Я уже была готова тоже исчезнуть вместе с Джорджем (пусть даже мне пришлось бы тащить его волоком на себе), когда обнаружила, что он уже все за меня решил. Он взял меня под правую руку и решительно направил прямо к главному входу во дворец, расположенному за длинным рядом колонн. Когда мы вошли в ротонду, он отпустил мой локоть, тихонько сказав:
– Не беги, дорогая… Тише, тише, вот так. Возьми меня под руку.
Я взяла его под руку. В ротонде было полно народу, но никто не суетился, и невозможно было предположить, что в нескольких метрах отсюда только что была совершена попытка убийства главного правительственного чиновника страны. Арендованные ларьки жили своей напряженной жизнью, особенно пункты приема ставок на тотализаторе. Слева от нас молодая женщина продавала лотерейные билеты. Вернее, пыталась продавать – в данный момент покупателей не было, и она, уткнувшись в свой терминал, смотрела душещипательную драму.
Джордж затормозил, и мы остановились у ее киоска. Не поднимая глаз, она пробормотала:
– Сейчас-сейчас, вот только закончится… Сейчас будет перерыв, и – я к вашим услугам. Вы пока осмотритесь, выберите что-нибудь…
Вся ее будка была снаружи увешана гирляндами из лотерейных билетов. Джордж принялся внимательно рассматривать их, и я притворилась, что меня тоже они страшно интересуют. Мы тянули время, пока драма на терминале не сменилась рекламой. Молодая женщина убрала звук и повернулась к нам.
– Спасибо за то, что подождали, – с приятной улыбкой проговорила она. – Я никогда не пропускаю «Скорбящую женщину». Классный сериал, особенно теперь, когда Минди Лу опять забеременела, а дядя Бен так по-дурацки это воспринял. А вы смотрите театральные сериалы, дорогая?
Я призналась, что у меня редко хватает на них времени – слишком много работы.
– Это вы напрасно – они очень познавательны. Возьмите хоть Тима – это мой сосед и дружок, – он не смотрит ничегошеньки, кроме спорта. И поэтому у него в голове ни одной извилины, его ничего не колышет. Вот, например, этот переломный момент в жизни Минди Лу… Дядя Бен буквально заел ее, оттого что она не хочет признаться, не хочет сказать, кто это сделал. Так вы думаете, Тима это хоть сколечко волнует? Да ему наплевать! И вот что никак не могут уразуметь и Тим, и дядя Бен, это то, что она просто не может сказать, поскольку это случилось на закрытом заседании. Да… Вы под каким знаком родились?
Вообще-то, мне следовало иметь наготове ответ на такой вопрос, люди часто спрашивают об этом. Но если вы никогда не были рождены, то невольно стараетесь избегать таких вещей и даже не думать о них. Совершенно произвольно я назвала дату:
– Двадцать третьего апреля мой день рождения.
В этот день родился Шекспир, поэтому число и запало мне в голову.
– Ого! У меня как раз есть лотерейный билет для вас! – Она пошарила в одной из гирлянд внутри будки, нашла билет и показала мне его номер. – Видите? Ну разве это не удача – именно сегодня вы подошли, и у меня как раз есть этот билет! Сегодня ваш день! – Она отцепила билет от связки. – Он стоит всего двадцать бруинов.
Я протянула ей британско-канадский доллар.
– С этого у меня нет сдачи, – покачала она головой.
– Оставьте себе сдачу. На счастье.
Она взяла доллар и протянула мне билет со словами:
– Вы настоящий игрок, дорогуша. Когда выиграете по нему, загляните ко мне, и мы пропустим с вами по рюмочке. Ну а вы, мистер, нашли, что вам нужно?
– Пока нет, – с улыбкой ответил Джордж. – Я родился в девятый день девятого месяца девятого года девятой декады. Можете подобрать что-нибудь в этом роде?
– Ой-ёй-ёй! Вот так комбинация! Я, конечно, попробую, но… Впрочем, если не найду, не стану ничего навязывать. – С этими словами она нырнула в свои гирлянды и принялась перебирать их, все ниже опуская голову, пока совсем не скрылась под прилавком.
Она вынырнула оттуда с покрасневшим лицом и триумфом в глазах, а в руке был зажат лотерейный билет.
– Нашла! – воскликнула она. – Вы только гляньте сюда, мистер! И скажите мне спасибо!
Мы посмотрели на номер билета: 8109999.
– Я просто поражен, – признался Джордж.
– Поражен? Вы богаты. Вот ваши четыре девятки – четыре последних цифры. Сложите остальные – опять девятка. Разделите восемьдесят один на девять – снова девятка. Сложите последние четыре – тридцать шесть. Прибавьте к этому девятку, сложенную из первых двух цифр, – сорок пять. Из девяти в квадрате, то есть того числа, которое образуют первые две цифры, вычтите сорок пять – опять тридцать шесть, то есть ваши четыре девятки. Что бы вы ни делали с этими цифрами, все равно вернетесь к дате вашего рождения. Чего еще желаете, мистер? Голеньких танцовщиц?
– Сколько вы возьмете с меня за него?
– Ну, видите ли, это ведь не обычный билет. Любой другой вы, конечно, могли бы приобрести за стандартную цену – двадцать бруинов, но не этот. Что, если мы сделаем так: вы будете выкладывать передо мной купюры до тех пор, пока я не улыбнусь, идет?
