Ну что еще могу я сказать в этом последнем письме? Нелепая случайность – моя осечка сделала тебя легкоранимой и слишком сентиментальной. Дорогая моя, ты обязательно должна избавиться от всякого страха, от чувства вины и стыда. Надеюсь, что от жалости к себе ты уже избавилась. – (Черта с два!) – Но если нет, ты должна работать над этим. Думаю, ты обладаешь иммунитетом к религии. Если нет, я могу тебе тут помочь не больше, чем, скажем, в пристрастии к наркотику. Религия иногда бывает источником счастья, а я не могу лишать кого-либо счастья. Но это утешение для слабых, не для сильных, а ты сильна. Главная беда с религией – любой религией – состоит в том, что верующий принимает определенные положения на веру, а следовательно, не может судить о них беспристрастно, исходя из реальности. Можно греться возле теплого огонька веры, а можно сделать другой выбор и жить в зыбкой неуверенности реальности, но невозможно обладать и тем и другим.
И последнее, что я хочу сказать тебе, – чему я рад и чем горжусь. Я – один из твоих „предков“, не главный, конечно, но часть моих генов живет в тебе. Ты не только моя приемная дочь, но какой-то частью, пусть очень маленькой, и родная тоже. И я правда очень горжусь этим. Поэтому позволь мне закончить это письмо словом, которое я не мог произнести, пока был жив.
С любовью, Хартли М. Болдуин».
Я сунула письмо обратно в конверт, свернулась в клубок на диване и предалась наихудшему в мире пороку – принялась жалеть себя, делая это тщательно, с большим количеством слез. Не вижу ничего дурного в слезах, это своего рода смазка для психики.
Выплакавшись, поднялась, умылась и решила на этом закончить траур по Боссу. Я была очень тронута тем, что он удочерил меня, согревала и мысль о том, что во мне есть его частичка, но… Он по-прежнему оставался Боссом. И я подумала, что он позволил бы мне один очистительный приступ печали, но вздумай я продолжать – это вызвало бы у него лишь раздражение.
Мои умаявшиеся подружки продолжали мирно похрапывать, так что я прикрыла дверь в их комнату, с удовлетворением обнаружив, что дверь – звуконепроницаемая, уселась за терминал, сунула в прорезь свою кредитку и набрала код: «Фонг, Томосава и так далее», который выяснила в справочной, чтобы набрать его напрямую, а не связываться с гостиничной службой – напрямую было дешевле.
Я сразу узнала женщину, ответившую на мой звонок. Черт! Слабое притяжение и впрямь лучше любого бюстгальтера. Если бы я жила в Луна-Сити, я бы тоже носила одно монокини. Да, еще, может быть, туфли на платформе. И жемчужину в пупке.
– Прошу прощения, – сказала я, – я машинально набрала код «Цереры и Южной Африки» вместо «Фонг, Томосава, Ротшильд, Фонг и Финнеган». Должно быть, подсознание чудит. Простите, что побеспокоила вас, и еще раз спасибо – за то, что вы помогли мне пару месяцев назад.
– Не стоит, – ответила она, – тем более что вы набрали код правильно. Я – Глория Томосава, старший партнер в «Фонг, Томосава и т. д.» с тех пор, как дедушка Фонг ушел на пенсию. Но это не мешает мне оставаться вице-президентом «Церера и Южная Африка аксептанс», мы также представляем юридический отдел банка. Кроме того, я еще и старшее доверенное лицо, а это означает, что дело вам придется иметь именно со мной. Мы все скорбим здесь, с тех пор как пришло известие о смерти мистера Болдуина, и я прошу вас принять наши соболезнования, мисс Болдуин.
– Одну минуту, я как-то не совсем поняла… Можно повторить все сначала?
– Простите. Обычно все, кто звонит на Луну, хотят максимум информации в минимальное время, потому что звонок стоит недешево. Вы хотите, чтобы я повторила каждое предложение?
– Пожалуй, не стоит; думаю, я все усвоила. Доктор Болдуин оставил мне письмо, где просил присутствовать при чтении его завещания на Луне или направить своего представителя. Я не сумею там быть. Когда оно будет зачитано и не могли бы вы мне посоветовать, кого я могу найти на Луне в качестве моего представителя?
– Оно будет зачитано, как только мы получим официальное подтверждение смерти из Калифорнийской Конфедерации. Думаю, очень скоро, поскольку наш представитель в Сан-Хосе уже оплатил его. Вам нужен кто-то, кто мог бы вас представлять… Скажите, а я – подойду? Наверное, мне следует добавить, что дедушка Фонг был адвокатом вашего отца в Луна-Сити многие годы… Потом я унаследовала его дела, а теперь, когда ваш отец умер, вы унаследовали меня. Если, конечно, вы не возражаете.
– А вы согласны, мисс… миссис Томосава? Кстати, как правильно – «мисс» или «миссис»?
– Я согласна, я с удовольствием за это возьмусь, и я «миссис». Так будет лучше. У меня сын примерно вашего возраста.
– Это невозможно. – (Эта победительница на конкурсе красоток вдвое меня старше?)
– Это в порядке вещей. Здесь, в Луна-Сити, мы все очень старомодны. Здесь – не как в Калифорнии. Мы сначала выходим замуж, а потом рожаем детей – только в такой последовательности. Я бы не осмелилась быть «мисс» и при этом иметь сына вашего возраста – меня бы никто не взял на работу.
