Мужчина по имени Морри тоскливо оглядел меня с головы до ног, перевел взгляд на Джорджа, потом опять на меня.
— Ладно, черт с вами. Пойдешь с нами, сестренка. Только, чур, рта не разевать и в разговоры не вмешиваться.
Пройдя штук шесть пропускных постов, на каждом из которых нас пытались остановить и разлучить меня с Джорджем, мы оказались в приемной. Первое впечатление от президента Конфедерации: он показался мне гораздо более высоким, чем тогда, на улице. Может быть, потому, что теперь на нем не было этой умопомрачительной шапочки из перьев? А второе — он показался мне еще более домашним, чем на портретах, украшавших страницы газет и журналов. Похоже, что, как многие политические деятели до него, Тамбрил сумел превратить свою невыразительную внешность в некое подобие политического образа.
(Эта «домашность», думала я, она что, необходима, чтобы возглавлять государство? А ведь если задуматься — и правда в истории не отыщется ни одного политического деятеля, который далеко продвинулся бы в политике, блистая настоящей красотой. За исключением, пожалуй, разве что Александра Великого, но у этого, так сказать, имелся трамплин — его папаша был императором.)
Ну, в общем, образно говоря, «Вояка» Тамбрил напоминал лягушку, которая пыжится изо всех силенок, пытаясь изобразить из себя жабу, но у нее плоховато получается.
Президент Конфедерации откашлялся:
— А она что тут делает?
Джордж быстро ответил:
— Сэр, я должен сделать заявление! Этот человек… этот человек, — он указал на Морри, который как ни в чем не бывало продолжал кусать зубочистку, — пытался разлучить меня с моей дорогой, возлюбленной сестрой. Он заслуживает наказания!
Тамбрил зыркнул на Морри, на меня и снова — на своего телохранителя.
— Это правда?
Морри принялся оправдываться, утверждая, что ничего подобного не делал, ну а даже если и сделал, то только потому, что ему так было приказано самим Тамбрилом, и вообще, он думал…
— Думать тебе не положено! — отрезал Тамбрил. — Я с тобой позже разберусь. И почему дама стоит? Принести стул для нее. Что, я обо всем тут должен заботиться?
Как только я уселась на стул, принесенный Морри, президент обратился к Джорджу:
— Сегодня вы совершили великий подвиг, друг мой. Да, сэр, настоящий подвиг. Великая калифорнийская нация горда тем, что растит таких сыновей! Как вас зовут, герой?
Джордж назвал свое имя и фамилию.
— Пейролл… Прекрасная калифорнийская фамилия, мистер Пейролл, она вписана золотыми буквами в нашу историю со времен первых рейнджеров, которые вышвырнули с наших земель шайку испанцев, до тех светлых дней, когда неустрашимые патриоты выкинули отсюда бандитов с Уолл-стрит. Вы не будете возражать, если я буду называть вас по имени, Джордж, друг мой?
— Никаких возражений, сэр.
— А вы можете называть меня «Вояка». Вот главный предмет гордости нашего великого народа — мы все равны, Джордж.
Тут я позволила себе вмешаться:
— Это и к искусственникам относится, президент Тамбрил?
— А?
— Я спросила насчет искусственных людей вроде тех, кого производят в Беркли и Дэвисе. Они тоже равны?
— А… малютка, тебе не следовало бы вмешиваться, когда говорят старшие, но я отвечу на твой вопрос: как может человеческая демократия распространяться на тех, кто не является человеческими существами? Разве кошка может голосовать? Или автомобиль марки «Форд»? Отвечай!
— Нет, но…
— Вот и все. Все равны, все имеют право голосовать, но должна же где-то быть граница. А теперь, будь добра, помолчи и не мешай, пока говорят мужчины. Джордж, то, что вы сделали сегодня — ну, в общем, если бы этот злодей действительно покушался на мою жизнь — а он не покушался, и мы об этом забудем, и вы не вспоминайте — вы не могли бы повести себя лучше, чтобы прославить традиции национального героизма великой Калифорнийской Конфедерации. Я горжусь вами!
Тамбрил встал и вышел из-за письменного стола. Сложив руки за спиной, он принялся расхаживать взад-вперед по кабинету. Тут-то я и поняла, почему он показался мне выше ростом.
У него был либо очень высокий стул, либо под обычным стулом стояла какая-то подставка. На самом деле он мне едва до плеча доставал. Расхаживая, он рассуждал вслух:
— Джордж, в моей официальной семье всегда найдется место для мужчины такого геройства и отваги. Кто знает — может ведь настать день, когда вы на самом деле спасете меня от преступника, который на самом деле будет покушаться на мою жизнь. О, бесспорно, я имею в виду исключительно вражеских лазутчиков. Люди в Калифорнии — наши стальные патриоты — они все любят меня за то, что я сделал для них с тех пор, как тружусь здесь, в Октагоне. Но другие страны завидуют нам, завидуют нашему богатству, нашей свободе, нашей демократии! И порой, увы, эта их зависть выражается в жестокости, в насилии.
Он немного постоял, склонив голову набок, мысленно любуясь не то собой со стороны, не то всей великой калифорнийской нацией.
