За ужином я болтала с капитаном о тех маршрутах, которые выбрала, спрашивала его мнения по каждому из них и жаловалась без конца на то, что мое имя было потеряно в списке экскурсантов на Аутпост… Я попросила его самого проверить список на этот раз, чтобы не было никаких «накладок»… Как будто у капитана огромного звездолета нет других дел, кроме как следить, чтобы никто не забыл о Богатой Сучке. Внешне он ничем себя не выдал: выслушал, ни разу ни дрогнув, всю мою болтовню, благосклонно кивая на каждую просьбу и словом не обмолвясь о том, что мне запрещено спускаться на поверхность планеты. Но возможно, он не менее искушен в искусстве лжи, чем я сама, а я научилась лгать с невозмутимым видом задолго до того, как вышла из приюта.
Этим вечером (по корабельным часам) я оказалась в «Черной дыре» в компании моих трех постоянных ухажеров, доктора Джерри Мэдсена, Хайме-Джимми Лопеса и Тома Аделла. Том был первым помощником суперкарго, но я так толком и не выяснила, что это означает. Я лишь заметила, что он носил на одну нашивку больше, чем двое его соперников. В мой первый вечер на корабле Джимми торжественно объявил мне, что Том – главный привратник. Том не стал с этим спорить, а лишь добавил:
– Ты забыл сказать, что я еще и главный грузчик.
В этот вечер, всего за семьдесят пять часов лета до Ботани-Бей, я частично выяснила, чем занимается Том. Посадочный бот с правого борта был полон груза для Ботани-Бей…
– Оба бота мы загрузили еще на «Бобовом стебле». Но один пришлось освободить, потому что он нужен был нам для Аутпоста. А для полета на Ботани-Бей нам понадобятся оба бота, так что опять придется загружать его… – Он усмехнулся. – Да, попотеем как следует.
– Тебе это полезно, Томми, ты здорово толстеешь.
– Хайме, ты бы на себя посмотрел…
Я спросила, как они загружают боты:
– Эти шлюзы с виду такие маленькие.
– Мы не таскаем грузы через шлюз. Хочешь посмотреть, как это делается?
Я кивнула, и мы договорились встретиться здесь завтра утром.
И я кое-что узнала. Трюмы «Форварда» настолько огромны, что вызывают агорафобию, а не клаустрофобию. Но и грузовые отсеки посадочных ботов тоже не маленькие. Некоторые грузы тоже велики, особенно машины. На Ботани-Бей нужно было переправить турбогенератор «Вестингауз» – величиной с дом. Я спросила Тома, как они собираются сдвинуть с места такую махину.
– Черная магия, – усмехнулся он.
Четверо его помощников накинули на турбогенератор металлическую сеть и пододвинули к нему какой-то металлический ящик размером с чемодан. Том внимательно осмотрел все и сказал:
– Ладно. Включай.
Бригадир четверки чем-то щелкнул… и этот металлический бегемот дрогнул и слегка приподнялся в воздух. Портативный антиграв, наподобие тех, что в гравилетах, только подвесной, а не встроенный в оболочку. С осторожностью, манипулируя тросами и шестами, они провели эту штуковину через огромный люк в грузовой отсек бота. Том объяснил, что, хотя этот железный монстр и свободен сейчас от искусственного внутрикорабельного притяжения, он не утратил ни грамма своей массы и может раздавить человека так же легко, как человек – муравья.
– Рабочим приходится постоянно помнить, что жизнь всех зависит от каждого. Я, конечно, отвечаю за всю команду, но мертвому будет все равно, кто виноват. Так что они должны друг друга подстраховывать.
За что он действительно отвечал, по его словам, так это за то, чтобы каждый предмет был размещен в соответствии с планом и прочно закреплен, а большие люки грузового отсека с обеих сторон после каждой погрузки были герметично заперты.
Том провел меня по отсекам, предназначенным для пассажиров-мигрантов.
