Да и с чего бы появиться здесь болезням? Питание у нас исключительно обильное и разнообразное, ешь сколько хочешь; каждый день подается что-нибудь новое, так что самым завзятым гурманам стол не успевает прискучить; хорошее жилище, теплая одежда, превосходная вентиляция; движение на свежем воздухе по желанию, никакого переутомления работой, хорошее занимательное чтение по всем отраслям, а для развлечения шахматы, домино, хальма[183], музыка, рассказы – как же тут чувствовать себя плохо. Время от времени можно услышать высказывания, говорящие о полном довольстве. А весь секрет в разумном снаряжении и особенно в выборе пищи.
Особенно хорошо действует то, что мы все живем вместе в одном помещении и что все у нас общее. Это первый такой опыт, насколько мне известно, и он удачен, его смело можно рекомендовать. Кое от кого я слышал жалобы на бессонницу. Обычно ее считают неизбежной спутницей арктического мрака. Что касается меня, то могу сказать, что ничего подобного не испытываю; я сплю по ночам спокойно и крепко.
Поэтому не очень-то верю в эту бессонницу. Но надо добавить, что я никогда не позволяю себе отдыхать после обеда, как это вошло в привычку у большинства моих товарищей; а раз они поспят несколько часов днем, трудно ожидать, чтобы им крепко спалось всю ночь. «Некоторую часть суток ведь надо бодрствовать», – полагает Свердруп».
«Воскресенье, 31 декабря. Вот подошел и канун Нового года. Да, долог был этот год и много принес с собой и хорошего и плохого. Начался он с хорошего – подарил мне маленькую Лив. Но как тяжела была разлука… И с тех пор не оставляет меня это вечное внутреннее томление.
«Свободным хочешь от тоски и горя быть —
Не должен на земле ты ничего любить».
Но стремление – это еще не самое худшее. Все хорошее и прекрасное вырастает в нас под его сенью; все исчезло бы, если бы мы перестали стремиться вперед…
Одряхлел ты теперь, старый год! Ты унес нас не так далеко на Север, как следовало. Но, в сущности, могло быть и хуже, ты не так уж был плох. Разве надежды и расчеты наши не сбылись, даже в большей мере, чем мы ожидали? И разве не плывем мы как раз туда, куда я мечтал и надеялся? Одно нехорошо: дрейф наш оказался более извилистым, чем я ожидал.
Эта новогодняя ночь так прекрасна, как только может быть прекрасна новогодняя ночь. По всему небу, особенно на севере, горит разноцветными развевающимися лентами волшебное северное сияние. Тысячи звезд мерцают на синем ковре, расстилающемся между сполохами, и мертвенная ледяная равнина уходит безмолвно в ночной мрак. На небосводе резким силуэтом выступают темные, заиндевевшие мачты «Фрама».
В кают-компании оживление. Читаем газету; на этот раз в ней сплошь стихи, между прочим и следующие:
Здравствуй, мальчик! Покажи нам, что ты родня
Старому году и не унизишь
Своего высокого происхождения, но будешь смело бороться
За то, что получил хорошего в наследство.
Заметь хорошенько: мы не привыкли
Стоять на месте и только глядеть вперед.
В старом году мы плыли отлично
И того же хотим в этом году.
Смотри же, мальчик, разведи льды!
Смотри же, чтоб мы завоевали победу!
Смотри, чтобы мы рождественского поросенка
Зарезали в следующий раз уже по ту сторону
Северного полюса!
Сегодня вечером угощались ананасами, печеньем, винными ягодами и конфетами; около полуночи Скотт-Хансен принес пунш, а Нурдал – сигары и папиросы. В тот миг, когда старый год опочил, все встали, и мне пришлось произнести нечто вроде краткой речи. Я напомнил о том, что принес нам минувший год, – в сущности, одно хорошее; пусть в новом году будет не хуже; потом я поблагодарил всех за дружную товарищескую жизнь и за все доставленные друг другу радости и удовольствия; наконец, я выразил уверенность, что наша совместная жизнь в наступающем году будет столь же согласна и дружна, как в прошлом.
Затем мы спели песни, посвященные нам на прощальных вечерах в Христиании и Бергене:
Не плачь, родина-мать. Это от тебя
Сыны твои унаследовали страсть к путешествиям,
Которая увела их с обычного пути,
Научила держаться вдали от берегов.
Ты указала им на открытое море.
Своим мысом, как пальцем;
Ты наделила их сильным влечением
И окрылила их белыми парусами.
Да, это ты, наша отчизна-мать,
Вскормила таких молодцов,
И ты почувствуешь себя гордой и довольной,
Когда заключишь их в свои объятья.
И слезы радости упадут из глаз
Доброй старой матери,
Когда снова с веселой песнью
«Фрам» войдет в фьорд.
Затем я прочел последний привет с родины, телеграмму, полученную в Тромсё от профессора Мольтке Мо[184]:
Счастливый путь.
Солнца над головами,
Солнца в душе.
Попутные ветры
Пусть открывают ворота,
Бегут вперед и расчищают
Дорогу судну.