— Вот видите, это только самая малая, самая ничтожная малость из того, чем приходится платить за привилегию стоять во главе служения государству! — патетически изрек он. — Но приходится платить, платить, несмотря ни на что. Джордж, если бы вам пришлось отдать свою жизнь — самое дорогое, что у вас есть, — за то, чтобы глава вашей страны остался в живых, вы пожертвовали бы собой?
— Маловероятно, — ответил Джордж.
— А? Что вы сказали?
— Видите ли, когда я голосую — а голосую я, правду сказать, не так уж часто, — я голосую за ревизионистов. А наш теперешний премьер-министр — реваншист. Сильно сомневаюсь, что ему может понадобиться моя жизнь.
— Какого дьявола? О чем вы?
— Je suis Quebecois, Monsieur le Chef d’Etat[22]. Я из Монреаля.
ГЛАВА 16
Через пять минут мы снова были на улице. На душе было, мягко говоря, неспокойно — казалось, что нас, того гляди, схватят, а потом повесят, расстреляют или, на худой конец, бросят в глубокую и крепкую темницу только за то, что мы — не калифорнийцы. Правда, одному из советников Тамбрил а хватило-таки благоразумия, и он убедил главу Конфедерации, что дешевле будет отпустить нас подобру-поздорову, чем затевать судебный процесс, пусть даже и закрытый: договориться с консулом Квебека, может, и удастся, но подкупить все представительство подороже выйдет.
В общем, как бы то ни было, из дворца мы выбрались и отправились к главному управлению «Мастер Чардж» Калифорнии. Войдя в здание, мы потратили минут десять на то, чтобы вернуть себе нормальный внешний вид. Здесь в рекреационном зале было поспокойнее и все кабинки были с дверями.
Смыв помаду, сполоснув и расчесав волосы, Джордж снова стал похож на себя. Включив фен, он улыбнулся и проговорил:
— Ну и видок у нас был, а?
Я оглядела кабинку. Шум фена, звук бегущей из крана воды — можно было говорить вслух.
— Знаешь, Джордж, ты молодчага. Недель через шесть мог бы стать настоящим профессионалом.
— Какого рода профессионалом?
— А? Ну вроде Пинкертона. Или…
Кто-то вошел в соседнюю кабинку.
— Потом договорим. Слушай, ведь у нас есть лотерейные билеты.
— Точно. Погляди, когда у тебя тираж.
Я вынула из сумочки билет.
— Сегодня! Сегодня, скоро начнется. Может, я ошиблась, проверь дату.
— Нет, — покачал головой Джордж, взглянув на билет. — Все правильно. Примерно через час, так что неплохо бы разыскать терминал.
— Не стоит. Я никогда не выигрываю в карты, в кости — значит, и в лотерею не выиграю. Знаешь, даже когда я покупаю шоколадку «Крекерджек» — они же всегда с призами — так вот, мне чаще всего без призов попадаются.
— Ладно, Кассандра, терминал мы все-таки разыщем.
— Как скажешь. Ну а у тебя тираж когда?
Он вытащил свой билет.
— Тогда же, когда и у тебя!
— Тогда действительно стоит посмотреть тираж.
Джордж продолжал внимательно разглядывать билет.
— Погляди-ка, Фрайди…
Он поскреб ногтем номер. Буквы серии остались, а номер сильно размазался.
— Так-так… Сколько времени наша подружка проторчала под прилавком, пока «нашла» для меня этот счастливый билетик?
— Не помню. Не больше минуты.
— Да. Быстро. Но ей хватило.
— Хочешь отнести обратно и устроить скандал?
— Что ты, зачем? Такая виртуозность заслуживает не скандала, а бурных аплодисментов. Жаль девочку — зарывает свой талант. А теперь давай-ка наверх. Уладим твои дела с «Мастер Чардж» до начала тиража.
На время я снова стала Марджори Болдуин. Мистер Чемберс, к которому мы были допущены после долгих препирательств с младшими чиновниками, оказался на редкость симпатичным человеком — гостеприимным, разговорчивым. Именно он был мне нужен — табличка над его письменным столом гласила, что он вице-президент калифорнийского филиала по отношениям с клиентами.
Мы побеседовали минут пять, и стало ясно, что главная его обязанность — отвечать клиентам «нет», а главный талант — в том, что он отвечал «нет», употребляя такое неимоверное количество исключительно приятных и вежливых слов, что клиент с большим трудом догадывался, что ему отказывают.
«Во-первых, прошу вас понять, уважаемая мисс Болдуин, что калифорнийский филиал «Мастер Чардж» и «Мастер Чардж» в Чикагской Империи — это отдельные корпорации и с вами у нас контракта нет. К нашему большому сожалению. Да, мы обычно оказываем такую любезность и оплачиваем кредитные карточки, выданные там, а они — выданные здесь. Мне очень жаль, но в данный момент — я подчеркиваю — именно в данный момент Империя прервала с нами отношения, и как бы странно вам это ни показалось, но на сегодняшний день даже неясен обменный курс, поэтому, как бы мы и лично я ни хотели оплатить вашу кредитную карточку, мы не можем этого сделать при всем желании (ну и так далее) и с удовольствием сделаем это позднее. Но нам очень хотелось бы помочь вам и сделать все, что в наших силах, чтобы ваше пребывание здесь было приятным…»