– А ты, случаем, в последнее время никому не переходила дорогу?
Лиза подняла виноватый взгляд на нее, тут же ощутив, как в подмышках выступил пот. Искоса и Максим зыркнул ей в глаза (чего она, сидя сбоку, не заметила). По всему выходило, что друг друга они поняли. Но прежде чем девушка успела ответить – если она вообще собиралась отвечать, – в зале вдруг стало малость темнее.
– Свеча погасла, – сказала Наташа, смотря на ту, которая была установлена ближе остальных к выходу в прихожую, – именно с той стороны лица и затылки подростков слегка затемнились. От фитилька еще взвивалась к потолку полупризрачная струйка дыма, которую воздух одолел в считанные мгновения. Все остальные свечи продолжали выполнять свою задачу. – Как будто кто-то незаметно проскользнул в зал и случайно задул ее, – прошептала девушка, и от сказанного ей самой же стало не по себе. – Нужно ее заново зажечь.
Максим кивнул, уперся пятернями в пол, лениво поднялся, подошел к свече и, воспользовавшись зажигалкой, вернул ее к жизни. Посмотрел и на те остальные, которые удавалось выхватить взглядом в полутьме, подумал, что пока что их можно не менять. Оглянулся вокруг еще раз, только уже затем, чтобы проверить, не притаился ли в зале или на лестнице посторонний (отчего-то слова Наташи показались ему несущими в себе здравый смысл, хотя внешне он старался не выказывать испуга). Потом молча вышел в прихожую.
– Эй! Ты куда? – настороженно окликнула его Валерия.
– Сейчас вернусь.
Пропал из виду он ненадолго, где-то на полминуты, и как раз в тот момент, когда Валерия хотела было подняться на ноги и пойти за ним, из прихожей донеслись приближающиеся к залу шаги. То был Максим. Он как ни в чем не бывало возвратился к семерке одногодок и вновь замкнул круг.
– Ты зачем выходил? – поинтересовалась его девушка.
– Проверил, не проник ли кто в дом. Все в порядке: дверь заперта, во дворе – я выглянул через приоткрытую дверь, но потом обратно закрыл ее – никого нет, в прихожей пусто.
– А с чего ты вообще взял, что кто-то мог зайти? – недоумевала Валерия.
– Ну-у… – По-глупому улыбнувшись, он стрельнул взглядом по Наташе, похоже, внутренне признавая нелепость своего поступка. Однако выкрутиться ему удалось без труда. – Всякое бывает. Лучше подстраховаться. Все-таки дом не арендный, пра́ва на пребывание этой ночью в нем за нами не закреплено.
– А если бы в прихожей кто-то да притаился, что тогда? – не унималась девушка.
Максим потупился в пол и пожал плечами.
– Ладно. – Лера вскинула брови, но больше ничего не сказала.
– А сколько сейчас времени? – некстати поинтересовалась Наташа, не додумавшись обратиться к смартфону.
Сделав это за нее (естественно, воспользовавшись собственным гаджетом), Антон ответил:
– Почти без двадцати два.
– Понятно, – сказала девушка и тут же спросила себя: и что ей это дало? Вероятно, мозг, которому до полного протрезвления требовались еще часы, но уже освободившийся от пелены этаноловой эйфории, протестовал против веселья вдали от дома в столь поздний час. Но протест этот так и угаснет где-то далеко за уровнем сознания.
– Кстати! – Антон поднял указательный палец. – Мой черед.
– В смысле, хочешь поделиться страшилкой? – подал голос Игнатий.
– Да.
Хлопнув в ладони и потирая ими, Арсений выразил довольство:
– Отлично! Я уже тащусь. Еще одна страшилка – и я буду шугаться собственной тени все последующие двенадцать месяцев, вплоть до следующего Хэллоуина. А там – снова страшилки и очередной год ночного сна с включенным ночником, потом еще один год, потом еще…
Марина по-доброму заулыбалась, поскольку разделяла с ним удовольствие от такого времяпровождения, но вынуждена была признать:
– Ты преувеличиваешь.
– Это почему же? Ничуть!
– Хотя бы потому, что в следующем году мы вряд ли вот так соберемся все вместе под крышей заброшки.
Арсений тут же поник, хотя и не разглядел в этом очевидном факте трагедии, но все же воспринял услышанное примерно с той же тоской, с какой после просмотренного душещипательного мультфильма ребенок слышит от взрослого: «В жизни никогда не будет так же, как в сказках». Поэтому только и выдавил из себя:
– А…
Антон нетерпеливо напомнил о себе:
– Ладно уж, давайте я начну, пока Ночь Кошмаров не превратилась в Ночь Соплежуйства.
Марина хихикнула. Арсений в своей манере гоготнул на весь дом, и сидящая слева от него Лиза, вздрогнув, покосилась на того, состроив недовольную гримасу.
