– Тревор, у тебя дома такое, а ты охотишься на улице за падшими женщинами?
– А ты разве падшая?
– Не уходи от вопроса.
– Марджори, ты мне не поверишь и опять примешься болтать вздор. Пошли наверх, пока у них не кончился мартини.
Обед получился неплохой, но Тревор не обладал воображением Джорджа, а также его кулинарными познаниями и искусством очаровывать метрдотелей. Словом, еда была сносная, но вполне стандартная – на усредненный американский вкус. Так можно поесть и в Беллингеме, и Виксберге, и вообще где угодно.
Мысли у меня были невеселые: то, что компьютер спалил кредитку Жанет, расстроило меня больше, чем отсутствие Жана и Жанет дома. Жанет влипла в неприятности? Может, она… мертва?
Тревор тоже, казалось, утратил в значительной степени тот энтузиазм «охотника», столь необходимый в подобных игрищах. Вместо того чтобы смотреть на меня с вожделением, он сидел с озабоченным видом. Интересно, с чего бы это он так переменился? Из-за того, что я пожелала увидеть фото его жены? Может, я пробудила в нем угрызения совести? Мне кажется, мужчина не должен выходить на «охоту», если дома у него не такая жена (или жены), которой можно потом рассказать все в деталях и похихикать вместе над забавными подробностями. Как, скажем, у Жана. Лично я никогда не рассчитываю на мужскую «порядочность», на то, что они станут «беречь мою репутацию», – на своем собственном опыте я давно убедилась, что это бесполезно. Если я хочу, чтобы мужчина ни с кем не обсуждал мои прелести и достоинства в постели, я просто не ложусь с ним в постель – это единственный способ… И вообще, Тревор первый упомянул о своей жене. Я прокрутила в памяти этот эпизод, и… Ну да, первый.
После обеда он немного оживился. Я сказала ему, чтобы он вернулся сюда, когда закончит свои дела, потому что я сниму номер, – мне нужно отдохнуть, сделать несколько звонков через спутник (это правда), и, возможно, я останусь здесь ночевать (также верно): «Так что возвращайся, позвони, и я встречу тебя в вестибюле» – (это вряд ли – я сейчас так одинока и расстроена, что, пожалуй, велю ему сразу подняться в номер).
– Конечно позвоню, – ответил он, – чтобы ты могла спровадить посторонних из номера, пока я буду подниматься. Нет смысла гонять лифт туда-сюда. Но сначала я пошлю наверх шампанское; сам я его не понесу.
– Не торопись, – возразила я. – Ты еще меня не уболтал. Я обещаю лишь предоставить место для твоих домогательств – в вестибюле, а не в своей спальне.
– Марджори, ты трудная женщина.
– Да нет, это ты трудный мужчина. А я прекрасно знаю, что мне делать. – Внезапное просветление подсказало мне, что делать. – Слушай, а как ты насчет искусственных людей? Хотел бы, чтобы твоя сестра вышла замуж за ИЧ?
– А ты знаешь такого, который согласился бы? Из сестренки моей уже песок сыплется, так что ей не до выкрутасов.
– Не води меня за нос. Ты сам женился бы на ИЧ?
– Но что подумают соседи? Слушай, Марджори, откуда ты знаешь, что я уже этого не сделал? Видела фото моей жены? Кстати, из искусственных существ выходят отличные жены. Со всех сторон – вертикально и горизонтально.
– Ты хочешь сказать: «наложницы». На них вовсе не нужно жениться. Тревор, ты не только не женат на ИЧ, ты вообще ни черта о них не знаешь, кроме обычных сплетен… Иначе ты бы не говорил «существа», когда речь идет об искусственных людях.
– Я грязный, подлый, лживый и презренный тип. Я нарочно сделал вид, что путаю их, чтобы ты не заподозрила, что я один из них.
– Перестань молоть чепуху! Если бы ты был ИЧ, я бы давно тебя раскусила. Когда ты переспишь с ИЧ, тебе вряд ли захочется на ней жениться. Ладно, это все пустой треп, давай закончим. Мне нужно часа два, не удивляйся, если мой терминал будет занят. Поболтай с автоответчиком и закажи хорошую выпивку, а я спущусь, как только освобожусь.
Я зарегистрировалась внизу и поднялась наверх – не в «свадебный» номер, конечно, без Джорджа я в таком номере чувствовала бы себя отвратительно, но в очень миленькую комнату с отличной, широченной кроватью. Я заказала именно такую, ибо сильно подозревала, что похотливость Тревора (равно как и моя собственная) вынудит нас с ним разделить это ложе. А спать вдвоем на узкой койке…
Усилием воли я выбросила из головы все посторонние мысли и взялась за работу. Прежде всего я позвонила в виксбергский «Хилтон». «Нет, мистер и миссис Перро выехали из отеля. Нет, их местонахождение, к сожалению, нам неизвестно. Нам очень жаль!»
Мне тоже было очень жаль, и синтетический голос компьютера не принес мне утешения. Я позвонила в университет Мак-Гилл в Монреаль, и у меня ушло двадцать минут на то, чтобы узнать: да, доктор Перро является старшим сотрудником университета, но сейчас находится в университете Манитобы. Компьютер в Монреале с одинаковой легкостью синтезировал как английскую, так и французскую речь и отвечал на том языке, на котором к нему обращались. Эти электронные толкачи очень умные – слишком умные, на мой взгляд.