– У нас в этот раз больше мигрантов на Ботани-Бей, чем куда бы то ни было, – заметил он. – Когда мы их высадим, третий класс практически опустеет.
– Они все австралийцы? – спросила я.
– Нет, около двух третей. Но у всех одно общее – все они свободно владеют английским языком. Это единственная колония с языковыми требованиями. Они там пытаются сделать так, чтобы на всей планете был единый язык.
– А-а, я что-то слышала об этом. Зачем?
– Некоторые считают, что так уменьшается вероятность войн. Может, и так, но самыми кровавыми войнами в истории были братоубийственные. Без всяких языковых проблем.
У меня не было на этот счет никаких соображений, и я промолчала. Мы вышли из бота через пассажирский шлюз, и, когда Том запер его, я вспомнила, что забыла внутри шарф.
– Ты не видел его, Том? Я хорошо помню, что в отсеке для мигрантов он был на мне.
– Не заметил… Но сейчас мы его найдем. – Он вернулся и открыл дверь шлюза.
Шарф был там, где я его оставила, – между двух кресел в отсеке для мигрантов. Я набросила его Тому на шею, притянула его к себе, поблагодарила и позволила благодарности зайти так далеко, как ему хотелось (достаточно далеко, но не до конца, потому что он был на дежурстве). Он заслужил мою лучшую благодарность – на двери был кодовый замок. Теперь я могу открыть его в любой момент.
Когда я вернулась с экскурсии по грузовым трюмам и посадочному боту, подошло время ланча. Шизуко, как всегда, над чем-то хлопотала (не может у одной женщины уходить все время на ухаживание за другой).
– У меня нет настроения идти в столовую, – сказала я ей. – Я быстро приму душ, накину халат и поем здесь.
– Что желает мисси? Я сейчас закажу.
– Закажи для нас обеих.
– Как? И для меня?
– И для тебя. Я не люблю есть одна, я просто не хочу одеваться и тащиться в столовую. Не надо спорить. Просто выбери что-то в меню. – С этими словами я отправилась в ванную.
Оттуда я слышала, как она заказывает ланч, а когда выключила душ, она была уже наготове: маленькое полотенце обернуто вокруг бедер, а большое – в руках, чтобы обернуть им меня, прекрасная маленькая банщица. Вытерев меня насухо, она помогла мне облачиться в халат. Пока она открывала пищевой лифт и вытаскивала еду, я оттащила маленький столик в тот угол каюты, где мы раньше беседовали с Питом-Маком. Шизуко, наблюдая за моими действиями, удивленно приподняла брови, но не стала спорить, а начала накрывать на стол. Я настроила терминал на музыкальное воспроизведение и выбрала кассету с записью погромче – классический рок на сей раз.
Шизуко поставила на столик только один прибор. Я повернулась к ней так, чтобы она услышала меня, несмотря на музыку, и сказала:
– Тилли, поставь тарелку для себя тоже.
– Что-что, мисси?
– Ну хватит, Матильда. Игры кончились. Я поставила эту пленку, чтобы мы могли спокойно поговорить.
Она колебалась секунду-другую, а потом согласно наклонила голову.
– Хорошо, мисс Фрайди.
– Зови меня лучше Мардж, чтобы мне не приходилось называть тебя мисс Джексон. Или зови меня моим настоящим именем – Фрайди. Нам нужно поговорить откровенно, без лицедейства. Кстати, в роли горничной тебе нет равных, но отныне, когда мы наедине, тебе не стоит утруждать себя. Я прекрасно могу вытереться сама после душа.
Она едва приметно улыбнулась и негромко сказала:
– Мне самой нравится обхаживать вас, мисс Фрайди… Мардж… Фрайди.
– Да? Ну что ж, благодарю! Давай поедим. – Я любезно положила ей на тарелку полную ложку сукияки.
Пожевав минуты две – разговаривать за едой всегда как-то легче, – я сказала:
– Сколько ты получаешь за это?
– Получаю за что, Мардж?
– За то, что состоишь при мне и передашь меня на Реальме в руки дворцовой охраны?
