Вечер среды
Собравшись до дома, сразу звоню Максу и говорю ему о том, что Ив следила за мной. Что я нашла в мусорной корзине блокнот, в котором записаны все мои передвижения, каждый мой шаг. Сначала он ничего не отвечает. Решил, что я спятила? Я уже и сама не уверена, не схожу ли с ума. Наконец Макс говорит:
– Она же должна знать? Должна знать, что случилось с Шоном. У нее были его карманные часы.
А теперь они у меня. О боже! Я вытаскиваю их из верхнего ящика, и металлическая цепочка тихо звякает в тишине. Зачем она оставила их себе, если это улика, сокрытое доказательство? А теперь они сокрыты в моей спальне. Отнесу их в полицию, решаю я. Поеду в полицейский участок. Сделаю вид, будто ничего не знаю. Протяну им часы в полиэтиленовом пакете и скажу, что нашла их, собирая вещи в комнате Калеба. Умою руки.
Однако затем приходят мысли о Калебе. Что мне на самом деле о нем известно? Что мне от него нужно? По меньшей мере правда. Мне необходимо знать ее, прежде чем я влезу в это дело. Если Калеб сбежал, мне нужно знать почему. Из-за Шона или чего-то другого? Если его мама следила за мной, мне нужно понять, для чего.
Я всю ночь разглядываю фотографии, пытаясь посмотреть на события под разными углами и найти в них смысл. Ввожу имя Калеба в поисковую строку браузера, но нахожу лишь запись о его похоронах и упоминание о нем в местной газете как о жертве ливневого паводка. Имя отца Калеба мне неизвестно. Он мне его никогда не называл. Судя по инициалам на канцелярском ноже, имя дедушки Калеба начиналось на «Д». Неужели это все, что я знаю, и больше ничего о Калебе Эверсе разузнать не смогу?
Я набиваю фамилию Калеба и имя Ив. Фамилию Калеба и несчастный случай. Фамилию Калеба и некролог. Но у него слишком распространенная фамилия, и мои поиски тщетны. Можно было бы спросить имя отца Калеба у Ив, но я ей больше не доверяю. Она заставляет меня нервничать, всегда наблюдает за мной, всегда следит. Она вызывает у меня желание запереть двери и умолять родителей остаться со мной дома. Но я не могу этого сделать.
На секунду меня охватывает ощущение, будто Калеб снова в опасности. В машине, на краю моста, уносимый беснующимся потоком. Я представляю себя на дороге, зовущей его. «Беги! – кричит он. – Беги, пока можешь». Я представляю Калеба на пороге его комнаты, изгоняющего меня из своей жизни. Его слова резки и непреклонны. Уходи. Не оглядывайся. Цепочка с кулоном в кармане его джинсов, брошенных на полу, оставленных позади. «Пожалуйста, подержи ее. Пожалуйста, сбереги».
И тут я понимаю, что должна сделать.
Часть втораяПазл
Утро четверга
Звенит будильник, но я и так не спала всю ночь. Папа ушел на работу еще до рассвета. К этому времени я уже бросила попытки уснуть.
– Мне нездоровится, – говорю я маме в кухне.
Она допивает из кружки апельсиновый сок. Мне даже не нужно притворяться больной. Меня подташнивает, и выгляжу я, судя по отражению в окне, как бледная моль. Мама кладет ладонь мне на лоб.
– Записать тебя на прием к врачу?
Я качаю головой.
– Похоже, у меня расстройство желудка. – Расстройство у меня от предательства. Лжи. Собственных заблуждений.
Мама переводит взгляд с меня на часы, словно раздумывая, не остаться ли дома со мной. Я, затаив дыхание, жду. К моему облегчению, она закидывает на плечо сумочку и берет ключи.
– Позвони, если тебе что-нибудь понадобится, хорошо?
Я киваю, и она застывает в дверях, будто почувствовав что-то. Но в конце концов решает не давить на меня, машет мне на прощание рукой и закрывает за собой входную дверь. Я тут же ее запираю.
Калеб все-таки кое-что мне оставил. Разделил со мной воспоминание. Показал дом, в котором вырос. Если бы у меня был адрес, я бы порылась в открытых источниках и разузнала, кто владел этим домом, когда Калеб был маленьким. А я едва помню название города.
Приходится лезть в электронную карту и вспоминать, где проходила игра Макса. Названия городов кажутся одинаково незнакомыми. Помню, там была платная дорога. А потом мы свернули с пути. Наверное, я смогу найти этот дом, если воспроизведу наш маршрут, воображая сидящего рядом Калеба.
По-быстрому приняв душ, чтобы проснуться, направляюсь к машине. На подъездной дорожке встречаюсь с идущим навстречу Максом. Он встает как вкопанный.
– Тебя не было в школе.
Макс пришел за мной, как я пришла за ним. Я бросаю взгляд на дорогу – убедиться, что за мной не следит Ив. Макс оглядывает мою сумку и ключи в руке.
– Куда собралась?
– Отыскать дом, в котором рос Калеб. Он возил меня туда один раз. По дороге на одну из твоих игр. Там произошел какой-то несчастный случай. Пожар, может быть. Если я узнаю адрес, то смогу узнать и нужные мне имена, а потом – ответы на свои вопросы.
Макс не приближается ко мне. Его слова преодолевают расстояние между нами.
– Составить тебе компанию? – спрашивает он.
– Мне бы не помешала помощь с маршрутом. Я толком не знаю, куда еду.
– Что это была за игра?
– Из серии плей-офф. Ваши противники были в черной форме. Вы обошли их на одно очко. Ты еще сделал хоум-ран[7].