– На самом деле мне кое-что известно об этом доме, – начал Антон, стараясь заинтриговать слушателей с самого начала. – Не хотел вам рассказывать, когда мы пришли сюда, чтобы лишний раз не пугать. Мало ли, передумали бы здесь отрываться, пришлось бы развернуться обратно, – и что тогда? Но, как говорится, сама судьба уготовила вам столкнуться со страшной правдой. Может, это дом захотел, чтобы вы, Макс с Лерой, организовали эту игру? В любом случае, сейчас все узнаете. Попрошу только не спрашивать меня по ходу моего рассказа, откуда я знаю те или иные подробности. Поверьте, источник надежный. И я надеюсь, вы не будете против, если я буду рассказывать как бы… как же это… – Антон склонил голову, потирая брови, силясь что-то вспомнить. Просветлел, щелкнул средним и большим пальцами. – Во! От третьего лица. Буду рассказывать от третьего лица, потому что это будет пересказом услышанного. Но, повторяюсь, услышанным от надежного источника. – Он прочистил горло. Когда убедился, что все готовы внимательно слушать его, начал. – Это, как мне сказали, произошло в июне две тысячи третьего года, мы с вами тогда были еще совсем молокососами. С конца девяностых годов здесь жила семья из трех человек: мужчина, женщина и их дочь, которой весной того же две тысячи третьего года исполнилось всего тринадцать. И да, они действительно были богатенькими, хотя изначально дом принадлежал не им. И вот, значит, прекрасным солнечным воскресным июньским утром – и погода отличная, и на работу не нужно – мужчина, как обычно, проснулся раньше остальных и вышел на крыльцо, чтобы насладиться сигаретой-другой. Раскурив первую, он осматривал двор, и что-то ему показалось подозрительным. Он не спеша делал затяжку за затяжкой, и по мере того, как сигарета укорачивалась в пальцах, его волнение, напротив, возрастало. Докурив, он выбросил окурок в траву, и в этот момент до него дошло, что же было не так. «Кис-кис-кис», – позвал он кота, который всегда – всегда – по утрам подбегал к хозяевам, стоило им открыть входную дверь, а нередко заранее ожидал на крыльце, уже, видимо, давно выучив, в какое время это должно случиться. Не дождавшись питомца на улице, вернулся в дом и продолжил звать полушепотом, чтобы не разбудить жену и ребенка. Однако и в доме кот не отзывался. Вдруг его внимание привлекла едва приоткрытая дверь в одну из комнат – та самая, между прочим, которую мы сегодня выломали. Он продолжал звать кота, уже открывая эту дверь, но в миг заткнулся, как будто прикусил язык или что-то не по воле своей проглотил, и чуть не свалился с ног от представшего перед его глазами зрелища: прямо напротив кот был подвешен за задние лапы веревкой к карнизу, а под ним – лужа крови на подоконнике и ниже, на радиаторе, обоях, на полу. На подушке же, лежащей поверх заправленной постели, лежала отрезанная голова бедного животного, его безжизненный взгляд был устремлен прямо на своего хозяина. – Антон сглотнул, осмотрел ребят. Лица одних выражали отвращение, других – бесстрастность и даже восторг. – Как я уже сказал, информацию мне предоставил надежный источник. Я видел фотографии того, что осталось от кота. Эта его перекошенная мордочка, шматки мяса вокруг затылка… фу-у, я потом два дня не мог нормально есть. Так вот, дальше… Мужик, придя в себя, побежал на второй этаж, попутно выкрикивая имена жены и дочери. Взбежав наверх, распахнул дверь в спальню, где спали женщина с девочкой. И так больше ничего и не сказал. Его ноги подкосились от ужаса, он припал спиной к дверному косяку. Чтобы убедиться, что зрение его не обманывает – хоть за окном и светило солнце, из-за плотных штор внутри было довольно темно, – протянул руку к выключателю, зажег свет. Он видел, как на двуспальной кровати – может быть, кто-то из вас успел зайти в ту комнату и видел кровать, – обратился Антон к слушателям, – лежало распростертое тело жены. Ее горло было перерезано, грудная клетка и живот вспороты, а внутренности разбросаны по всей простыне, которая из снежно-белой, пропитавшись кровью, превратилась в алую, почти полностью, не считая, быть может, самих краев. Их же дочь была полностью обнаженной усажена на стул с высокой спинкой напротив столика с трюмо. Как и у кота, у нее была отрезана голова, по всему обмякшему туловищу стекала кровь, а ноги ей заботливо раздвинули пошире; на поверхности зеркала ее же кровью было выведено странное слово – и я могу произнести его неверно: «renovamen». И все же у мужика, несмотря на то потрясение, что он пережил за какие-то несколько минут, нашлись силы выметнуться из спальни и побежать в свою комнату-кабинет, чтобы со стационарного телефона позвонить в полицию. Не добежал: внезапно из спальни, откуда он вылетел, выскочила фигура в черном балахоне с накинутым на голову капюшоном. Возможно, когда хозяин дома туда заглядывал, тот прятался в шкафу, под кроватью или за шторами, поэтому остался незамеченным, к тому же мужик в те секунды вряд ли мог видеть что-то кроме растерзанных тел своих близких… ну, вы понимаете. Я думаю, его мир в те мгновения сузился до жены и дочери, так что человека в балахоне он мог не заметить, даже если бы тот просто вжался в стену в двух метрах от него. – Рассказчик прочистил горло. – Когда незваный гость выскочил, он вытянул вперед руку, в которой держал… и мужчина едва ли не ткнулся в нее носом… голову девчонки. Держал за волосы, как чертов трофей. Я видел фото, на котором запечатлели капли крови на полу в коридоре второго этажа – должно быть, той самой, которая стекала с отрезанной головы. Мужчина в панике кинулся прочь из дома, но, как только сбежал вниз по лестнице, еще одна фигура в точно таком же балахоне ударила его со спины по голове чем-то увесистым, отчего он рухнул на пол. Вроде как не отключился, но был дезориентирован, голова здорово кружилась, и, пока он вот так лежал, к ним подоспел сверху