– Обычный контракт. Платят моему боссу. В условия контракта входят и мои премиальные, но я верю в премии, только когда они у меня в руках.
– Ясно. Матильда, я линяю на Ботани-Бей. Ты мне поможешь.
– Зови меня Тилли. Помогу?
– Поможешь. Потому что я заплачу тебе кусок намного больше, чем ты получишь в противном случае.
– Ты действительно думаешь, что меня можно так легко перекупить?
– Да. Потому что у тебя есть только два варианта. – Между нами на столике лежала стальная разливная ложка. Я взяла ее в руки и пальцами сплющила толстую стальную «чашечку». – Ты можешь помочь мне. А можешь умереть. Довольно быстро. Что тебе больше по вкусу?
Она взяла у меня из рук ложку и, повертев ее, сказала:
– Мардж, не стоит все так драматизировать. Что-нибудь мы придумаем. – С этими словами она большими пальцами разогнула сплющенный металл. – Что у тебя стряслось?
Я уставилась на ложку.
– «Мать моя пробирка…»
– «…а скальпель мой отец». Равно как и твой, – кивнула она. – Потому-то меня и наняли на эту работу. Давай поговорим. Почему ты решила соскочить с корабля? Если ты это сделаешь, с меня шкуру сдерут.
– А если не сделаю, проживу очень недолго. – Не скрывая ничего, я подробно рассказала ей о своем «контракте», о том, как оказалась беременной, и почему так уверена, что у меня нет ни единого шанса пережить визит на Реальм.
– Итак, – закончив рассказ, сказала я, – что заставит тебя переметнуться на мою сторону? Я полагаю, меня устроит твоя цена.
– Я не единственная, кто следит за тобой.
– Пит? С Питом я разберусь. Остальных – трое мужчин и две женщины, – думаю, можно вообще не брать в расчет, если ты мне активно поможешь. Из всех лишь ты и Пит – профессионалы, а остальные… Кто их нанимал? Дилетанты.
– Не знаю. Я даже не знаю, кто нанял меня, если на то пошло. Этим занимался мой босс. Может, ты и права… Может, остальных и не стоит брать в расчет – все зависит от твоих планов.
– Давай договоримся о деньгах.
– Нет уж, давай сначала поговорим о планах.
– Что ж… Как по-твоему, ты можешь имитировать мой голос?
– Что ж… – ответила она. – Как по-твоему, ты можешь имитировать мой голос?
– А ну-ка еще раз!
– А ну-ка еще раз!
– Ладно, – вздохнула я. – Ладно, Тилли, ты можешь. В «Дейли форвард» сказано, что мы выскочим из гиперпространства возле Ботани-Бей завтра утром. Если расчеты так же точны, как были на Аутпосте, мы выйдем на стационарную орбиту и пошлем туда посадочные боты послезавтра, где-то около полудня, то есть меньше чем через сорок восемь часов. Значит, завтра я заболею – печально, правда? Я ведь так рассчитывала спуститься на поверхность и побывать на всех этих расчудесных экскурсиях. Точное время для осуществления моего плана зависит от того, когда отчалят наши боты. А насколько я понимаю, это станет известно, лишь когда мы вынырнем в нормальное пространство и они смогут вычислить время выхода на стационарную орбиту. Когда бы это ни произошло, в ночь перед спуском, около часа, когда коридоры опустеют, я слиняю из каюты. И с того момента ты будешь «работать» за нас обеих. Входить в каюту ты никому не позволишь – скажешь, что я слишком плохо себя чувствую. Если кто-то будет дозваниваться через терминал, будь осторожна, не включай видео – я никогда не включаю! Когда это возможно, ты говоришь за нас обеих, а когда нет – скажешь, что я сплю. Если кто-то все же уловит разницу в голосе, скажешь, что у меня высокая температура, я напичкана лекарствами и поэтому у меня заплетается язык… Закажешь завтрак для нас обеих: себе – свой обычный, а для «больной» – чай с молоком, пару тостов и сок.