– А мне ПЛЕВАТЬ! – гаркнул Евгений с перекошенным от озлобленности лицом. Все в Артеме (поведение, поза, мимика, голос, глаза) выдавало страх перед ним – а он считывал это в оппонентах безошибочно, – и, физически немного расслабившись, Женя злорадно ухмыльнулся. – Страшно, да? Теперь уже не такой смелый? Ничего, в будущем сотню раз подумаешь, прежде чем так вот обращаться со мной. Если, конечно, не сдохнешь прямо сейчас.
Медленно двинувшись на Артема, подросток демонстративно вращал лезвием ножа перед его лицом.
Артему ничего не оставалось, кроме как опасливо отступать, сознавая, что теперь любое резкое, неверное движение может стать для него фатальным. Где-то вдалеке завыла сирена скорой помощи, разрезая тишину ночного воздуха, – должно быть, на каком-то участке одной из ближайших улиц ее движение замедлили автомобили, управляемые усталыми, полусонными водителями. Артем задался вопросом: неужели скорая направляется к ним? И следом же ответил на него: нет, это абсурдно. Наверняка неподалеку всего-навсего скончалась какая-нибудь старушка. Так что же ему теперь делать? Пятиться до самой входной двери и выбежать из квартиры? На Катину помощь, должно быть, можно было не рассчитывать, однако он мог бы и самостоятельно барабанить в двери соседских квартир. Или, может, юркнуть в одну из комнат, изнутри запереться на замок и ждать, когда одичавший Женя придет в себя? Тоже не вариант: тот озвереет еще сильнее и выломает дверь. А если просто продолжить заговаривать ему зубы?
– Да не будь ты идиотом! Это Лена во всем виновата! Неужели ты поверишь в то, будто Катя по своей воле залезла бы ко мне в постель? Она же…
– Неузели ты поверись!… – визгливо, коверкая слова, передразнил его Евгений. – «Она же» – что? Грязная шлюха! Может, поэтому ее и хотел избить бывший? Ох и ЗРЯ я тогда заступился! А мне, сука, рассказывала сказки, какой ее бывший – абьюзер и тиран.
В сердцах выкрикнув «МРАЗЬ!», Евгений взмахнул ножом по широкой дуге: лезвие жгучей тонкой полосой оставило след на подбородке Артема – и клинок отскочил от стены, вдобавок попортив обои. В момент страх раненого подростка оказался перекрыт нахлынувшей яростью, и, выругавшись, он наугад ткнул осколком в тело друга. Тот, от неожиданности попятившись назад, опустил голову, чтобы оценить последствия принятого колотого удара в плечо. На вид – не так все страшно, однако уже где-то через секунду начавшая обильно вытекать струйка крови вызвала у него неподдельное беспокойство. Что-то пробурчав, он поднял на Артема безумный взгляд и пролепетал:
– Ты… какого хера делаешь? Ты… зачем так?
И вот его физиономию уже искажало бешенство. Полностью оказавшись во власти чувств и эмоций, Евгений, не думая о последствиях, быстрым и коротким движением ответно всадил острие клинка в плечо ровесника. Все, что успел сделать Артем, – отрывисто и шумно втянуть воздух – и следом получил очередной удар, но уже в грудь. И еще один удар – левее буквально на пару сантиметров. А тот и не думал останавливаться; напротив, в эти секунды он был одержим одной-единственной целью: изничтожить того, кто его предал, кто надругался над его чувствами и посмел выставить перед другими болваном, которого можно высмеять, когда вздумается. Еще шестидесятая доля минуты – и клинок под некрутым углом вспорол глазное яблоко Артема до самого зрительного нерва, попутно повредив кожу, мышцу и скуловую кость. Завопив и машинально зажмурившись, подросток вслепую взмахнул рукой и почувствовал краткое соприкосновение стеклянного осколка с плотью друга. Без единой паузы он повторил движение, но уже в обратном направлении, чтобы остаться уверенным: Женя не отделается пустяковой царапиной. Ребро осколка встретило сопротивление о какую-то твердую выпуклость – должно быть, носовую перегородку, – и траектория невидимой линии резко надломилась и сократилась, отчего стекло порезало Артему ладонь, и он его выронил.
Ничего не видя вокруг (один его глаз травмирован, второй – не прекращаясь слезоточит), Артем, быстро и глубоко дыша, инстинктивно закрывая руками грудь и голову, медленно шагал назад, на ходу разворачиваясь к оппоненту спиной в ожидании новой атаки. Мысленно распрощался с жизнью – и множество кадров, являющих собой ключевые события (даже те, о которых он, как ему казалось, давно позабыл) за большую часть лет его существования, длинной пленкой пронеслись по самой поверхности памяти. Он подготовился к болезненным колющим ударам в спину. Он ждал, что для него вот-вот все закончится. Он ждал…
Но ударов не последовало. Он слышал за спиной какое-то мельтешение; что-то нетяжелое упало на пол (нож?); уже из кухни Женя то выдавливал из себя какие-то страдальческие звуки, то бормотал нечто бессвязное, то, как слышалось Артему, поливал его грязью. Однако, видимо, ничего предпринимать больше не намеревался или же попросту не считал нужным спешить. Неужели, получив ответную, пришел в себя? Как бы то ни было, Артем, пользуясь случаем, заковылял дальше по коридору, в надежде достигнуть одну единственно в эти минуты важную цель: покинуть собственное жилье и позвонить в полицию. За спиной, в кухне, что-то громыхнуло: что-то тяжелое свалилось на стол, наверное, чуть не опрокинув его, следом – на пол. Разум подсказывал Артему, что не стоит оглядываться, а лучше продолжать двигаться вперед, потому что позади в любом случае его не будет ждать ничего хорошего.
