– Глупо звучит, – говорит Макри. – И не последовательно.
– Люди глупы и непоследовательны.
– Боюсь, Фракс прав, – говорит Лисутарида. – Важно, чтобы ты справилась лучше Элупуса. Живо, спрячьте меня.
– Что?
– Вон там сзади Кублинос. В данное время с меня хватит его ухаживаний.
Продвигаясь дальше, мы с Макри прикрываем Лисутариду, стараясь избежать Кублиноса.
– Не давайте ему понять, что я избегаю его, – говорит Лисутарида. – Мне всё ещё может понадобиться занять у него денег.
– Я думал, что Кублинос тебе по боку, – говорю я.
– По боку. Но он очень навязчивый, а сейчас не подходящее время для ухаживаний, разве не так? Только не тогда, когда идёшь на войну.
– Я в этом не уверен, – говорю я. – Разве любовь не расцветает перед войной? Последняя возможность для счастья, перед тем, как всех зарежут, нет?
– По мне, так не сообразно это.
– По-моему, ты просто используешь войну как предлог, чтобы избежать чувственного влечения, – говорит Макри.
С этим мы резко останавливаемся.
– Чего?
– Люди, беспокоящиеся при мысли о любых чувственных влечениях, имеют склонность искать видимые оправдания, чтобы уклониться от них.
– Что за дичь, – говорит колдунья. – Кто вообще это сказал?
– Саманатий.
– Да что знал этот старый мудролюб о порывах чувств?
– Многое, – настаивает Макри. – Ему был ведом ход человеческих мыслей, – она неожиданно выглядит осунувшейся. – Я скучаю по Саманатию.
На это особо нечего сказать. Старый мудрец несомненно погиб, похороненный под развалинами Турая. Макри, которая, возможно, наконец почувствовала воздействие всех своих деяний за последние несколько недель, впадает в молчание и выглядит уставшей и подавленной по мере нашего приближения к дому в полной тишине. Солнце заходит, но на улицах всё ещё ярко, и весёлые выкрики гуляк из кабаков, смех и пение. Теперь Элат полон приезжих, и местные власти установили больше масляных светильников, освещающих улицы. Поскольку ни Лисутарида, ни Макри, ни я не чувствуем в себе радости, как те кутилы, облегчение добраться до дома Арикдамис. Моё облегчение длится меньше всего. Меня ожидает Мерлиона. Она завёрнута в грубый тёмный плащ и капюшон поверх её обычной одежды, пришедши сюда скрываясь. Понять можно. Превеликое нарушение правил поведения для дочери барона – посетить незнакомцев поздней ночью. Мабадос лопнет от злобы, коли узнает. Я отвожу её в одну из гостевых комнат Арикдамиса, где мы можем поговорить с глазу на глазу.
– У меня всего несколько минут, – говорит она. – Мне нужно вернуться прежде, чем меня хватятся. Сегодня меня пытались убить.
– Рассказывай, что стряслось, – нас прерывает сильный грохот, и Мерлиона с тревогой вскакивает. – Всё в порядке, это просто Макри с драконом.
Мерилона с трудом успокаивается. Напряжение накатывает на неё.
– Я вышла в цветочный садик, и кто-то пустил в меня стрелу.
– Кто?
– Не знаю. Не видела. Видимо, спрятались в зарослях или деревьях. Но я нагнулась, чтобы сорвать цветок, и в этот миг стрела пролетела мимо и застряла в ограде.
Она залезла под плащ, доставая стрелу.
– Что произошло потом?
– Я вбежала внутрь, – она выглядит измученной. – Я никому не рассказала. Мне бы не поверили. Мой отец уже считает, что я всё придумываю.
– Надо было рассказать матери. Она тебе поверит.
– Я не хочу её ещё больше беспокоить. И так всё слишком сложно.
– Расскажи ей. Она выдержит. И впредь оставайся внутри дома.
– Ты что-нибудь выяснил? – спрашивает она.
Признаюсь, что особо не продвинулся, хотя заверяю её, что продолжаю работать. Я сопровождаю её до дома и продолжаю следить, покуда она благополучно не заходит внутрь.
Глава 21
Рано, следующим утром, выхожу из дома. Без ясных представлений и особых устремлений, значит пора начинать доставать людей. Я собираюсь поговорить со всяким, кому может быть хоть что-то известно о семье барона Мабадоса. Следующие шесть часов провожу именно за этим занятием. В основном, беседую со слугами, но также задаю вопросы посыльному, доставляющему письма в особняк Мабадоса, ученику на шорне, где у него содержится осёдланная лошадь, и женщине, нанятой для озеленения цветами свадьбы его сына. Немного денег уходит на взятки, но тут уж ничего не поделаешь. За здорово живёшь слуги с незнакомцами не болтают.
Ученик шорника представил меня другому ученику из каретной лавки, где мне удаётся обследовать повозку, задавившую Алцетен и повреждённую при столкновении. Среднего размера фаэтон, подобный тому, что Кублинос одолжил Лисутариде. Эти фаэтоны не особо большие и хотя обеспечивают некоторое укрытие, спереди значительно открыты. Не уверен, что в нём можно спрятаться при управлении. Спереди находится высокая подножка для ног. Вполне возможно лечь за ней, если размером не велик. Мерлиона так и сказала, что видимость была плохая. Я покидаю каретную лавку так ни к какому выводу и не склонившись.
