– Я замерзла.
– Протестую. Ты была внутри, а там теплее, чем снаружи. Это я замерз.
– Так тебе и надо, насильник. Ты слишком тощий, из тебя плохое одеяло. Пит, нам нужно как следует тебя откормить. Кстати, о завтраке… Нет. Кажется, меня сейчас стошнит.
– А, черт!.. Переползи через меня и постарайся попасть вон в тот угол, а то нам придется лежать во всем этом. И потише, – может быть, сюда уже кто-то пришел.
– Скотина. Бесчувственная скотина – вот ты кто. Буду терпеть тебе назло.
В общем, я не так уж плохо себя чувствовала. Перед выходом из каюты я приняла одну из голубеньких таблеток, и, кажется, она делала свое дело. У меня в животе трепетала крылышками бабочка, или две, но это были не очень мускулистые бабочки – не те, что вопят: «Выпустите меня отсюда!..» И у меня с собой был весь запас пилюль, которыми снабдил меня доктор Джерри.
– Пит, какие планы?
– Ты у меня спрашиваешь? Это ты планировала побег, а не я.
– Да, но ты же такой большой, сильный, мужчина, который храпит так, что стены трясутся. Я думала, ты возьмешь на себя всю ответственность и все спланируешь, пока я сплю. Я ошибалась?
– М-да… Фрайди, а какие планы у тебя? Как ты все это себе представляла, пока не появился я?
– Ну, я не строила четких планов. Когда мы приземлимся, им придется открыть люк, маленький, для пассажиров, или большой, грузовой. Какой – не важно; главное: как только они его откроют, я вылечу отсюда, как испуганная кошка, сшибая всех и вся на своем пути, и не буду останавливаться, пока не окажусь далеко от корабля. Я не хочу никому причинять вреда и надеюсь, что никто не будет стараться меня остановить… потому что я не остановлюсь.
– Это хороший план.
– Ты думаешь? Это вообще не план. Это просто установка: дверь открывается – я убегаю.
– Это хороший план, потому что в нем нет никаких выкрутасов, из-за которых все может пойти не так. И у тебя есть одно большое преимущество: они не осмелятся причинить тебе вред.
– Хотелось бы так думать.
– Если кто-то и заденет тебя, то лишь по случайности, и того, кто это сделает, потом подвесят за ребра. Как минимум. Теперь, когда ты рассказала мне всю твою историю, я понял, почему мне дали такие строгие инструкции. Фрайди, ты нужна им не «живая-или-мертвая», а только целая и невредимая. Они скорее дадут тебе сбежать, чем рискнут причинить вред.
– Тогда все упрощается.
– Не обольщайся. Хоть ты и дикая кошка, но, если бросить на тебя достаточно людей, тебя можно схватить – так уже было, мы оба это знаем. Если они поймут, что ты сбежала… А я думаю, они об этом уже знают – наш бот покинул орбиту на час позже расписания.
– Как? – воскликнула я и кинула быстрый взгляд на часы. – Да, мы уже должны были приземлиться. Пит, они ищут меня!
– Думаю, да. Но будить тебя, пока не включили свет, не имело смысла. В их распоряжении было четыре часа, чтобы убедиться, что тебя нет на верхней палубе среди пассажиров первого класса. Потом им нужно проверить мигрантов. Итак, если ты действительно здесь, а не прячешься где-то на корабле, ты должна быть в этом грузовом отсеке. Конечно, это упрощение, есть масса способов поиграть в прятки на таком большом боте. Но они наверняка будут следить за двумя узкими местами: грузовым люком на этой палубе и выходом для пассажиров палубой выше. Фрайди, если у них достаточно людей, а у них их предостаточно, и если у этих гавриков есть сети, ловушки, веревки-липучки, а они у них есть, – они схватят тебя целой и невредимой, как только ты выйдешь из этого бота.
– О! – Я обдумала это. – Пит… если так случится, у них будет много убитых и раненых. Я и сама могу погибнуть, но они дорого заплатят за мой труп. Спасибо, что предупредил.
– Они могут сделать все немного по-другому. Они могут явно показать, что выход под наблюдением, чтобы ты отступилась. Тогда они выведут мигрантов… Ты ведь в курсе, что мигранты проходят через грузовой выход?
– Первый раз слышу.
– Так вот, они сначала выведут их, проверят, а потом закроют большой люк и напустят сюда сонный газ. Или слезоточивый, чтобы заставить тебя выйти саму, всю в слезах и в соплях.
– Бррр! Пит, неужели у них на корабле есть такой газ?
– Есть и покруче. Пойми, шкиперу на корабле приходится действовать за много световых лет от закона и порядка, и у него лишь горстка людей, на которых он может рассчитывать в случае какой-нибудь заварухи. Почти в каждом рейсе в четвертом классе сидит банда отъявленных уголовников, и, конечно же, шкипер в любой момент может пустить газ выборочно, в любой отсек корабля, но… Фрайди, когда они пустят газ, тебя здесь уже не будет.
– Не будет? Что ты хочешь этим?..
– Мигранты пройдут через центральный коридор нашего отсека. В этот рейс их набралось около трех сотен, и их набьют в проходной отсек, как сельдей в бочку… Их так много, что – я уверен – они не все знают друг друга в лицо. За такой короткий срок они никак не успели перезнакомиться. Мы этим воспользуемся. И еще один старый, испытанный способ, который Уллис использовал против Полифема.
