– Можешь убедить Мерлиону, что её подруга не была убита? И что у неё нет причин для беспокойств?
– Ты именно этого ожидаешь?
– Именно на это я надеюсь, – говорит баронесса.
Я замечаю на столе соблазнительную бутылку вина. Баронесса не предложила мне её. Возможно, это ниже её достоинства.
– По-моему, весьма возможно, что Алцетен была убита. Сие означает, что у твоей дочери есть все основания для беспокойства.
Демелзос выглядит ошеломлённой.
– Конечно же, ты шутишь?
– Я поговорил в королевском Учётном приказе и не уверен, что там говорят правду. Думаю, им дали понять, что надо хранить молчание. Убедили или подкупили.
– Доказательства у тебя есть?
– Нет.
– Любые доказательства?
– Нет.
– Значит я должна позволить своей семье погрузиться в беспорядок лишь потому, что у тебя имеются неясные подозрения?
Я пожимаю плечами.
– Ты не обязана позволять что-либо. Тебе решать. Но ты просила меня выяснить, есть ли основания для подозрений у Мерлионы, и я считаю, что они могут быть.
Демелзос садится, сильно встревоженная.
– Что мне можно сказать своему супругу?
– Я так понимаю, он не знает, что ты меня наняла?
– Нет. И он не будет доволен, узнав, – баронесса пожимает плечами. – Фракс, ты действительно уверен? Если Мерлиона в опасности, тогда я должна защитить её, но это причинит ужасно много неприятностей.
– Думаю, в смерти Алцетен есть что-то подозрительное. Означает ли это, что Мерлиона тоже в опасности, в точности я сказать не могу. К твоей дочери это отношения может и не иметь. Она могла просто появиться там в скверное время. Но твоя дочь на самом деле считает, что повозка пыталась наехать и на неё тоже, поэтому, я бы сказал, тебе следует рассматривать угрозу со всей ответственностью.
Демелзос протягивает руку, берёт бутылку и наполняет вином две серебряных чарки. Одну передаёт мне.
– Что мне теперь делать?
– Держи Мерлиону в безопасном месте и не показывай на людях, покуда я провожу расследование.
– А что если ты ничего не выяснишь?
– Выясню, – говорю я и живо допиваю своё вино. – Мне надо поговорить с отцом Алцетен. Я так понимаю, он важный сановник.
– Цетенос? Довольно важный, полагаю.
– Не дашь ли мне сопроводительное письмо? Оно облегчит мне жизнь.
Баронесса колеблется.
– Если я дам его, скоро все узнают, что я наняла тебя для расследования.
– А это представляется сложным?
– Королевский тиун уже проводил дознание. Я, наняв тебя, будто заявляю всем и каждому, что не доверяю ему.
– Он всё одно очень скоро узнает, потому что с ним я тоже поговорю.
Брови баронессы хмурятся в тревоге.
– Я могу пойти и без сопроводительного письма.
Баронесса на миг задумывается.
– Я не подвергну жизнь своей дочери опасности из-за страха перед бесчестием.
Она хлопает в ладоши, и слуга спешит в комнату.
– Принеси пишущие принадлежности, – говорит она. – И мою личную печать.
Возвращаясь в дом Арикдамиса с сопроводительным письмом от Демелзос в кармане, я прохожу мимо «Веселого разбойника», привлекательно выглядящего трактира с льющимся из ставен светом и музыкой. Игрецы исполняют задорную застольную песню. Я слышу, как толпа стучит пивными кружками, присоединяясь к припеву. Я вздыхаю. Ничего столь сильно я не желаю, как присоединиться там к этой весёлой песне и влить в себя несколько кружек пива. К несчастью, у меня за душой ни гурана. Я сетую на подобную несправедливость и медленно тащусь по дороге. Домой я не спешу. Арикдамис несчастен с тех пор, как его чертежи пропали, да и Лисутарида не лучше. Надеюсь, Макри перестала реветь.
– Чёрт возьми, – говорю я в голос. – Не реветь – было её единственным достоинством. И что мне теперь ей говорить?
Макри известно, что я терпеть не могу женский плач. Мы говорили об этом. Не удивлюсь, коли Лисутарида тоже завелась. Весь день она несчастна, словно ниожская шлюха. Я немного оттаиваю при мысли о погребах Арикдамиса. Они несколько истощились со времени моего поселения, но, возможно, мне удастся найти там пирог, а то и пару, и бутылочку эльфийского винца. Если повезёт, я смогу утянуть их в мою комнату, не столкнувшись ни с кем.
– Может, не всё сложится так уж плохо, – бормочу я, возясь с ключом в незнакомом замке. – Может, они взяли себя в руки.
Я вхожу в дом и чуть не спотыкаюсь об Лисутариду, лежащую на полу. Совершенно ясно, что они не взяли себя в руки. По крайней мере, она хоть не ревёт. Проход окутан своего рода плотным туманом, который может быть произведён лишь особо решительным курильщиком фазиса.
– А, Фракс. Мой главный советник. Главный советник, который полон славных советов. Что бы ни посоветовал Фракс, он выдаст лучший совет. Он мой главный советник, в конце концов.
– Случилось что?
Лисутарида с трудом занимает сидячее положение.
– Надо мною насмехаются со всех сторон, и я становлюсь беднейшей женщиной Запада. Окромя этого, всё прекрасно.
– Макри оправится. Она пока что не выбыла из состязаний.
Лисутарида трясёт головой.
– Помоги подняться.