Благодаря Лисутариде мне удалось договориться о встрече с Дарингосом, королевским тиуном. Он слишком занят, чтобы уделить мне больше пяти минут, но, когда я по договорённости встречаюсь с ним около Дома Собраний, он настроен дружелюбней, чем мною ожидалось. Он даже сподобляется сказать мне, что способен понять, почему могут возникнуть подозрения на счёт смерти Алцетен, поскольку событие это ужасающее и неожиданное.
– Но я тщательно всё расследовал, и это был несчастный случай. За ночь до этого кто-то украл повозку из владений барона Гиримоса. Преступника мы найти не смогли, хотя, по всей вероятности, это были гуляки из-за города. Во время соревнований Элат становится неспокойным местом. Взявший её бросил повозку на улице. Видимо, лошади были возбуждены и понеслись. Возможно, напуганные собаками – там полно беспризорных.
– Уверен, что всё не подстроено? – спрашиваю я.
– Доказательств обратного нет. Старший хранитель записей, Зинлантол, видела, как всё произошло. Свидетель она надёжный.
– Как по-твоему, повозкой могли управлять?
– Нет, конечно. Зинлантол заметила бы. Да к тому же, кому понадобилось бы убивать эту несчастную молодку? В своё время мне довелось расследовать не мало дел, и всегда был повод. Повода убивать дочь хранителя записей ни у кого не было. У неё вообще не было врагов. В этом я уверен, я знаю эту семью.
– Коли повозка была пуста, могли лошадей напугать преднамеренно?
Королевский тиун поражён подобным предположением, но сохраняет вежливое самообладание.
– Полагаю, подобное возможно, но, ещё раз, кто-нибудь да заметил бы это.
– Ты просил местного колдуна вглядеться, что да как?
– Наши колдуны подобными делами не занимаются, – отвечает Дарингос, – особенно в условиях подготовки к войне.
Особых косяков я тут не вижу. Скорее всего, власти Турая вообще не стали бы проводить такое тщательное расследование, какое провёл Дарингос. Уж не для столь незначительной личности, как дочь хранителя записей. Теперь мне становится ясно, что здесь мне ничего не узнать. Я ухожу, чувствуя, что не продвинулся ни на шаг. К тому времени, как я прихожу в дом Арикдамиса, чувствую себя утомлённым и мечтаю отдохнуть перед боем Макри, который состоится после полудня. Я нахожу её в саду с Лисутаридой, на тёплом солнышке.
– Надеюсь, с Макри ты фазисом не делилась. У неё сегодня бой. А вот мне он нужен, – я присоединюсь к ним, опершись спиной на стену дома.
– Провёл день в расследованиях? – спрашивает Лисутарида.
– По всему городу вёл расспросы, – вдыхаю из цибарки Лисутариды.
– Что узнал?
– Шорник Мабадоса не доволен им. Поздно платит по счетам.
– И всё?
– Вроде того. Никогда не встречал такое количество плохо осведомлённым слуг и лавочников. Чушь одна, а не сведения. Хотя неуплаты Мабадоса по счетам – постоянный предмет для разговоров.
– Дворяне всё такие, – говорит Макри. – Всегда запаздываю с оплатой торговцам.
– Верно. Шорнику также не нравится барон Возанос. Должен ему кучу денег, хотя является богатейшим человеком этого городишки, – я поворачиваюсь к Лисутариде. – Мне нужна твоя помощь, – я описываю недавнее нападение на Мерлиону.
– А я-то удивлялась, зачем Мерлиона приходила сюда прошлой ночью, – говорит Макри. – Я подумала, что это вроде тайной связи.
– Очень смешно, Макри.
– Ну ты же восхищался её матерью. Если спишь ещё и с дочерью, разве это не своего рода преступление против богов?
– Ты не веришь в наших богов. И не могла бы ты прекратить свои попытки пошутить? Ты язвишь с той самой поры, как узнала обо мне и баронессе Демелзос. Я не считаю странным наши прошлые любовные отношения.
– Все остальные считают.
– Надеешься, что мне удастся посмотреть в прошлое? – говорит Лисутарида. – Поймать проблески преступления?
– Вроде того.
– Курия не отзывалась. Я уже пыталась разузнать, кто взял чертежи Арикдамиса. У меня ничего не вышло. Я знала, что луны приходят в неблагоприятное расположение, но это случилось намного быстрее, чем я ожидала. Думаю, мои гильдейские астрономические карты стали негодными.
– Можешь узнать, кто стрельнул этим? – спрашиваю я, показывая стрелу Лисутариде. Несколько мгновений она изучает её, затем качает головой.
– Жаль, но её слишком многие трогали. Стрелы с железным наконечником содержат мало сведений о своём прошлом.
В раздражении я качаю головой.
– Хоть что-нибудь можешь сделать?
– Что, например?
– Что-нибудь выдающееся, достойное главы Гильдии волшебников. Если бы мне только удалось выяснить, над чем работала Алцетен в Королевском Учётном приказе, всё бы встало на свои места.
Лисутарида сворачивает себе ещё одну цибарку фазиса и на некоторое время задумывается.
– Когда она пребывала в Доме Записей, она обычно находилась в одном и том же месте?
– Она работала в одной из комнат наверху. Но комната большая, и там полно различных бумаг, и я не могу сказать, чем она занималась.