем больше понимаю, как мало знаю. Тем менее уверенной становлюсь в отношении всего, касающегося Калеба. Этот человек знал меня лучше, чем кто-либо другой, а я не знала о нем ничего.
Я ощущаю растерянность и отстраненность. Смотрю на Макса и думаю: а он на самом деле какой? Мы паркуемся перед домом Макса. Мне нужно пересесть в свою машину. Только бы Ив не видела ее здесь. Не хочу, чтобы она знала, что все это время я была с Максом. Я отмахиваюсь от этой мысли: такая вероятность слишком мала.
– Я тоже собираюсь туда зайти, – говорит Макс. – Не хочу, чтобы ты оставалась с ней наедине.
– Макс…
– Я не спрашиваю твоего разрешения, Джесса.
– И что ты собираешься делать?
– Пока еще не решил. Доверься мне, ладно?
После долгой паузы, во время которой он пристально смотрит на меня, ожидая ответа, я медленно киваю.
– Хорошо.
Мне очень хочется положиться на Макса, но я чувствую в его словах недосказанность. Калеб тенью стоит рядом с нами. Он столько всего скрывал, и я столько всего не понимала.
Я объезжаю квартал и останавливаюсь возле узенького дома Ив. Смотрю на него, пытаясь разглядеть призрак Калеба. Его мама ждет меня и открывает дверь, опережая мой стук.
– Где ты была, Джесса? – спрашивает она.
– В школе.
– Неужели?
В ее глазах странное выражение. Она видела мою машину у дома Макса? Скорее всего, да. Но я уже связана по рукам и ногам своей ложью, поэтому и придерживаюсь ее. Я что-то упускаю из виду. И это что-то может касаться любого. Я никому не доверяю и не хочу сболтнуть лишнего. Такое чувство, будто я иду по туго натянутому канату. Радует одно: вопросы отпадают один за другим.
– Ты почти закончила сборы, – замечает Ив.
– Да.
– За сегодня ведь управишься со всем?
Я напряженно киваю. Вот она, моя последняя возможность разобраться в случившемся, прежде чем все связанное с Калебом исчезнет навсегда.
Рюкзак со сломанной молнией
Первое, что я вижу, поднявшись наверх, – прислоненный к стене рюкзак Калеба. Его зеленое одеяло. Затем – Мию. Она сидит на его кровати и смотрит на меня так, словно я оторвала ее от какого-то занятия. Я тихо прикрываю за собой дверь, чтобы нас не было слышно.
– Мия, – шепотом обращаюсь я к девочке.
– Ты снова здесь, – отвечает она.
– Твоя мама просила меня собрать его вещи. Просила помочь ей. – Я сажусь рядом с ней, но она смотрит в сторону.
– Он и правда не возвращается, – говорит Мия. – Мама была права.
Сначала я молчу, неуверенная в том, правильно ли ее поняла. Потом мне приходит в голову, что она говорит о Шоне. Может, ей что-нибудь известно? Я спрашиваю еще тише:
– Мия, а что случилось с твоим папой?
– Он ушел. – Она отрешенно смотрит в незанавешенное окно.
– Я знаю. Но из-за чего?
– Они с Калебом поругались.
– Ты была здесь?
– Да. – Мия поворачивается ко мне лицом. – Это ведь из-за тебя. Они ругались все чаще и чаще. Калеб постоянно придумывал отговорки, постоянно торопился к тебе. «Мне нужно быть на забеге Джессы, – передразнивает она Калеба. – Я должен помочь подготовить вечеринку для брата Джессы».
– Подожди, что? Он так и сказал?
– Да. Твой брат тогда окончил школу. И Калеб весь день провел с тобой, вместо того чтобы приглядеть за мной и дать родителям отдохнуть.
– Он не… – Я обрываю себя. Не хватало еще спорить с девятилетним ребенком. Но Калеб не провел со мной весь день. Наоборот, он практически не присутствовал на вечеринке.
Мне вспоминается список его текущих дел, который я нашла на прикроватной тумбочке, и записанная в нем дата: двадцать второе. Я решила, что Калеб оставил себе напоминание о вечеринке Джулиана, но, может, я ошибалась. И в тот последний день он отказался сидеть с сестрой под предлогом, что идет на мой забег. Возможно, именно поэтому Калеб не рассказал матери про наш разрыв. Возможно, он использовал мое имя в качестве оправданий. Так куда же он каждый раз отправлялся?
– Мия. – Я наклоняюсь к ней, но в ту же секунду ее зовет Ив.
Девочка поспешно бежит к двери и вниз по лестнице. Я остаюсь одна. Меня слегка потряхивает. В комнате почти не осталось вещей. Только одеяло. Простыни. Прислоненный к стене рюкзак. Помнится, когда Макс искал в нем деньги, там мало что лежало: какие-то тетради, листы, ручка без колпачка.
Учебников в нем не было. Не было их и на полках в шкафу, и на столе, и в его шкафчике. Калеб вообще покупал их в этом году? Рюкзак темно-зеленый, с множеством карманов. Макс в ярости перевернул его и вытряс на пол все содержимое.
На самом дне завалялся карандаш – Калеб засовывал его за ухо или, сосредоточившись на чем-то, закусывал зубами. Смятый и позабытый тест с обведенным красным кружком баллом «девяносто один». В боковом кармане лежит ученический пропуск Калеба с той же самой фотографией, которую повесили над петицией возле столовой. Мы все в начале года фотографировались для своих пропусков и на снимках из-за настроек принтера и белого фона были похожи на бледные привидения. Но Калеб на фото выглядит живым.