Я попробовала номер Жанет (и Жана) в Виннипеге, и мне было доложено, что их терминал отключен «по желанию хозяев». Интересно, а как же я слушала сегодня утром новости в норе? Или «отключен» означает лишь, что он не реагирует на звонки? Возможно, это какой-то тайный код для посвященных?
Справочная служба «АНЗАК» в Виннипеге долго морочила мне голову дурацкой информационной рутиной, предназначенной для пассажиров, прежде чем удалось добраться до человеческого голоса, неохотно сообщившего, что капитан Тормей находится в отпуске в связи с чрезвычайным положением и прекращением полетов в Новую Зеландию.
Номер Жана в Окленде ответил лишь музыкой и предложением записать послание на автоответчик, что, впрочем, было вполне естественно: раз полубаллистики не летали, Жан никак не мог там оказаться, и я надеялась лишь, что, может быть, застану на этой квартире Бетти или Фредди.
В самом деле, как можно попасть в Новую Зеландию, если полубаллистики отменены? На морском катере – невозможно, они слишком маломощные. Интересно, а эти огромные суда на «шипстоунах», которые строят прямо на воде, принимают на борт пассажиров? Думаю, что нет, я где-то слышала, что на многих из них вообще нет экипажа.
Я всегда полагала, что благодаря своей профессии тренированного курьера я знаю гораздо больше способов путешествовать, чем обычный турагент. Ведь мне нередко приходилось пользоваться такими способами передвижения, которые недоступны простым разъездным агентам, о существовании которых туристы вообще не имеют понятия. Но сейчас до меня дошло, что мне в жизни ни разу не приходилось задуматься над тем, как добраться до места, если не летают полубаллистики. Какой-то выход должен быть, какой-то выход всегда есть, но… Я решу эту проблему. Позже.
Я позвонила в университет Сиднея, поболтала с компьютером, потом мне удалось добиться человеческого голоса, который признал существование профессора Фарнези, но сообщил, что тот на каникулах. «Нет, частных адресов и номеров мы, к сожалению, не даем, извините. Может быть, вам стоит обратиться в справочную».
Компьютер сиднейского справочного бюро, казалось, очень соскучился от безделья, потому что он готов был говорить бесконечно – о чем угодно, только не о том, что Фредерико или Элизабет Фарнези значатся в его сети. Я прослушала рекламу Величайшего в Мире Моста (это неправда), потом Величайшего в Мире Оперного Театра (это правда) и отключилась от связи с некоторым сожалением: дружелюбно настроенный компьютер с привычным акцентом в общении гораздо более приятен, чем большинство людей – и обычных, и моей породы…
После Сиднея я набрала код, который, надеялась, мне набирать не придется, – Крайстчерч. Возможно, служба безопасности Босса послала весточку на адрес моей бывшей семьи, когда наша «фирма» опять переехала… Если это был переезд, а не полное уничтожение. Была также и вероятность, хотя я в это не верила, что Жан мог послать мне весточку на этот адрес, когда столкнулся с полной невозможностью связаться с империей. Я вспомнила, что давала ему свой номер в Крайстчерче, когда он любезно оставил мне номер его квартиры в Окленде. Итак, я набрала номер моего бывшего «семейного очага» и… испытала шок, какой испытывает любой, когда делает очередной шаг – и не находит под ногой ступеньки. «Номер, который вы набрали, не обслуживается. Звонки не переадресуются. В случае крайней необходимости наберите номер крайстчерчского…» – далее последовал номер конторы Брайана.
Я прикинула разницу во времени, в глубине души надеясь, что эта разница избавит меня от необходимости звонить сейчас, но… В Новой Зеландии как раз наступило утро – без чего-то десять, – следовательно, Брайан наверняка сидит у себя в кабинете. Я набрала его номер, получила подтверждение контакта через спутник и через несколько секунд уставилась на его изумленную физиономию.
– Марджори?!
– Да, – подтвердила я, – Марджори. Как дела?
– Зачем ты мне звонишь?
– Послушай, Брайан, мы были женаты семь лет. Можем мы хотя бы вежливо поговорить друг с другом?
– Прости. Чем могу тебе помочь?
– Извини, что звоню тебе на работу, но я позвонила домой, а там отключен терминал. Брайан, ты ведь знаешь, что из-за чрезвычайного положения с Чикагской империей нет связи… Ну, все эти убийства, как они это называют – «Красный четверг». Поэтому я сейчас в Калифорнии и не могу попасть домой в империю. Скажи, на мое имя поступала какая-нибудь почта? Понимаешь, до меня ничего не дошло и…
– Мне нечего тебе сказать. Правда нечего. Извини.
– Неужели ты не можешь сказать хотя бы, была какая-нибудь почта или не было? Если я буду знать, что была, это поможет мне проследить откуда, и…
– Дай подумать. – Он помолчал, а потом с усмешкой спросил: – А каким же способом ты выкачала все деньги? Значит, они ушли на твой счет, а с ними и все…
– Какие деньги?
– Деньги, которые ты потребовала назад, пригрозив открытым процессом. Немногим более семидесяти тысяч долларов. Марджори, я поражаюсь, как у тебя хватает духу сюда звонить после… после того, как своей ложью, своим обманом и холодным расчетом ты разрушила всю нашу семью.