– Оставьте заявление у моей помощницы. И не звоните нам, мы сами с вами свяжемся.
Я вернулась домой и стала прикидывать, куда бы мне еще обратиться. Или… Может, мне стоит уехать в Техас? Я допустила ту самую – непростительную, глупейшую оплошность с мистером Фосеттом, что и с Брайаном… Боссу было бы стыдно за меня. Мне нужно было не бросаться на его вызов, а вежливо настоять на честном испытании… Ни в коем случае нельзя было даже пальцем касаться того, к кому я просилась на работу. Ты дура, Фрайди, круглая дура!
Меня расстроила не потеря именно этой работы, а потеря возможности устроиться на любую работу в космосе на «Гиперпространственных линиях». А ведь, так или иначе, мне очень скоро придется наняться на работу, чтобы выполнить свой священный долг – следить за тем, чтобы Фрайди правильно и регулярно питалась (посмотрим правде в глаза, я питаюсь, как свинья). Черт с ней, с этой – не обязательно быть «охранником порядка», – но мне нужна работа на «Гиперпространственных линиях», потому что за один рейс я смогу поглядеть своими глазами на половину колонизированных планет в освоенном космосе.
Хоть я и решила последовать совету Босса и эмигрировать с Земли, перспектива выбирать планету, черпая информацию из брошюрок, написанных рекламными агентами, да еще выбирать без права на повторную попытку – такая перспектива меня не устраивала. Я бы хотела сначала осмотреть весь товар. Возьмите, скажем, Эдем – о нем написано больше хвалебных песен, чем о любой другой колонии в космосе. Достоинства: климат, очень похожий на Южную Калифорнию, на большей части ее суши; никаких опасных хищников; никаких вредных насекомых; притяжение – на девять процентов меньше, чем земное, а содержание кислорода на одиннадцать выше; условия жизни очень похожи на земные, а почва так плодородна, что снять за год два-три урожая – сущий пустяк. Восхитительные пейзажи, в какую бы сторону вы ни глядели, а население на сегодняшний день не превышает десяти миллионов. В чем подвох?
Я выяснила это случайно, когда однажды любезно согласилась поужинать в Луна-Сити с одним пилотом. Компания вложила огромные деньги в Эдем – вкладывала с того момента, как он был открыт, и рекламировала его как идеальный дом для престарелых. Таким «домом» он является и теперь – после того, как партия пионеров подготовила его для обитания и убралась. Девять десятых переселенцев туда составляют люди пожилые и богатые. По своему государственному устройству Эдем – демократическая республика, но совсем не такая, как Калифорнийская Конфедерация. Чтобы получить право голоса на выборах, житель Эдема должен достичь возраста семидесяти земных лет и быть налогоплательщиком, т. е. землевладельцем. Лица от двадцати до тридцати лет заняты на общественных работах, и если вы понимаете это как исполнение всех желаний и прихотей старшего поколения, то вы, безусловно, правы, но это включает в себя и все остальные неприятные обязанности, которые нужно выполнять и за которые полагалась бы высокая оплата, если бы людей на эту работу не набирали принудительно. Написано об этом в рекламных брошюрах? Не смешите меня!
Мне придется выяснить очень много малоизвестных фактов о каждой колонизированной планете, прежде чем я куплю билет в одну сторону на одну из них. Но я лишилась лучшей возможности удовлетворить свое любопытство. Решив доказать мистеру Фосетту, что безоружная женщина может исполнить «а-ну-пройдем-ка» со здоровым мужиком, – я наверняка очутилась у него в черном списке.
Надеюсь, я сумею повзрослеть до того, как меня увезут на каталке.
Что толку плакать над убежавшим молоком? Босс презирал это не меньше, чем жалость к себе. Лишив себя шансов законтрактоваться на «Гиперпространственные линии», я все равно должна была убираться из Лас-Вегаса, пока у меня еще не кончились деньги. Раз уж я не могла слетать сама в большой тур, можно было услышать о колониях без прикрас другим способом – например, тем, с помощью которого я ознакомилась с прелестями Эдема: можно было познакомиться поближе с членами экипажей звездолетов.
Заняться этим можно было там, где я их встречу наверняка: на Геостационаре, вершине «Бобового стебля». Дальние грузовые звездолеты редко приближались к уровню земного притяжения ближе, чем Эль-4 или Эль-5, то есть ближе лунной орбиты. Избегали они и самой Луны. Но пассажирские суда обычно причаливали на Геостационар. И все четыре гигантских лайнера «Гиперпространственных линий» – «Дирак», «Ньютон», «Максвелл» и «Форвард» – стартовали оттуда, возвращались туда и там же проходили техническое обслуживание и грузили припасы. Там находилось отделение комплекса «Шипстоун» («Шипстоун – Геостационар») – в основном для продажи энергии звездолетам, особенно этим громадным лайнерам. Офицеры и обслуга, уходя в отпуск, там не задерживаются, а вот те, кто должен нести вахту на корабле, могут спать на корабле, но пить, есть и развлекаться они будут на Геостационаре. Мне совсем не нравится «Стебель» и не очень нравится двадцатичетырехчасовой спутник: кроме захватывающей и постоянно меняющейся панорамы Земли, там нет ничего примечательного, разве что дикие цены и толчея. Его искусственная гравитация действует на нервы – все время кажется, что она отключится в тот самый момент, когда вы поднесете ко рту ложку супа. Но если вы непривередливы, там нетрудно найти временную работу, а мне придется так или иначе зарабатывать на хлеб насущный, чтобы прожить там, пока я не услышу все откровенные мнения о каждой из колонизированных планет от одного или нескольких раздраженных покорителей космоса.