– Да нет, я хотела сказать: невозможно, чтобы у вас был сын – мой ровесник. Вы же не могли родить его в четыре года или максимум в пять.
– Мне очень приятно это слышать, – улыбнувшись, сказала она. – Почему бы вам не приехать и не выйти замуж за моего оболтуса? Он всегда мечтал о богатой наследнице.
– А я – богатая наследница?
– Видите ли, – она вдруг стала серьезной, – я не могу сломать печать на завещании вашего отца, пока он юридически еще жив, а для Луна-Сити он все еще жив, пока жив. Но поскольку подтверждение очень скоро придет, нет смысла заставлять вас звонить сюда еще раз. Я сама составляла черновик этого завещания. И сама проверила сделанные в нем изменения, когда он вернул его, потом я сама запечатала его и сама положила его в свой сейф. Поэтому я знаю, что в нем. То, что я вам собираюсь рассказать, вы и сами узнали бы сегодня вечером. Итак: да, вы богатая наследница, но охотники за приданым не станут виться возле вас. Наличными вы не получите ни грамма. Вместо этого банку – (то есть мне) – поручено субсидировать вашу миграцию с Земли. Если вы выберете Луну, мы оплатим вам стоимость проезда. Если выберете необжитую планету, мы купим вам скаутский нож и станем молиться за вас. Если вы решите переселиться в такие дорогостоящие места, как, скажем, Кауай или Альцион, фонд оплатит ваш проезд, все ваши расходы и обеспечит вас первоначальным капиталом. Если вы вообще не покинете Землю, после вашей смерти сумма, выделенная для помощи вам, будет потрачена на другие цели фонда. Таким образом, вы имеете приоритет в получении субсидий лишь в случае вашего переселения с Земли. Одно исключение: если вы отправляетесь на Олимпию, вы платите за себя сами – из фонда вы не получите ничего.
– Доктор Болдуин говорил мне что-то об этом. А что такого страшного на этой Олимпии? Я вообще не помню колонии с таким названием.
– Не помните? А-а, ну да, вы же были слишком молоды тогда. Это то место, куда отправились когда-то самозваные супермены… Вообще-то, не было нужды оговаривать этот пункт, поскольку корпорация даже не посылает туда свои корабли… Дорогая, вы наговорили со мной уже на очень приличную сумму.
– Да, наверное… Но звонить еще раз – обойдется дороже. Что меня раздражает, так это платить за «мертвое время» – пока идет сигнал. Скажите, а вы не можете сменить ненадолго шляпу и выступить как представитель «Цереры и Южной Африки»? Или… впрочем, нет, мне, возможно, понадобится юридическая консультация.
– Я ношу все шляпы сразу, поэтому смело спрашивайте обо всем. Сегодня я отвечаю бесплатно.
– Нет-нет, я заплачу, сколько полагается.
– Вы говорите точь-в-точь как ваш покойный отец! Он случайно не изобрел ЛДНБ?
– Вы знаете, что он не мой отец, и я никогда его таковым не считала.
– Я знаю все, дорогая, мне приходилось иметь дело с вашими бумагами. Он считал вас своей дочерью. И он гордился вами. Мне было жутко интересно на вас смотреть, когда вы позвонили сюда первый раз… Я, конечно, держала язык за зубами и просто разглядывала вас. Ну так о чем вы хотели спросить?
Я рассказала ей о своей сваре с Родой Уэйнрайт по поводу кредитной карточки:
– Конечно, «Мастеркард» Калифорнии предоставил мне кредит, намного превосходящий мои потребности или мои активы, но ей-то какое дело? Я не превышала свой вклад, а кроме того, собираюсь еще вложить туда все деньги, полученные мною при окончательном расчете: двести девяносто семь и три десятых грамма – чистоганом.
– Рода Уэйнрайт всегда была паршивым юристом. После смерти мистера Эспозито вашему отцу следовало заменить своего представителя. Разумеется, это не ее собачье дело, какой кредит решил предоставить вам «Мастеркард». И здесь, в банке, ее слово ничего не весит. Мисс Фрайди…
– Не надо «мисс». Для вас я просто Фрайди.
– Дорогая Фрайди, ваш усопший отец был директором этого банка, а также владельцем контрольного пакета. Хотя вы прямо и не наследуете его состояние, вам нужно наделать огромные долги, отказаться выплачивать их и отказаться даже отвечать на запросы по этому поводу, чтобы ваш счет был арестован. Словом, забудьте об этом досадном недоразумении. Теперь… Ваш адрес в «Паджеро сандс» уже недействителен, так что мне понадобится ваш новый.
– Да? Что ж… Пожалуй, единственный мой адрес сейчас – это ваш адрес.
– Понятно. Как только он у вас появится, поставьте меня в известность. У многих из вашей команды сейчас такие же проблемы, излишне осложненные Родой Уэйнрайт. И еще есть люди, которые должны присутствовать на оглашении завещания, но Рода не сообщила им об этом, и теперь они покинули «Паджеро сандс». Скажи, ты не знаешь, как мне связаться с Анной Йохансен? И с Сильвией Хэвенайл?
– Женщина по имени Анна была в «Паджеро сандс». Она работала с секретной документацией. Второе имя мне неизвестно.
– Вероятно, это та самая Анна. У меня в списке она значится как «сотрудник безопасности». Хэвенайл – дипломированная медсестра.