Я беру Лисутариду за плечи и ставлю её на ноги, затем помогаю пройти в главную гостиную, где она валится на кушетку.
– Знаешь, курение фазиса не поможет, – говорю я.
– Я глава Гильдии Волшебников. Я буду курить всё, что пожелаю.
– Где Макри?
– В саду, крушит всё вокруг топором.
Лисутарида зевает, затем закрывает глаза. Я пялюсь на неё, размышляя, а действительно ли это такая замечательная мысль поставить эту женщину во главе рати против орков. Ласат, может, и глупец, но хотя бы большинство времени он находится в сознании. Вообще-то, явно не находится – с такой-то привязанностью к диву. Чёрт бы побрал этих колдунов. Не могут побыть трезвыми хотя бы пять минут, что ли?
Я беру свой волшебный светильник в сад. Знакомый запах наполняет мои ноздри. Я хмурюсь и иду на запах, покуда не нахожу Макри, валяющуюся без сил на траве. Дракон обвился вокруг неё спящим. На земле рядом с Макри лежит дешёвая оловянная коробочка с дырочкой наверху, закопчённая пламенем. Именно этот предмет используют для поджигания и вдыхания дива. Подобным открытием я не потрясён. Не знаю, откуда она раздобыла дурь. Невероятно глупое поведение. Кроме естественной опасности, эта дурь может привести к казни, ежели власти проведают обо всём. Если уж король не любит фазис, это окажется цветочками по сравнению с тем, что король думает на счёт более мощного дива.
Я наклоняюсь и поднимаю Макри. Дракон шевелится, но не пробуждается. Я заношу её внутрь и несу в гостиную, где кладу на другу кушетку, рядом с Лисутаридой.
– Плохо всё кончится, – бормочу я.
Ночи ещё прохладные. Я беру толстое расшитое одеяло, висящее на спинке каждой кушетки и накрываю оба дремлющих тела. Всё ещё держа свой волшебный светильник, я следую вниз в погреб. Быстрый осмотр показывает кусок жаренной говядины, половинку круга козлиного сыра и бочонок пива.
– Я окружён дураками, – говорю я, открывая бочонок. – Впутывают меня, как обычно.
Я занимаюсь говядиной, сыром и пивом, кляня по ходу дела свою несчастливую судьбину быть обременённым столь бестолковыми сотоварищами.
Глава 17
Я просыпаюсь с болью в шее от сна на жёстком каменном полу. Скоро обнаруживаю, что голова у меня тоже болит. По мере тяжкого приема стоячего положения, дабы преодолеть путь из этого мрачного подвала, я гремлю пустыми винными бутылками. Не помню, чтобы я пил вино. Видимо, показалось хорошей мыслью после пива. Голова раскалывается. Даже такой непревзойдённый потребитель хмельного, как я, может случайно заиметь похмелье от смешивания эльфийского вина и пива, а я, похоже, сделал разумную попытку опустошить винные запасы Арикдамиса. Мне требуются листья лесады. Эльфийское растение чрезвычайно действенно против похмелья. До меня доходит, что у меня ужасная жажда. Я ковыляю наверх по лестнице и вваливаюсь в кухню. Там находится молодой повар, занятый своими делами. Не обращая внимания на его протесты, я присваиваю стоящее рядом с ним ведро свежей воды, пью прямо оттуда, затем засовываю голову в оставшееся.
Я вспоминаю вчерашний вечер и осознаю, что всё ещё зол на Лисутариду и Макри. Что за парочка. Совершенно не способны справляться с трудностями не прибегая к одурманиванию. Нахожу обеих всё ещё лежащими на кушетках в гостиной.
– Вот вы где! – ору я. – Что скажете в своё оправдание?
Лисутарида зевает при пробуждении.
– Ты это о чём?
– Ты вообще не владеешь собой, Лисутарида. Малейшая неудача, и ты сразу же..., – я замолкаю. Неожиданно моя головная боль становится намного сильнее. Я чувствую тошноту. Очень тяжело сажусь на свободную кушетку.
– Что такое? – говорит Лисутарида.
– У тебя есть листья лесады?
Лисутарида начинает хохотать, но хохот оборачивается кашлем.
– Лицемер, – задыхается она, когда кашель отступает. – Опять ты опустошал погреб.
– В капельке пивка нет ничего плохого. У тебя есть листья лесады или нет? Голова меня прикончит.
– Фазис хотя бы не приносит похмелья, – говорит Лисутарида самодовольно. Она приподнимается на одном локте. Её лицо приобретает зеленоватый оттенок, и она ложиться опять.
– Мне не хорошо.
В этот миг просыпается Макри. Как только она это делает, её тошнит на край кушетки.
– Теперь мне ещё хуже, – стонет Лисутарида. – Что с Макри?
– Она принимала диво.
– Что? – Лисутарида выглядит сильно напуганной. – Правда?
Макри опять тошнит. Надеюсь, ковёр не слишком дорогой.
– Как только мне полегчает, я сильно-сильно разозлюсь, – говорит Лисутарида.
– Листья лесады у тебя есть?
– Не помню. Все свои пожитки я сложила в волшебный кошелёк. Может быть, там есть.
Лисутарида начинает копаться в кошельке.
– Чёрт возьми, голова болит, – стону я.
– Слишком много пьёшь, – говорит Макри.
Я собираюсь выдать ей несколько резких замечаний на её счёт, когда появляется Арикдамис. Ему открывается зрелище Лисутариды, Макри и меня, растянувшихся на его прекрасных кушетках, и беспорядок на полу.