Фрагменты сожалений — страница 59 из 63

вообще ничего не будет – ни рая, ни ада, ни скитаний призраком по родным местам, – то каков же смысл жизни?

«Наверное, она не имеет смысла с самого нашего появления на свет».

Горькие слезы разочарования и неописуемой боли катились по ее лицу. Она была опустошена.

– Все пройдет. Все будет хорошо, – тихо проговорил мужчина, стоя перед девушкой на коленях, по-отечески нежно гладя ее по макушке, оголив лезвие ножа, которым воспользовался еще в начале экзекуции. – Сладких грез тебе.

Вдавив лезвие в шею, он без особых усилий острием вогнал его в плоть примерно на полтора сантиметра пониже угла нижней челюсти, пробив насквозь яремную вену. После чего медленно поступательными движениями разреза́л горло рваной дугообразной линией, ведя нож к противоположному нижнечелюстному углу. С каждым сантиметром кожа расползалась, оголяя подкожный жир, мышцы, трахею, и кровь фонтанчиком хлестала на рукоятку ножа, на грудь девушки и землю. А жертва, закатив глаза, брыкалась и кряхтела.

Закончив, убийца опустил голову девушки и удовлетворенно слушал свист и булькание, вылетающие из глубокой открытой раны, зачарованно наблюдал за тем, как тяжело вздымалась и опускалась ее грудь в попытках наполнить легкие воздухом, за ее предсмертной агонией.

Он подумал, что теперь у нее все будет хорошо. В детстве мама часто говорила ему: «Не переживай, все у тебя будет хорошо, вот увидишь». Возможно, она желала ему добра – по-своему, недоступным для понимания львиной доли человечества способом.

И он тоже желал добра этой девочке.

Глава седьмая

Когда в восьмом часу вечера Игнатию так никто и не позвонил, он заподозрил неладное. Из всех семерых сверстников ему был известен номер только одного из них, Антона. Ему он и набрал. Тому, как оказалось, тоже никто не звонил, а номера телефонов шестерых остальных ему, как назло, также были неизвестны. И в социальных сетях никто из них не появлялся онлайн как минимум последние часа три (по всей видимости, пока что всем было не до сетей, да и Игнат с Антоном заглянули туда лишь постольку-поскольку). А наведываться к кому-нибудь домой при таком раскладе дел – не вариант.

Спустя еще минут сорок Игнатий твердо решил: необходимо поменять план действий. Антон его поддержал.

И вскоре они сидели в полицейском участке, около получаса ожидая своей очереди – как по закону подлости, перед ними были еще двое. Они просили – просили настойчиво, – чтобы их выслушали в срочном порядке, но получили жесткий отказ. Ведь, как сказал один из полицейских, не такие уж они и важные особы, чтобы ради них игнорировать других людей. Когда очередь, наконец, до них добралась, они еще две трети от времени ожидания распинались, зачем и чего ради им загорелось отрываться в заброшенном доме (который, к счастью или нет, не один год уж как ни за каким конкретным частным лицом не был закреплен), да к тому же поздней ночью, вдобавок распивая спиртные напитки. Изначально ребята хотели опустить все могущие сыграть против них самих подробности о похождениях в хэллоуинскую ночь, едва ли не на ходу насочинив белиберды, однако дотошные легавые (знающие свое дело) резво пронюхали ложь и вынудили рассказать правду.

После – оба подростка и по одному госслужащему на каждого ехали в классическом УАЗе с красно-синим проблесковым маячком на крыше (который, однако, не был задействован), держа путь к заброшке в конце Красноармейской. Все бюрократические формальности было решено оставить на потом.

Что в участке, что сейчас сидя в авто, на заднем сиденье, Игнатий то и дело проверял мобильный на предмет возможных пропущенных вызовов, новых эсэмэс или появления в сети Максима, Леры, Лизы, Наташи, Арсения или Марины. Все так же – никаких известий, никаких весточек.

– Что, никто не звонит? – спросил тот, что сидел за рулем, высокий и в хорошей форме, с точеными чертами лица и густыми бровями (одна из которых была разделена надвое вертикальным шрамом), холодным проницательным взглядом посматривая на парней в зеркало заднего обзора.

– Ага, – ответил Игнат робко, поймав в зеркале взгляд.

– А сам-то чего не… – Запнулся. – Ах, ну да, ты же говорил: не знаешь их номеров.

– Ага.

Водитель прочистил горло.

– Слушайте, парни. Вот вы говорите, что ваши друзья вернулись в дом. И до сих пор никто не выходит на связь. А они, случаем, не конфликтовали с кем-нибудь в последнее время? С кем-то, кто мог знать: в такой-то день и такое-то время они будут там, в заброшке?

Игнат с Антоном переглянулись. Первый осторожно, неуверенно помотал головой, потом, смотря в глаза водителю через зеркало заднего вида, сказал:

– Не замечал ничего такого.

– Вы уверены?

– Да, – ответил Игнатий теперь твердо, без заминки, – не хватало ему допроса и ненужного внимания к своей персоне. К тому же он и правда не знал, мог ли хотя бы один из тех четверых за последние недели или месяцы нажить себе врагов.

Наполненный подозрительностью и недоверием взгляд продолжал буравить его глаза. Игнатию подумалось: даже если таковой конфликт имел место быть и он бы знал о нём, утаить правду от легавого за баранкой ему бы всё равно не удалось.

– Интересно… – сказал мужчина, хмыкнув, наконец вернув все свое внимание на дорогу.