Могло случиться так, что я сумею обойти Фосетта и улететь прямо оттуда на «Гиперпространственных». Корабли часто закрывают имеющиеся вакансии за пять минут до вылета. Если мне повезет, я не повторю своей ошибки, не стану требовать должности охранника порядка: только официантка, стюардесса, горничная… Словом, ухвачусь за любую работу на корабле, лишь бы попасть на большой тур. А потом, когда выберу для себя новое пристанище, обязательно постараюсь попасть на тот же самый лайнер, но уже в качестве пассажирки первого класса, раз уж странной волей моего приемного отца мне представится такая возможность…
Я оставила записку хозяину той мышеловки, что мы снимали, и стала соображать, что еще должна сделать перед отлетом в Африку. Африка… Придется добираться через острова Вознесения? Или полубаллистики уже летают? Африка заставила меня вспомнить о Голди, Анне, Берте и добряке Красни. Может быть, я попаду в Африку раньше, чем они, но… Какая разница? Там, насколько мне известно, лишь в одном месте идет что-то вроде войны, и я постараюсь бежать от этого района, как от чумы… Чума! Я должна сейчас же дать знать о чуме Глории Томосаве и моим друзьям на Эль-5 – мистеру и миссис Мортенсон. Навряд ли, конечно, мои слова убедят их (или вообще кого бы то ни было) в том, что эпидемия чумы разразится через два с половиной года, – я сама в это не верила. Но если мне все же удастся заставить задуматься некоторых ответственных чиновников хотя бы настолько, чтобы санитарные меры против крыс стали жестче, а медицинские проверки на пунктах ТКИ перестали быть бессмысленным ритуалом, то это может… Может спасти колонии в космосе и на Луне. Вряд ли, конечно, но… Я должна попробовать.
Да, надо попробовать еще разок связаться с моими пропавшими друзьями, и если там пусто… отложить это до возвращения с Геостационара или (хочу надеяться!) из большого тура. Конечно, можно позвонить в Сидней или в Виннипег с Геостационара, но стоит это гораздо дороже, а я не так давно очень хорошо усвоила, что желание чего-то и возможность за это заплатить – не одно и то же.
Я набрала номер Тормеев в Виннипеге, ожидая услышать в ответ обычное: «Набранный вами номер временно не обслуживается по желанию абонента». Но услышала я совсем другое:
– Дворец пиратской пиццы!
– Прошу прощения, – пробормотала я, – я неверно набрала номер.
После этого я набрала второй раз – очень аккуратно.
– Дворец пиратской пиццы!
– Простите, что беспокою вас, – сказала я. – Я нахожусь в Лас-Вегасе и набираю код моих друзей в Виннипеге, но все время попадаю к вам. Я не понимаю, что я делаю неправильно.
– Какой код вы набираете? – осведомился дружелюбный женский голос.
Я назвала код Жана и Жанет.
– Все правильно, – подтвердила женщина, – это наш номер. Лучшая гигантская пицца во всей Британской Канаде. Но мы открылись всего десять дней назад. Вполне возможно, что раньше этот код принадлежал вашим друзьям.
Я согласилась с этим, поблагодарила приятный голос и отключила связь. Потом откинулась на спинку кресла и задумалась. Затем набрала код виннипегского «АНЗАК», сильно надеясь, что мой дешевенький терминал с ограниченными возможностями может принимать видеоизображение не только из Лас-Вегаса, но и из более отдаленных мест: в работе «пинкертона» очень важно видеть лица расспрашиваемых. Как только мне ответил компьютер «АНЗАК», я сразу же потребовала дежурного офицера – в общении с этим компьютером у меня уже был опыт. Появившейся на экране женщине я объяснила:
– Я – Фрайди Джонс, близкая знакомая капитана Тормея и его жены. Из Новой Зеландии. Стараюсь дозвониться им домой, но ничего не выходит. Вы не могли бы мне помочь?
– Боюсь, что нет.
– Вот как? И ничего не можете посоветовать?
– Простите, нет. Капитан Тормей подал в отставку. И даже обналичил свой пенсионный фонд. Как я слышала, он продал свой дом, а стало быть, отправился в лучшие края. Единственный адрес, по которому с ним, быть может, удалось бы связаться, – это адрес его зятя в Сиднейском университете. Но мы не имеем права сообщать этот адрес кому бы то ни было.
– Вы, вероятно, имеете в виду профессора Фредерико Фарнези с кафедры биологии университета?
– Совершенно верно. Я вижу, вы в курсе.
– Да, Бетти и Фредди – мои друзья. Я познакомилась с ними, когда они жили в Окленде. Ну что ж, я доберусь до дому, свяжусь с Фредди и через него найду Жана. Спасибо за помощь.