Макс приподнимает бровь, и мне вспоминается наш последний разговор о бейсболе: в метро, где я сказала ему, что больше не слежу за играми. Ну да, слегка покривила душой.
– Я помню ее, – с улыбкой говорит Макс. – И знаю дорогу.
Мы едем по нужному шоссе, и я начинаю рыться в сумочке в поисках мелочи. Достаю монеты одновременно с тем, как Макс видит предупреждающий знак.
– Черт, платная дорога.
У меня прямо дежавю. Губы сами собой расплываются в улыбке. Я протягиваю Максу мелочь.
– Ну, это-то я запомнила.
К сожалению, это последнее, что я помню хорошо. Помню, как мы ушли с шоссе возле ромбовидного знака, и поэтому мы с Максом несколько раз поворачиваем не туда, возвращаемся на главную дорогу и едем дальше, ища нужный съезд.
– Тут! – восклицаю я, когда мы проезжаем мимо кукурузного поля и густеющего леса. – Сворачивай направо.
После этого я направляю Макса по наитию, по запомнившимся ощущениям, что местность становилась все менее населенной, оставленной и заброшенной. Вот та самая проселочная дорога, я уверена в этом. По моей указке Макс сворачивает на нее, и я вижу дом – отчетливее, чем в прошлый раз.
Покосившийся над крыльцом карниз. Опаленные, расщепленные по краям ступени. Трава, словно выжженная солнцем. Заколоченные окна и заросшая подъездная дорожка без почтового ящика, на котором был бы указан адрес.
Я иду в дом, словно во сне. Цифр, когда-то прибитых к адресной дощечке у двери, нет. Но они оставили отпечаток – он светлее остального дерева, потемневшего от времени. Семьсот тридцать четыре. Начало положено. Макс открывает электронную карту и читает название улицы:
– Брайер-Рок-роуд.
Тернисто-каменная дорога. Подходящее название. Его будто дали ей после всего случившегося здесь. Я толкаю дверь и становлюсь на том месте, где стояла с Калебом несколько месяцев назад. Но за это время я изменилась и поэтому решительно направляюсь к лестнице на второй этаж.
– Джесса, – зовет меня от входной двери Макс.
– Калеб был наверху, а я – нет. Мне нужно все увидеть самой.
Ступени скрипят и проседают под моим весом. Выдержат ли меня? Упираясь ладонями в стены с остатками цветочных обоев, дохожу до второго этажа. Передо мной темный коридор без дверей и половина обгоревшей стены. Наверху две комнаты в разных концах коридора. И ванная посередине, впереди меня. Дом пострадал не только от пожара, но и от дождя. В первой комнате я нахожу предметы мебели – обгоревшей, разбухшей от воды, испорченной. Остов кровати, полуразвалившийся комод. В комнате на другом конце коридора кое-где на обугленных обоях проглядывает синий цвет. Здесь остался каркас от лошадки-качалки и от детской кроватки.
Я представляю, как Калеб смотрит в комнату, стоя на этом же самом месте. Что он видел? Что понял? Мне пока недоступно. Неожиданно я ощущаю позади себя человека.
– Ух ты, – говорит Макс. – Ничего себе тут все запущено.
Я неопределенно хмыкаю. На что смотрел Калеб? Что искал? Я снова осматриваю комнату, пытаясь увидеть ее его глазами. Он сказал, что не знает, что здесь случилось. Сказал, что его отец мертв. Ложь, кругом ложь. И все же он привез меня сюда. Зачем? Непонятно. Он и сближался со мной, и держал меня на расстоянии.
– Ты это слышала? – спрашивает Макс.
Нет. А потом – звук шагов на крыльце. Из горла так и рвется: Калеб! Только это не Калеб. Я знаю его поступь, размах шагов. Это не он. Не он. Мы с Максом оба задерживаем дыхание. Звук шагов смолкает, но мы по-прежнему боимся вздохнуть. В отдалении слышится урчание заведенного двигателя, затем машина уезжает.
Я стремглав бегу вниз, за работающим двигателем, словно могу поймать призрака. На полпути к машине меня догоняет Макс.
– Ты видела, кто это? – спрашивает он, тяжело дыша.
Я мотаю головой, уставившись на дорогу.
– Здесь кто-то был, – шепчу я. – Говорила же, за мной следит Ив.
– Я не видел, чтобы за нами следовала машина.
– Это не значит, что я не права.
– Ив не видела, как мы уехали. Вряд ли это она.
Меня не оставляет в покое мысль о слежке Ив. Я не понимаю, что ей от меня нужно. Зачем она следила за тем, куда я иду и с кем говорю, и все это записывала? Даже Хейли села на хвост. И почему она перестала это делать? Мне вспоминается, как она попросила мой мобильный – посмотреть, с кем я переписываюсь. Словно хотела подловить меня на чем-то. Только я не знаю, на чем. Я не знаю, что такого совершила.
Мы возвращаемся к машине. Утро кажется жутковато тихим. Я привыкла жить недалеко от океана и временами слышать в отдалении крики чаек. Здесь стоит мертвая тишина. Холодно, поэтому нет ни стрекотанья насекомых, ни чириканья птиц. Лишь ветер шелестит листвой и раскачивает ветви деревьев – словно мир тихонько вздыхает. Заведя мотор, мы ждем, не вернется ли кто-нибудь. Через какое-то время Макс трогается с места, и мы уезжаем. По молчаливому согласию придерживаемся проселочных дорог. Я беспрестанно бросаю взгляды в зеркала. Ничего. Никого.