Дальше они ехали молча и вскоре, снизив скорость почти вдвое, свернули на узенькую Красноармейскую. Еще самую малость в пути – и за окнами мелькали последние дома. Подростки сначала не могли сообразить, в чем дело, когда увидели, как из-за деревьев к небу возвышается столб густого черного дыма, а люди прямо в домашней одежде (некоторые даже не удосужившись накинуть куртку или пальто) выходили из своих дворов и подобно зомбированным шли к тупику. Однако Антон быстро сообразил, что, по всей видимости, горит та самая заброшка, к которой они направлялись, и что-то внутри него запаниковало.

– Можно побыстрее? – обратился он к полицейскому дрогнувшим голосом. Ни с кем из четверых он не был близок, но отчего-то не на шутку беспокоился за них. Пожар – откуда он, с чего вдруг? А если с ребятами случилось что-то страшное?

– Уже подъезжаем.

УАЗ остановился на самой окраине дороги. И полицейские, и подростки выскочили из салона и ринулись к источнику дыма, на ходу слившись с кучкой любопытных лиц. Увязая в снегу почти по колено, все бежали к полосе деревьев и сквозь нее – и вот перед их глазами возникли языки полыхающего пламени, облизывающие чернеющий дом. Дым становился все гуще, снопы искр разлетались во все стороны, и чем ближе люди подходили к дому, тем отчетливее ощущали исходящие от него потоки жара.

– Кто-нибудь вызвал пожарников? – громогласно обратился полицейский со шрамом на брови к окружающим, однако ответа не получил. – Почему никто не вызвал пожарных?! – взревел он и повернулся к напарнику. – Саня, набирай МЧС! Эти, – обвел он жителей улицы жестом, – похоже, просто полюбоваться пришли. И как обычно, всем наплевать!

– Понял, – ответил тот спокойно, впервые после выхода из полицейского участка подав голос, и набрал 112.


Двое из прибывших сотрудников МЧС, обогнув дом, юркнули в подвал и почти сразу же вылезли на свет, однако не с пустыми руками, а прихватив с собой человеческое тело: один держал его за ноги, второй – за подмышки. Что-то прокричали сослуживцам, те принесли что-то вроде покрывала, накрыли тело (Игнатий с Антоном продолжали стоять напротив лицевой стороны дома, поэтому тела не увидели), и двое других тоже спустились в погреб. Быстренько подтянулась скорая. Новое тело, обезглавленное, иссушенное, вынесли на улицу и закрыли в черный мешок, в такой же мешок упаковали первое, уложили их на носилки, с трудом пронесли через сугробы, к дороге и втолкнули в карету с мигалками.

Бравые парни из МЧС далее вошли в дом с парадного входа. Через несколько долгих минут один выбежал и, сняв маску-респиратор, тяжело дыша, проглатывая окончания слов, предупредил, чтобы готовили третий мешок. Ввиду этого дополнительно задействовали второй автомобиль скорой.

– Кто там? Кто лежит на носилках? Дайте посмотреть! – голосил Игнатий, подскочив к фельдшерам, когда те проходили мимо с первым трупом. – Это может быть моя одноклассница! Дайте взглянуть!

Но те лишь что-то раздраженно пробурчали, попросили не мешать выполнять свою работу. А полицейский негрубо взял его за плечи и удержал, когда он едва не дотянулся до молнии на мешке.

Когда же фельдшеры шли уже со вторым трупом, Игнат зашагал рядом, настаивая:

– Я должен увидеть! Почему вы не позволяете мне это сделать?! А вдруг там – девушка моего друга?!

– Тебе не стоит это видеть, поверь, – невозмутимо ответил ему мужчина, коротко бросив на того взгляд сквозь запотевшие линзы очков в тонкой оправе, не замедляя шага.

Антон ступал плечом к плечу с одноклассником и единожды попытался его остановить, тихо произнеся «забей» или что-то в этом духе, но тот его не замечал.

Когда задние двери служебного авто собрались было закрывать, Игнат внезапно запрыгнул в салон и, не успели его вытянуть наружу, наполовину расстегнул один из мешков. Увиденное заставило его на секунду оцепенеть. А потом он, попятившись назад (пока на мешке вновь застегивали молнию), вывалился из авто, больно ударившись локтем и коленом. Не замечая боли либо не придавая ей ровным счетом никакого значения, отполз подальше, к обочине, и сел, упершись локтями в колени и держась за голову. Неодобрительно покосившись на парня, помотав головами, фельдшеры обогнули карету и взобрались в салон. С включенными мигалками и воем сирены укатили прочь.

– Эй, ты что там увидел? – осторожно спросил Антон, опустившись рядом на корточки. Он догадывался: если б стоял на ногах, ответ мог бы сбить его с ног. И все-таки не спросить он себе не позволил. – Кто там был?

– Лиза. – Игнатий зачерпнул горсть снега, обеими руками слепил несуразный снежок, раздавил его, отряхнул ладони. Шмыгнул носом, посмотрел на Антона. Тот понял, что не ошибся в своих подозрениях, когда увидел этот взгляд – померкший, опустошенный, будто принадлежал он не юнцу, а повидавшему жизнь и войну бойцу. – Там была Лиза. Нет, уже не Лиза, а какой-то… – Вдруг он рукой схватился за грудь, пальцами вцепившись в одежду. Что-то изнутри сдавило горло, в глазах защипало. А через секун