Зато на льдинах появились настоящие озера. Еще в начале июня (8-го и 9-го) такое озеро образовалось вокруг судна, и «Фрам» очутился среди воды. Чтобы сойти на лед, пришлось устроить мост. Некоторые из пресноводных озер тянулись на довольно значительные расстояния и были довольно глубоки. Одно из них, с правого борта, было настолько велико, что мы в середине июля катались по нему на парусной лодке.
Это было любимейшее развлечение по вечерам. Лодка имела полный офицерский состав: свой капитан, свой штурман и свой подштурман, но без единого матроса. Товарищи рады были превосходному случаю поупражняться в плавании под парусом. Остальные, оставаясь на «берегу», находили еще более забавным бомбардировать мореплавателей снежками и ледяшками.
В этом же озерке мы однажды решили попробовать, подымет ли которая-нибудь из наших лодок всех нас, тринадцать человек, сразу. Увидев, что мы все оставили судно и направляемся к озеру, собаки сперва с большим удивлением последовали за нами, не понимая, что означает этот необычный выход. Но потом, когда все сели в лодку и отчалили, псы разом забегали и завыли в диком отчаянии, предполагая, вероятно, что больше никогда нас не увидят. Некоторые из них пустились за нами вплавь, а двух хитрецов – Пана и Квик – осенила блестящая мысль пуститься галопом вокруг озера, чтобы перехватить нас по другую его сторону. Спустя несколько дней я с огорчением заметил, что озеро высохло. Проточив во льду отверстие, пресная вода ушла в море. Так пришел конец нашему развлечению.
Во время экскурсий в окрестностях «Фрама», кроме таких озер, во всех направлениях летом попадались и полыньи, но перебираться через них было легко, перепрыгивая в более узких местах или переплывая на льдинах с одного берега на другой. Большой ширины эти полыньи никогда не достигали, и, конечно, нечего было и думать провести по какой-нибудь из них «Фрам». Если бы даже это оказалось возможным, то особенного значения не могло иметь, так как ни одна полынья не имела большого протяжения, и мы не могли бы пройти по ней даже несколько кабельтовых[204] к северу.
Иной раз цвет неба указывал как будто на то, что неподалеку находятся большие пространства открытой воды, и действительно случалось видеть из наблюдательной бочки большие разводья на горизонте. Но все же они не могли быть настолько обширными, чтобы, пользуясь ими, можно было пройти на судне особенно далеко. Сангвиники наши, однако, возлагали на эти разводья большие надежды.
15 июня у меня в дневнике записано: «В различных направлениях виднеются полыньи, но ни одна из них не достигает значительной ширины или сколько-нибудь большого протяжения. Штурман, однако, не перестает уверять, что мы еще до осени найдем открытую воду и сможем пройти к северу. Мнение это, кажется, разделяется всем экипажем, за исключением Свердрупа. Откуда возьмется эта открытая вода, желал бы я знать. Вообще наша экспедиция, вероятно, первая преспокойно дрейфующая во льдах, а не тратящая время на поиски чистой воды и на охи и вздохи о том, чтобы лед вскрылся.
Я желаю лишь одного: чтобы лед оставался сплоченным и быстрее дрейфовал бы к северу. Все дело в том, кто чего ждет от жизни здесь. Одни, быть может, решили плыть под парусами по открытой воде до самого полюса и их сильно огорчает то, что судно прочно остановлено льдами; другие, напротив, приготовились к тому, чтобы застрять во льдах, но не будут особенно досадовать, если найдут чистую воду. Самое благоразумное – ждать от жизни самого меньшего, тогда, наоборот, она часто дает большее».
Полыньи, каналы и трещины обязаны, разумеется, своим происхождением, так же как и торосистые гряды, смене ветров и приливо-отливным течениям, которые гонят лед то в одном, то в другом направлении. Они доказывают, пожалуй, лучше всего, что поверхность Полярного моря нужно рассматривать как связную массу ледяных глыб, находящихся в постоянном движении, то смерзающихся между собой, то отрывающихся друг от друга и разбивающихся на куски.
В продолжение всего дрейфа я внимательно изучал не только движение льда, но и условия его образования и роста. Во вступлении к этой книге я уже писал о том, что лед, даже если он годами останется в этом холодном Полярном море, может путем намерзания достигнуть лишь некоторой определенной толщины[205].
Путем систематических измерений мы установили, что толщина льда, образовавшегося осенью (в октябре и ноябре), продолжала в течение всей зимы и весны непрерывно возрастать, но тем медленнее, чем лед становился толще. 10 апреля толщина льда достигла примерно 2,31 метра; 21 апреля – 2,41; 5 мая – 2,54; 21 мая – 2,52; 9 июня – 2,58 метра. Таким образом, мощность льда возрастала непрерывно, несмотря на то что снег на его поверхности теперь быстро таял и на ледяных полях образовались большие озера пресной воды (снежницы). 20 июня толщина оставалась прежней, хотя таяние на поверхности значительно усилилось. 4 июля толщина была 2,57 метра. А 10 июля я, к своему удивлению, обнаружил, что толщина льда возросла до 2,76 метра, несмотря на то что теперь с поверхности стаивало ежедневно несколько сантиметров льда.