– Что ж, не так глупо. Но тогда, если вы не улыбнетесь в тот момент, когда я сочту, что уже пора улыбаться, я забираю свои деньги и ухожу. Идет?
– Но я могу окликнуть вас и попросить вернуться.
– А вот это уж нет. Раз вы не предлагаете фиксированную цену, после того как я сделаю справедливое предложение, вы уже не можете продолжать торги.
– Вы крутой клиент. А что, если…
Тут неожиданно все громкоговорители вокруг нас принялись орать: «Слава Вождю!» – а потом раздался гимн «Золотой Медведь навеки». Молодая женщина за прилавком махнула нам рукой и, стараясь перекричать грохот литавр, крикнула: «Обождите! Это сейчас кончится!» С улицы вошла толпа людей, прошла сквозь ротонду и направилась к главному входу. Я заметила головной убор из орлиных перьев в середине толпы, но на этот раз Вождь был так тесно окружен своими телохранителями, что убийце пришлось бы здорово попотеть, вздумай он повторить попытку.
Когда все стихло, продавщица лотерейных билетов сказала:
– Это он быстро обернулся. Пятнадцати минут не прошло, как он выходил. Странно: если ему нужно было сгонять в киоск на углу за парой косячков, почему он не послал кого-нибудь из своих шестерок? Весь этот шум только мешает торговле… Ну так как, старина, вы решили, сколько вы согласны заплатить за то, чтобы разбогатеть?
– Разумеется, – ответил Джордж, выложил на прилавок трехдолларовую бумажку и взглянул на продавщицу.
Секунд двадцать они молча смотрели друг другу прямо в глаза, потом она мрачно сказала:
– Пожалуй, я улыбаюсь. Да. Думаю, что во весь рот. – Она одной рукой взяла деньги Джорджа, а другой протянула ему билет. – Хотя ручаюсь, что могла вытянуть из тебя еще доллар.
– Ну, этого мы никогда уже не узнаем, не так ли? – с улыбкой возразил Джордж.
– Может, еще раз? Удвоим ставки и – либо все, либо ничего.
– На тех же условиях? – мягко спросил Джордж.
– Слушай, парень, ты из меня сделаешь старуху. Ступай себе с богом, пока я не передумала.
– Где здесь поблизости туалетные комнаты?
– Коридор слева от меня. Не пропусти розыгрыш!
Пока мы шли к туалетным комнатам, Джордж шепотом по-французски сказал мне, что, пока мы торговались с продавщицей, жандармы прошли мимо нас, заглянули в туалеты, вышли, вернулись в ротонду и ушли по главному коридору. Я оборвала его – тоже по-французски, – шепнув, что знаю все, но что все это место напичкано «глазами» и «ушами», поэтому поговорим позже.
Я действительно видела, как два охранника в униформах – не те двое, которым я устроила колики в желудках, – вошли вслед за нами, почти наступая нам на пятки, потом прошли мимо, проверили туалетные комнаты (резонно, поскольку любители в таких случаях частенько прячутся именно в общественных туалетах), опять продефилировали мимо нас и скрылись в глубине дворца. Джордж преспокойно торговался с продавщицей лотерейных билетов, а те, что искали нас, проходили мимо дважды. Очень неплохо для любителя. Вполне профессионально.
Но мне пришлось подождать с вынесением ему похвалы – мы стояли как раз рядом с личностью неопределенного пола, продающей входные билеты в туалетные комнаты. Я спросила ее (или его), где тут женщина может попудрить носик. В ответ она (я все-таки решила, что это «она», так как при ближайшем рассмотрении под майкой у нее заметила или фальшивые, или очень маленькие груди) издевательски поинтересовалась:
– Ты с дуба рухнула? Или ты за дискриминацию? Я ведь могу и легавого позвать. – Потом, вглядевшись в меня пристальнее, пробормотала: – Ты иностранка.
Мне пришлось сознаться, что это правда.
– Ладно. Только больше так не разговаривай, тут этого не любят. Мы здесь все демократы, поняла? Так что все пестики и тычинки у нас в одной вазочке. Поэтому покупай билет или не загораживай проход.
Джордж купил два билета, и мы вошли внутрь.
Справа от входа располагался ряд открытых кабинок, над ними плавала светящаяся голографическая надпись:
ЭТИ УДОБСТВА ПРЕДОСТАВЛЕНЫ ДЛЯ ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ И КОМФОРТА КАЛИФОРНИЙСКОЙ КОНФЕДЕРАЦИЕЙ. —
Голографическое изображение Вождя в полный рост витало прямо над надписью.
За открытыми кабинками шли платные, с дверями, а за ними – кабинки с занавесками. Слева была стойка с газетами и полезными мелочами, за которой расположилась личность весьма определенного пола: мужиковатая лесби. Джордж подошел к этому прилавку и, к моему удивлению, купил несколько косметических наборов и флакон дешевых духов. Затем он попросил билет для входа в одну из самых дальних закрывающихся кабин.
– Один билет? – Она подозрительно вскинула на него глаза. Джордж кивнул в знак согласия. Она поджала губы. – Гадкий, гадкий мальчик! Здесь не место для таких безобразий, парень.
Вместо ответа один британо-канадский доллар скользнул из руки Джорджа в ее руку и мгновенно исчез. Она сказала очень тихо: