Примерно через восемьсот лет после потопления «Миртл» и «М’Лу» наступил рассвет.
В километре к западу от меня виднелся высокий арканзасский берег. Я испытала настоящий триумф.
Кроме этого, я испытывала дикий голод, усталость, зуд от укусов насекомых, почти невыносимую жажду и полную уверенность, что я выгляжу как пугало.
Пятью часами позже, в качестве гостьи мистера Эйзы Хантера, я сидела в его фургоне «Студебекер», запряженном парой симпатичных мулов, мы подъезжали к небольшому городку под названием Эдора.
Поспать мне не удалось, но все остальное в доме Хантеров я получила – еду, питье, возможность умыться и привести себя в относительный порядок. Увидев меня, миссис Хантер всплеснула руками, одолжила мне расческу и накормила завтраком: яичницей, зажаренной с кусками домашнего бекона, толстыми и жирными, кукурузным хлебом, маслом, сорго, молоком, кофе, приготовленным в котелке и сдобренным яичной скорлупой. Чтобы как следует оценить кулинарные способности миссис Хантер, советую вам проплавать всю ночь по Миссисипи, чередуя заплывы с пробежками по колено в грязи по прибрежным зарослям кустарника. Амброзия!
Завтракала я, завернувшись в ее халат, потому что она настояла на том, что выстирает мой испачканный комбинезон, – когда пришло время прощаться, он был почти сухой и я выглядела почти респектабельно.
Я не предлагала Хантерам денег. Среди настоящих людей встречаются такие, у которых мало что есть, но они богаты достоинством и самоуважением. Их гостеприимство не продается и не покупается, равно как и их щедрость. Я еще только учусь распознавать людей, у которых есть эта черта характера, но с Хантерами ошибиться было невозможно.
Мы пересекли Мейкон-Байю, и дорога уперлась в широкую трассу. Мистер Хантер, остановив мулов, слез со своего сиденья, обошел повозку и подошел с моей стороны.
– Мисс, – сказал он, подавая мне руку, – я буду очень признателен, если вы сойдете здесь.
Опершись на его руку, я спустилась на землю и спросила:
– Что-нибудь случилось, мистер Хантер? Я обидела вас?
– Нет, мисс, – помолчав, ответил он, – совсем даже нет. – Он замялся. – Вы рассказали нам, что ваша лодка напоролась на корягу.
– Ну да, а что?
– Да, мисс, коряги на реке – это мерзкая штука. – Он помолчал, а потом добавил: – Вчера вечером, когда солнце уже почти зашло, что-то плохое произошло на реке. Да, два взрыва недалеко от Кентукки-Бенд. Очень сильные взрывы. Мы видели их из дома. И слышали…
Он опять умолк. Я тоже молчала. Мое объяснение о том, как я попала сюда и почему у меня такой (прискорбный) вид, было, конечно, шито белыми нитками. Но что еще могла я сказать им? Разве что придумать историю о летающей тарелке.
– У моей жены и у меня, – продолжал мистер Хантер, – никогда не было неприятностей с имперской полицией. И мы не хотели бы их иметь. Поэтому, если вы чуть-чуть пройдетесь пешком вот по этой трассе налево, вы попадете в Эдору. А я переверну свою упряжку обратно и покачу к себе домой.
– Понимаю, мистер Хантер. Хотела бы я знать, как мне отплатить вам и миссис Хантер за все, что вы для меня сделали.
– Очень просто.
– Просто? – (Он что, имеет в виду деньги? Ну нет, не может быть!)
– Когда-нибудь вам повстречается кто-то, кому будет нужна ваша протянутая рука. Так протяните ее и вспомните нас.
– О!.. Я так и сделаю. Я сделаю это, можете быть уверены!
– Только не надо уведомлять нас об этом письмом. Людей, получающих письма… издалека… их обычно берут на заметку, а нам с женой не хотелось бы, чтобы нас замечали.
– Понимаю. Я сделаю это и буду думать о вас. Не один раз.
– Это хорошо. Хлеб, пущенный по водам, всегда возвращается обратно[32], мисс. Миссис Хантер просила передать вам, что она будет молиться за вас.
Мои глаза стали мокрыми так внезапно, что я потеряла его из виду.
– О… пожалуйста… Пожалуйста, передайте ей, что я буду поминать ее в своих молитвах и… буду молиться за вас обоих! – (Никогда в жизни я не молилась, но… помолюсь. За Хантеров!)
– Сердечно вам благодарен. Я передам ей. Мисс, могу я дать вам один совет, так, чтобы вы не обиделись?
– Конечно. Мне сейчас очень нужен хороший совет.
– Вы не собираетесь надолго остаться в Эдоре?
– Нет. Мне нужно на север.
– Да, вы говорили. Так вот, Эдора – это просто полицейский участок и несколько магазинов. Лейк-Виллидж находится дальше, но зато там останавливаются гравилеты «Грейхаунд»[33]. Это около двенадцати километров отсюда, если вы пойдете по трассе направо. Если вы сможете пройти такое расстояние до полудня, вы успеете на дневной рейс. Правда… идти далековато, и денек сегодня выдался жаркий.
– Я успею.
– На «Грейхаунде» вы сможете добраться до Пайн-Блаффа, даже до Литтл-Рока. Гмм… Только это стоит денег.
– Мистер Хантер, вы были более чем добры. У меня с собой кредитная карточка, и я могу заплатить за автобус.
Я действительно была не в форме после плавания и ползания по грязи, но все кредитки, удостоверения личности, паспорт и наличные лежали в водонепроницаемом кошельке на поясе, который мне дала Жанет тысячу световых лет назад. Ничего не намокло – когда-нибудь я расскажу ей об этом.
– Это хорошо. Я просто хотел предупредить. И еще одно. Местные ребята здесь, как правило, не суют нос в чужие дела. Если вы пойдете себе прямо на станцию и сядете в гравилет, те несколько приставучих, которые все же есть в округе, вряд ли успеют вам… надоесть. Может быть. Так что до свидания, и желаю вам удачи.
Я попрощалась с ним и пошла по трассе направо. Хотела было поцеловать его на прощание, но… Мистер Хантер был не из тех, с кем посторонняя женщина могла позволить себе такие вольности.
Я успела на дневной рейс и в 12:52 была в Литтл-Роке. Когда я добралась до станции метро, на север отправлялась прямая экспресс-капсула. Через двадцать одну минуту очутилась в Сент-Луисе. Прямо на станции, в кабинке с терминалом, набрала контактный код Босса, чтобы договориться о транспортировке в штаб-квартиру.
Мне ответил голос:
– Набранный вами номер не обслуживается. Оставайтесь на линии, и оператор… – Я быстро нажала на кнопку отключения и еще быстрее вышла из кабины. Потом я побродила по подземной части города, делая вид, что разглядываю витрины магазинов, а на самом деле все дальше уходя от станции.
Отойдя на порядочное расстояние от той кабинки, я нашла общественный терминал в торговом центре. Когда голос повторил: «Набранный вами номер не…» – я нажала на кнопку, но голос не прервался. Тогда я быстро опустила голову, упала на колени, выползла из кабинки и поспешила убраться. Выглядела я при этом наверняка подозрительно, что я ненавижу, но, возможно, избежала фотографирования через терминал, что было бы катастрофой.
Несколько минут ушло на то, чтобы как следует затеряться в толпе. Окончательно уверившись в том, что за мной никто не следит, я спустилась на один уровень ниже, зашла на городскую станцию местного сообщения и поехала в Восточный Сент-Луис. В запасе у меня был еще один код – для сверхчрезвычайных обстоятельств, но я не собиралась им пользоваться без соответствующих приготовлений.
Новая тайная штаб-квартира Босса была в шестидесяти минутах езды отсюда, но где именно – я не знала. Я говорю о месте с такой уверенностью, потому что, когда меня отправили на курс переподготовки, полет на гравилете занял ровно шестьдесят минут. Когда я возвращалась – те же шестьдесят минут. Когда я уезжала в отпуск и попросила отвезти меня к капсуле на Виннипег, то была доставлена в Канзас-Сити ровно за шестьдесят минут. Только вот гравилеты были такие, что у пассажира не было ни малейшей возможности разглядеть хоть что-нибудь снаружи. По законам геометрии, географии и исходя из того, на что, в принципе, способен гравилет, новая штаб-квартира Босса должна располагаться где-то недалеко от Де-Мойна, но в данном случае это «где-то» охватывает круг с радиусом километров в сто. Я никогда не старалась угадать, где находится база, как не старалась угадать, кто из нашей команды в курсе. Знали лишь те, кто «по особому распоряжению», а гадать о том, как Босс устраивает свои дела, – пустая трата времени.
В Восточном Сент-Луисе я купила легкий плащ с капюшоном и, в магазине сувениров, латексную маску, постаравшись выбрать самую нейтральную. Потом постаралась выбрать терминал самым случайным образом. Хоть я и не была уверена, но у меня возникли сильные подозрения, что Босс подвергся нападению еще раз, причем в этом случае проиграл схватку. Единственная причина, по которой я не запаниковала, заключалась в том, что меня обучили не паниковать, пока чрезвычайная ситуация не закончилась.
В маске и под капюшоном я набрала последний резервный код. Результат – прежний, а терминал опять не отключился при повторном нажатии клавиши. Я повернулась спиной к камерам, скинула маску, бросила ее на пол, спокойно вышла из кабинки, медленным шагом завернула за угол, на ходу сбросила плащ, скомкала его, швырнула в урну и вернулась в Сент-Луис – расплатившись кредиткой для проезда в Канзас-Сити. Часом ранее в Литтл-Роке я использовала ее без колебаний, но в то время у меня не было подозрений, что с Боссом что-то случилось. На самом деле я придерживалась «религиозного» убеждения, что с Боссом ничего не может случиться («религиозный» в данном случае обозначает «абсолютная вера без доказательств»).
Но теперь мне пришлось действовать, исходя из предположения, что с Боссом действительно что-то произошло, то есть брать в расчет, что моя сент-луисская карточка «Мастеркард», (выписанная на кредит Босса, а не на мой) может засветить меня в любой момент. Она вполне могла быть уничтожена, стоило мне всунуть ее в автомат при расплате за какую-нибудь покупку. Однако этого не случилось.
Через пятнадцать минут (и четыреста километров) я очутилась в Канзас-Сити. Не выходя из здания вокзала, запросила местную справочную о маршруте Канзас-Сити – Омаха – Сиу-Фолз – Фарго – Виннипег. Мне было сообщено, что до приграничной Пембины – пожалуйста, а дальше – «ни-ни». Через пятьдесят шесть минут я была на границе с Британской Канадой, к югу от Виннипега. Стоял все еще ранний полдень. Десятью часами раньше я выбиралась из болота на левом берегу Миссисипи, прикидывая, добралась ли я до империи, или, не дай бог, меня снесло течением обратно в Техас.