– Только недолго. Если я нажму на звонок, сразу приводите себя в пристойный вид. Кабина номер семь, в дальнем правом углу.
Мы вошли в кабину номер семь. Джордж как следует закрыл занавески, застегнул их на молнию, спустил воду в унитазе, отвернул кран холодной воды и оставил его открытым. По-французски он объяснил мне, что мы должны сменить наш облик, не пользуясь при этом карнавальными масками, «а потому, дорогая, скидывай свои шмотки и надень тот костюмчик, который лежит у тебя в сумке». Мешая английские слова с французскими, он принялся объяснять детали, продолжая время от времени нажимать на спуск воды и то увеличивать, то уменьшать струю, льющуюся в умывальник. Итак, он хотел, чтобы я напялила этот вызывающий костюм от «Суперскин», наложила раза в три больше косметики, чем я обычно себе позволяю, и попыталась выглядеть вавилонской блудницей или ее аналогом.
– Понимаю, детка, это не твой стиль, но ты уж постарайся.
– Я попытаюсь быть «адекватной».
– Вот дрянь!
– А ты, значит, собираешься надеть платье Жанет? Не думаю, чтобы это тебе подошло.
– Вовсе нет. Я не стану выворачиваться наизнанку, просто чуть-чуть перевернусь.
– Прости, что сделаешь?
– Ну, я хочу сказать, что не стану влезать в женское платье. Просто попытаюсь придать себе чуть-чуть женственный вид.
– Ушам своим не верю. Ну ладно, попробуй.
Со мной мы возились недолго – отработали лишь влажно-похотливый вид, который заарканил Жана в свое время, и наложили на физиономию до черта косметики. Гримом занялся Джордж, который, кажется, понимал в этом больше, чем я сама. Ну и походка, когда мы уже выходили, эдакая, знаете, «хочу-все-что-движется».
На себя Джордж намазюкал еще больше косметики, чем на меня, плюс эти чудовищные духи (к счастью, он не заставил меня душиться ими), плюс ярко-оранжевый шарф, который я носила в качестве пояса. Потом он заставил меня сделать ему начес и спрыснуть голову лаком… Вот, пожалуй, и все, если не считать его походки. Он по-прежнему был похож на Джорджа, но уже не выглядел как мужественный самец, который так чудесно измотал меня прошлой ночью.
Я сложила все оставшиеся шмотки в свою сумку, и мы вышли из кабинки. Старая лосиха в киоске выпучила глаза и поперхнулась, когда меня увидела, но ничего не сказала, потому что мужик, стоявший, облокотившись на столик с газетами, ткнул пальцем в Джорджа и сказал:
– Ты! Вождь желает повидаться с тобой, – а потом вполголоса добавил самому себе: – Глазам своим не верю… Не может быть, чтобы этот…
Джордж остановился и беспомощно всплеснул руками.
– О, дорогуша! Наверняка тут какая-то ошибка! – воскликнул он.
Мужик прикусил зубочистку и кивнул:
– Я и сам так думаю, гражданин, но… Я молчу и тебе советую. Пошли. Тебя, сестренка, это не касается.
– Я решительно отказываюсь идти куда бы то ни было без моей дорогой сестры! Вот так! – объявил Джордж.
– Морри, она может подождать здесь, – вмешалась эта корова. – Детка, пойди сюда и сядь рядом со мной.
Джордж незаметно качнул головой, но он мог этого и не делать, – если я останусь здесь, либо она затащит меня в кабинку для переодевания, либо я запихну ее в мусорную корзину. Я бы поставила на второй вариант. Я мирюсь с подобными глупостями по долгу службы – она была не такой неприятной, как Рокки Рокфорд, – но без особой радости. Если (и когда) я пожелаю сменить свои сексуальные пристрастия, я сделаю это с тем, кто мне нравится и кто разбудит во мне хоть тень желания. Итак, придвинувшись поближе к Джорджу и взяв его за руку, я сказала:
– Мы никогда не разлучались с братом, с тех пор как мамуля на смертном одре велела мне заботиться о нем. – Я подумала, что именно эта фраза означает, и добавила на всякий случай: – Вот так!
Мы с Джорджем упрямо надули губы и уставились в пол. Человек по имени Морри посмотрел на меня, перевел взгляд на Джорджа, потом опять на меня и вздохнул:
– Ладно, черт с вами. Двигай за нами, сестренка. Но помни: рот не открывать и в разговор не встревать.
Преодолев шесть контрольно-пропускных пунктов, на каждом из которых меня пытались отшить, мы с Джорджем наконец были введены в резиденцию. Первое мое впечатление от Вождя Конфедерации Джона Тамбрила было – что он выше, чем мне показалось вначале. Я решила, что все дело в отсутствии головного убора из перьев. Моим вторым впечатлением было то, что в жизни он еще некрасивее, чем его изображают на плакатах, карикатурах и экране терминала. Приглядевшись внимательно к нему, я лишь тверже уверилась в правильности второго впечатления: как и множество его предшественников на политической арене, Тамбрил превратил свое индивидуальное, уникальное уродство в политический капитал. (Интересно, уродство – необходимое качество для главы государства? Оглядываясь назад в прошлое, я не могу найти ни одного красавчика, который бы далеко продвинулся в политике, вплоть до Александра Великого… но у него было преимущество на старте, его папаша был царем.) Как бы то ни было, «Крикун» Тамбрил был похож на лягушку, старающуюся выглядеть жабой, но терпящую фиаско.
Вождь прочистил горло и прорычал:
– А что она здесь делает?