Я пробурил лед во многих местах и повсюду нашел одно и то же: под старым льдом полусвободно лежала тонкая, рыхлая ледяная масса. Сперва я думал, что под старую льдину поднесло другую, более тонкую, но затем убедился, что это молодой пресноводный лед, образовавшийся на нижней поверхности старого. Своим происхождением он обязан слою пресной воды, который в результате таяния снега и верхнего слоя льда достигает 3-метровой толщины. Благодаря своей легкости этот слой теплой и пресной воды держится поверх соленой морской воды, температура которой около –1,5 °С. При соприкосновении с холодной морской водой пресная вода охлаждается и в месте соприкосновения двух слоев в пресной воде начинается образование нового льда, который и увеличивает толщину льда с нижней стороны.
Попозже летом мощность льда, вследствие таяния на поверхности, несколько уменьшилась. 23 июля старый лед имел толщину всего лишь 2,23 метра, а с вновь наросшим слоем – 2,49 метра; 10 августа толщина старого льда уменьшилась до 1,94 метра, а общая толщина была 2,17 метра; 22 августа старый лед имел 1,86 метра, а вместе с новым – 2,06 метра; 3 сентября общая толщина была 2,02 метра, 30 сентября – 1,98 метра, 3 октября общая толщина осталась неизменной, а толщина старого льда была только 1,75 метра. 12 октября общая толщина – 2,08 метра, а старого льда – 1,8 метра.
10 ноября она осталась почти та же, но с легкой тенденцией к возрастанию. Вообще в ноябре и декабре мощность льда начала опять, хотя и очень медленно, увеличиваться; 11 декабря общая толщина льда достигла 2,11 метра, 3 января (1895 года) – 2,32 метра, 10 января – 2,48 метра, 6 февраля – 2,59 метра. Из этих примеров видно, что под влиянием морозов лед не достигает каких-либо особенно громадных толщин. Другое дело сжатия; образующиеся при них ледяные нагромождения могут достигать очень значительной мощности. Часто на большом протяжении льдины пододвигаются одна под другую несколькими слоями; смерзаясь затем вместе, они образуют одну сплошную ледяную массу. Именно таким образом образовалось ледяное ложе под «Фрамом».
Юлл и Педер часто спорили между собой зимою, какую толщину имеет слой льда под «Фрамом». Педер, видавший на своем веку немало льдов, утверждал, что толщина льда должна составлять по крайней мере шесть метров; Юлл не верил этому и бился об заклад на двадцать крон, что лед не так толст. 19 апреля диспут разгорелся снова. В дневнике об этом есть следующая запись: «Юлл хотел бурить, но, к несчастью, нашим буром больше четырех с половиной метров не пройдешь. Педер взялся прорубить остающиеся полтора метра. Всю зиму шли споры по поводу этого пари, но спорщики так и не смогли прийти к соглашению. Педер говорит, что сперва Юлл должен начать бурить, а Юлл настаивал, чтобы Педер сперва срезал свои полтора метра.
Сегодня вечером этот спор неожиданно разрешился, благодаря тому что у Юлла вырвалось опрометчивое обещание дать десять крон тому, кто согласится бурить лед вместо него. Бентсен поймал его на слове и немедленно вместе с Амунсеном принялся за работу. Бентсен предложил Амунсену на выбор: получать по кроне в час или с каждого пройденного метра. Остановились на почасовой оплате. Работали до поздней ночи, и когда прошли уже три с половиной метра, вдруг бур резко скользнул вниз, и в отверстии показалась вода, но набралось ее немного, и вскоре бур снова стукнулся об лед.
Они пробурили еще немножко, и дальше бура не хватило. Пришлось разбудить Педера, чтобы он срезал свои полтора метра. Педер с Амунсеном принялись рубить так, что пот лил градом. Амунсен, как всегда, горячился и клялся, что не отступит, пока не пробьет лед насквозь – даже если толщина дойдет до десяти метров. Бентсен ушел тем временем к себе в каюту; за ним послали гонца с сообщением, что лунка вырублена и все приготовлено для нового бурения.
Когда до шести метров осталось всего два-три сантиметра, бур вдруг прошел насквозь, и вода, ворвавшись, заполнила пробоину. Опустили лот, и на глубине десяти метров он снова стукнулся об лед. Тогда уж пришлось им отступиться.
На славной ледяной подушке покоятся «Фрам»! Если даже не принимать в расчет большой отколовшейся льдины, выжатой на поверхность, то мощность льда над водой достигает четырех-пяти метров; если же к этому прибавить два фута, на которые «Фрам» приподнят над водой, то окажется, что расстояние между ним и водой не такое маленькое».
Температура льда в летнее время приближалась к точке таяния, но по мере наступления зимних холодов понижалась, быстрее всего, конечно, у поверхности. Отсюда охлаждение проникало постепенно все глубже и глубже, до самой низкой поверхности, где температура льда, разумеется, равна температуре воды подо льдом. Мы непрерывно производили наблюдение над температурой льда в различных слоях, чтобы выяснить, насколько быстро идет охлаждение льда с наступлением зимы и каким образом температура повышается снова.