Мы с Питом спрятались в сравнительно темном углу, между высоким концом турбогенератора и каким-то большим ящиком. Скоро освещение изменилось, послышался гул голосов.
– Идут, – шепнул Пит. – Помни, что лучше выбирать кого-то с большим количеством клади. Таких будет множество. С одеждой у нас все в порядке: по ней никак не скажешь, что мы из первого класса. Но мы обязательно должны что-то тащить. Мигранты всегда тащат уйму багажа, это я точно знаю.
– Я попытаюсь помочь какой-нибудь женщине нести ребенка, – сказала я.
– Это было бы самое лучшее. Тсс, они идут.
Они действительно тащили на себе до черта – виною тому было крохоборское правило компании: каждый мигрант мог провезти по своему билету все, что сможет запихнуть в те крохотные кладовочки, которые они называют «каютами третьего класса», при условии, что он сможет унести это с корабля сам, без посторонней помощи. Таковы условия компании для обозначения «ручной клади». А если он что-то помещает в трюм, тогда он платит за фрахт. Я понимаю: компания должна иметь прибыль, но мне не нравится такая политика. Правда, сегодня мы попытаемся извлечь из нее пользу.
Проходя мимо нас, редко кто из переселенцев даже глянул в нашу сторону, никому мы не были интересны. Все они выглядели усталыми и измученными, и я думаю, что так оно и было. С ними было много детей, и почти все дети дружно ревели. Первые несколько дюжин прошли быстро, на них напирали идущие сзади, а потом очередь притормозила и стала двигаться куда медленнее – больше младенцев, больше багажа, – и люди оказывались сильно притиснутыми друг к другу. Подходило время прикинуться «овечками» из этого стада… Неожиданно среди бесчисленных людских запахов – пота и грязи, беспокойства и страха, мускуса и грязных пеленок – прорезался один, столь же кристально чистый, как тема Золотого Петушка в «Гимне Солнцу» Римского-Корсакова или лейтмотив Вагнера из «Кольца нибелунгов», – и я завопила:
– Жанет!
Толстая женщина, стоящая с другой стороны очереди, обернулась, взглянула на меня и… бросив два чемодана, с радостным криком: «Марджи!» – ринулась ко мне и заключила меня в объятия. И мужчина с бородой радостно сказал:
– Я же говорил, что она на корабле! Я говорил!
И Жан, укоризненно кивая, сказал:
– Но ведь ты умерла!..
А я оторвала губы от Жанет ровно настолько, чтобы сказать:
– Ничего подобного. Кстати, младший пилот Памела Херсфорд передает тебе привет и наилучшие пожелания.
И Жанет фыркнула:
– Эта шлюшка?
И Жан сконфуженно пробормотал:
– Да ладно тебе…
И Бетти, внимательно оглядев меня, сказала:
– Точно, она. Привет, крошка! Классно выглядишь.
И Джордж лопотал что-то по-французски, пытаясь осторожно вклиниться между мною и Жанет.
И конечно, мы затормозили всю очередь: люди наталкивались на нас, спотыкались, бормотали извинения, ворчали, ругались, протискивались между нами и вокруг нас.
– Давайте двигаться дальше, – сказала я. – Потом поговорим.
Я обернулась, посмотрела туда, где оставила Пита, и обнаружила, что он исчез. Впрочем, за Пита я не беспокоилась: Пит – умный, он не пропадет.
Жанет не растолстела, она просто была на последних месяцах. Я взялась было за один из ее чемоданов, но она не позволила:
– Мне лучше с двумя, они держат меня в равновесии.
Тогда я взяла клетку с кошкой – мамой-кошкой – и большой бумажный сверток, который раньше тащил под мышкой Жан.
– Жанет, а куда ты дела котят?
Вместо нее ответил Фредди:
– Я использовал свое служебное положение, – сказал он, – и они получили отличные места с прекрасными перспективами в плане роста… Да-да, они теперь служат, мм, инженерами по контролю за грызунами на большой овечьей станции в Куинсленде. А теперь, Элен, помолясь, расскажи нам, каким образом ты, которая вчера еще восседала одесную лорда-повелителя великого суперлайнера, сегодня очутилась вместе с бедными крестьянами на дне этого чертова корыта?
– Потом расскажу, Фредди. Когда выберемся отсюда.
Он взглянул на выход и кивнул.
– Ах, да! Позднее, с дружеским возлиянием и многими небылицами. Между тем нам еще предстоит пройти цербера.
Два «сторожевых пса» стояли у выхода – по одному с каждой стороны. Оба были вооружены. Повторяя про себя мантры, я сделала вид, что болтаю с Фредди о какой-то ерунде. Оба охранника внимательно оглядели меня и, кажется, не нашли во мне ничего из ряда вон выходящего. Должно быть, помогли грязное лицо и всклокоченные волосы – до сих пор я выходила из своей роскошной каюты «ББ» лишь после того, как Шизуко так тщательно обрабатывала меня, словно я была выставочной моделью на аукционе.
Мы вышли наружу, спустились по короткой рампе и выстроились в очередь к столу, установленному неподалеку. За ним сидели двое клерков с бумагами.
– Френсис Фредерик Джей! Выйти вперед! – выкликнул один из них.