– Сэр, – быстро вмешался Джордж, – я хочу сделать серьезное заявление! Этот человек… Вот этот, – он указал на мистера Зубочистку, – пытался разлучить меня с моей дорогой сестрой! Он должен быть наказан!
Тамбрил взглянул на Морри, потом на меня, потом опять на свою «шестерку».
– Это правда?
Морри принялся объяснять, что он этого и не думал делать, но если бы и сделал, то только потому, что он выполнял приказ Тамбрила, и в любом случае он думает, что…
– Тебе не положено думать, – отрезал Тамбрил. – Я поговорю с тобой позже. И почему она до сих пор стоит? Принеси ей стул! Мне, что ли, обо всем здесь думать?
Как только я была усажена, Вождь переключил свое внимание на Джорджа:
– Сегодня вы совершили Храбрый Поступок! Да, сэр, воистину Храбрый Поступок! Великая Калифорнийская Нация гордится тем, что умеет воспитывать Достойных Сынов Отечества. Как вас зовут?
Джордж назвал свое имя.
– «Перро» – Гордое Калифорнийское Имя, мистер Перро. Оно происходит из глубин нашей Великой Истории, от Славных Предков, которые свергли гнет Испании, и восходит к Храбрым Патриотам, которые свергли гнет Уолл-стрит. Вы не против, если я буду называть вас Джордж?
– Конечно нет.
– А вы можете называть меня просто – Крикун. Это и есть Суть нашей Великой Нации, Джордж – все мы Равны!
– Скажите, – неожиданно вырвалось у меня, – а это распространяется на ИЧ? На искусственных людей, Вождь Тамбрил?
– Что-что?
– Я спросила насчет искусственных людей – вроде тех, что делают в Беркли и Дэвисе. Они тоже равны?
– Э-э… Вот что, маленькая леди, вам не следует перебивать старших, когда они заняты важным разговором. Но, отвечая на ваш вопрос, спрошу: как может Человеческая Демократия применяться к созданиям, которые Не Люди? Вы хотите, чтобы кошки голосовали? А гравилет марки «Форд»? Отвечайте!
– Нет, но…
– Вот видите. Все Равны и Все обладают Правом Голоса. Но нужно же где-то провести черту. А теперь заткнитесь, черт побери, и не прерывайте тех, кто умнее и лучше. Джордж, то, что вы сегодня совершили… Если бы этот псих пытался убить меня – а он и не думал этого делать, никогда не забывайте этого, – невозможно было вести себя более самоотверженно, в самых лучших традициях нашей Великой Калифорнийской Конфедерации. Я горжусь вами!
Тамбрил встал, вышел из-за своего огромного стола и, заложив руки за спину, принялся прохаживаться перед нами. Тут я поняла, почему сидя он казался мне выше: или он пользовался специальным высоким креслом, или кресло стояло на какой-то подставке. Встав на ноги, он едва доставал мне до плеча.
Прохаживаясь, он, казалось, думал вслух:
– Джордж, для человека вашей храбрости и отваги всегда найдется место в моей, так сказать, официальной семье. Кто знает – может, настанет такой день, когда ты сможешь еще раз проявить свое мужество и спасти меня от преступника, который действительно намеревался причинить мне вред. Я имею в виду, разумеется, разных иностранных наймитов – Стойких Патриотов Калифорнии мне бояться нечего, они все любят меня за то, что я сделал для них, занимая Восьмиугольный Офис. Но соседние страны завидуют нам. Они полны зависти к нашему Богатому, Свободному и Демократичному образу жизни, и порой их тлетворная ненависть извергается наружу насилием, так что, кто знает… – Он постоял несколько секунд с опущенной головой, видимо обдумывая что-то особо важное, потом торжественно произнес, выделяя голосом все заглавные буквы: – Есть Высшая Цена за Привилегию Служения, и Цену Эту нужно принимать со Смирением и платить с Радостью. Скажи мне, Джордж, если понадобится принести Самую Великую Жертву – во имя жизни Вождя Твоего Народа и Твоей Страны, – принесешь ли ты ее без колебаний?
– Это вряд ли, – ответил Джордж.
– Э-э… Что?
– Ну, видите ли, когда я голосую… Кстати, это бывает нечасто, так вот, я обычно голосую за реюнионистов. А нынешний премьер у нас – реваншист. Так что вряд ли он от меня что-то получит.
– Какого черта ты там мелешь?! Что это значит?..
– Je suis québécois, monsieur le chef d’etat[30]. Дело в том, что я из Монреаля.
16
Через пять минут мы очутились на улице. В некоторые напряженные моменты мне казалось, что нас повесят, расстреляют или, по крайней мере, навсегда упрячут в самый глубокий застенок за то, что мы не калифорнийские граждане. Но более разумный подход возобладал, когда главный советник «Крикуна» убедил его в том, что лучше отпустить нас, чем рисковать потом на судебном процессе (пусть даже закрытом), – по его словам, генеральный консул Квебека мог бы пойти на это, но подкуп всего консульства обошелся бы слишком дорого.
Нам было дано несколько иное объяснение нашего освобождения, но советник не знал, что я слышала весь его разговор с Тамбрилом, – я не говорила об улучшенном слухе даже Джорджу. Главный советник Вождя шепотом напомнил ему о «проблемах, которые у нас вышли из-за мексиканской куколки, когда грязные латиносы обо всем узнали. Мы не можем сейчас влезать в новый скандал, так что хрен с ними, шеф, пускай катятся восвояси…».