Пусть оно вперед подвигается,
И пусть громоздятся
Позади торосы и льдины!
Терпенья хватит, мужества тоже.
Хватит разума, рвения и стойкости.
Полюс достигнете,
Светлое знание в мир вы принесете.
Счастливого пути тебе и твоим товарищам.
Добро пожаловать быстрее в родные горы.
После этого достали томик стихотворений Винье[185] и долго читали и пели. Странно думать, что вот мы здесь уже празднуем смену старого года новым, а дома новый год наступит только через восемь часов. Сколько мыслей несется к нам оттуда сегодня вечером!
…Теперь почти четыре часа. Я хотел было подождать, пока и в Норвегии настанет новый год; но нет, лучше заберусь в постель, засну, и пусть мне приснится, что я у себя дома. Итак, спасибо, старый год, за все – и за хорошее и за плохое».
«Понедельник, 1 января 1894 года. Год начался хорошо. Меня разбудил веселый голос Юлла. Он пожелал счастливого нового года и принес на подносе чашку великолепного турецкого кофе. Это рождественский подарок от невесты Скотт-Хансена.
Чудесная, ясная погода, –38 °С. Мне чудится, что полоска зари на юге увеличивается; верхний край ее сегодня достиг 14° высоты над горизонтом.
В 6 часов вечера у нас сегодня был превосходный обед:
1. Суп с томатами.
2. Тресковая икра с картофелем и топленым маслом.
3. Оленье жаркое с зеленым горошком, картофелем и брусничным вареньем.
4. Кисель из морошки, с молоком.
5. Пиво Рингнеса.
Не думаю, чтобы такое меню говорило о больших страданиях и лишениях.
Лежу на койке. Пишу, читаю и мечтаю. Странное чувство овладевает человеком, когда в первый раз записываешь цифру нового года. Тогда впервые отдаешь себе отчет о том, что старый год канул в вечность, наступил новый год, и нужно быть наготове, чтобы вступить с ним в борьбу. Как знать, что он несет с собой. По всей вероятности, тоже и хорошее и плохое. Но больше хорошего. Станем ближе к цели и дому – иначе быть не может. Да, да. Приведи нас если не к цели, – это было бы слишком скоро, – то, по крайней мере, поближе к ней; укрепи наши надежды.
Но может быть… нет, обойдемся без «может быть»!.. Мои храбрые молодцы заслуживают того, чтобы мы добились успеха. В их сердцах нет места для сомнений; каждый из них всю свою душу вкладывает в то, чтобы двигаться вперед, к северу, я читаю это по их лицам, вижу по их глазам. Всякий раз, когда мы узнаем, что нас несет на юг, вырывается единодушный вздох разочарования, и вздох облегчения, когда несет на север, в область неведомого.
Они верят мне и моим теориям. А что, если я ошибся, если я повел их по ложному пути? Но иначе поступить я не мог. Мы все – орудия высших сил. Рождаемся либо под счастливой, либо под несчастной звездой. До сих пор моя звезда была счастливой; неужто теперь она померкнет? Быть может, это суеверие, но я верю в свою звезду.
А ты, родина, что старый год подарил тебе и что несет тебе с собой новый? Размышлять об этом бесполезно. Я смотрю на наши картины, подарки Вереншельда, Мунтэ, Кидти, Хьелланда, Скресвига, Ханстена, Эйлифа, Петерсена, и чувствую себя на родине, на родине».
«Среда, 3 января. Старая полынья приблизительно в 400 метрах впереди «Фрама» снова вскрылась, образовав широкое разводье, покрытое заиндевевшим льдом.
Когда лед образуется при такой низкой температуре, на его поверхности выступает крепкий рассол, который замерзает в виде красивых цветов, похожих на кристаллы инея. Температура держится между –39° и –40 °С. Если к этому морозу прибавить резкий студеный ветер со скоростью 3,5 метра в секунду, то надо сознаться, что «в тени прохладно».
Сегодня мы со Свердрупом сошлись на том, что пора рождественским праздникам положить конец и приниматься за обычную работу. Чересчур долгое безделье вредно. Наша жизнь не особенно разнообразна и не слишком богата событиями; но мне кажется, в том и состоит ее преимущество, что все ею довольны, принимая ее такой, какова она есть.
В машинном отделении еще идут работы; но через несколько дней чистка котла закончится, и тогда все там будет готово. После этого будем устанавливать в трюме токарный станок, а для него нужно выковать необходимые инструменты. «Кузнец» Ларс загружен работой; на баке часто пылает пламя в горне, которое бросает красные блики на обледенелые снасти, вздымающиеся к мерцающему звездами небу, и на пустынный лед вокруг корабля.
Далеко разносятся в морозной ночной тиши звенящие удары молота о наковальню. Во время одинокой прогулки по льду еще издали слышишь эти знакомые звуки, видишь красноватые отсветы горна и невольно вспоминаешь другие, менее безлюдные места. А потом стоишь и смотришь. Вдруг на палубе скользнул свет фонаря, затем пополз по мачте кверху: это Иохансен лезет в дозорную бочку отсчитывать температуру.