И все же он вынужденно остановился, когда случайно надавил ладонью на веко, закрывающее травмированный глаз, и на щеку вытекла какая-то густая жидкость. Оторвав руку от лица, подросток уцелевшим оком взглянул на ладонь. И хотя Артем догадывался, какое зрелище его поджидает, он не был готов к такому. Как и не был бы готов любой среднестатистический подросток на его месте, что привык к мирной жизни. «Так вот как выглядит глазное яблоко изнутри?» – подумалось ему. Сразу же после этого воображение подбросило Артему гротескную картину: задрав голову и пальцами раздвинув веки, он переливает жижицу из ладони обратно в глазницу. И, не успел он сделать и шагу, как сознание покинуло его.
Очнувшись, Артем прижал руку к больному плечу, второй схватился за голову: очевидно, здорово приложился, когда упал, но как так получилось – припомнить не мог. Последняя картинка из памяти: он стоит и рассматривает жидкую массу на ладони – и вот уже валяется на полу, а что было между – словно вырезано монтажером.
Разлепив веки одного глаза, он, с гудящей головой, поднимался с пола. Вокруг левого глаза засыхала плотная корка крови, а рана под ней болезненно пульсировала; на участке пола, где покоилась голова Артема, осталась подсыхающая маленькая лужица, о содержимом которой ему тошно было думать. Ощущая слабость во всем теле, опершись рукой о стену, он осматривал окружающее его пространство и не мог сообразить, где находится.
Место, как подумалось подростку, совершенно точно не было его квартирой. Все вокруг, все несущие конструкции – голый бетон. Хотя геометрически помещение воспринималось как родное: вот коридор, с одной стороны ведущий в маленькую прихожую, с другой – в кухню; по одной боковой стене – две двери в комнаты, по противоположной – двери в ванную и туалет. Но вот что странно: ни входной двери, ни окон не было – только голые бетонные стены. Абсолютно все предметы интерьера – и те невесть куда подевались. И всю квартиру равномерно освещал огненно-оранжевый свет, но что служило источником освещения, Артем не мог понять, потому что не обнаружил ни единого светильника, ни выключателя. На кухонном полу он увидел лужицы, следы и разводы крови, что, в отличие от всего остального (не считая своей собственной крови в коридоре), вполне вписывалось в логику здравого смысла и совпадало с его (свежими?) воспоминаниями. Зато осколки стекла, даже самые мельчайшие, будто бы испарились, причем вместе с разлитым вареньем.
Разумеется, подросток не мог не озадачиться и тем фактом, что его друга (или все-таки уже недруга?) Евгения ни в кухне, ни в коридоре не оказалось, хотя он безошибочно помнил, как незадолго до отключки услышал за спиной грохот и тяжелое приглушенное «шмяк» об линолеум, что, по его мнению, если уж быть честным с собой до конца, могло означать только одно: свалился плашмя не только он. Но если тела нет, получается, что Женя выжил? Или его кто-то вынес? А куда, если выхода из квартиры – и Артем, вспомнив об этом, не на шутку занервничал – теперь не было? Тут же ему пришла в голову мысль: быть может, это и не его квартира вовсе, а какого-то из соседей? Планировка очень схожа, но входная дверь может быть расположена в дальнем конце второй по счету от кухни комнаты.
Глупо? Так и есть – в чем Артем и убедился, прощупывая по кругу все четыре стены помещения. И только ему в голову пришла совсем уж малоправдоподобная идея, что его могли всего-навсего разыграть, перевезя внутрь помещения своеобразного квеста, расположенного где-то в ближайшей от их жилого дома местности, предварительно договорившись с руководством, как он увидел Евгения: тот в спальне стоял лицом к стене, в которую должны были быть врезаны окна.
«Получается, с ним все в порядке», – подумал подросток, однако облегчения не испытал, ведь перед ним стоял тот, кто лишил его глаза, лишил возможности видеть и воспринимать мир как прежде, по сути, на всю жизнь оставив уродливым инвалидом. Приближаться к нему он, разумеется, не торопился, ибо что у такого на уме – одному дьяволу известно. Или, может, дьяволу известно намного больше, чем мог себе вообразить Артем? В любом случае он посчитал необходимым прежде окликнуть Евгения и быть готовым к продолжению кровавой потасовки. Правда, на этот раз защищаться ему будет нечем.
– Жень? – позвал он друга и был неприятно удивлен писклявости собственного голоса. Неужели он до такой степени напуган? Приказав себе немедленно успокоиться, он что есть силы сдавил дверную ручку, внушая себе, что это он управляет эмоциями, а не эмоции – им. – Жень! Ты… в порядке?
Евгений словно не слышал, что к нему обращаются, молча продолжал смотреть в стену и даже не шелохнулся ни на сантиметр. Намеренно игнорировал? Или стоя уснул? А может, страдает лунатизмом? Внутренний голос Артема с коварной усмешкой подметил, что ему представился самый что ни на есть подходящий и удобный случай для отмщения за лишение глаза. Он отбросил сомнительную идею и прогнал голос прочь. Однако не подойти к Евгению не мог – как минимум по той причине, что хотел бы выслушать (если только он не набросится) его соображения касательно престранных изменений внутри квартиры.