Если почему-либо мы не достигнем самого полюса, ну что ж, повернем назад раньше. Суть, как я уже не раз говорил, совсем не в том, чтобы достигнуть самой точки полюса, а в том, чтобы исследовать неизвестные пространства Полярного моря, независимо от того, лежат ли они несколько ближе или несколько дальше от полюса. Я говорил об этом еще до начала нашего плавания, и это необходимо постоянно иметь в виду.
Конечно, в продолжение дальнейшего дрейфа судна на нем предстоит произвести немало ценных наблюдений, даже таких, которые я охотно продолжал бы сам; но все важнейшие из них могут быть сделаны здесь с успехом и в том случае, если двое из нас покинут судно. Вместе с тем несомненно, что наблюдения, которые мы сделаем в более северных широтах, во много раз превзойдут по своей ценности те, которые я бы мог сделать, оставаясь на корабле. Вряд ли в этом можно сомневаться. Таким образом, наша санная экспедиция к полюсу безусловно желательна.
Возникает вопрос о наиболее благоприятном сроке отправления экспедиции. Вне всякого сомнения, весенние месяцы – самое позднее март – единственное время года, когда такая поездка вообще может быть предпринята. Не отправиться ли в путь нынешней весной? Положим, что в самом худшем случае мы не продвинемся дальше 83° северной широты и 110° восточной долготы. Тогда, пожалуй, имелись бы основания отложить эту поездку до весны 1896 года. Но, по моему твердому убеждению, при этом мы можем упустить наиболее подходящее время. Дрейф не может идти настолько медленно, чтобы еще через год мы не миновали бы того пункта, откуда должна начаться санная экспедиция.
Измеряя циркулем на карте расстояние, которое пройдено нами с ноября прошлого года, и экстраполируя соответственно наш дальнейший дрейф, я прихожу к выводу, что к ноябрю следующего года мы должны пройти Землю Франца-Иосифа и оказаться несколько севернее ее. Конечно, возможно, что и к февралю 1896 года мы не подвинемся дальше этого места; но, насколько я могу судить, вероятнее всего по мере нашего продвижения на запад дрейф будет усиливаться, а не ослабевать. В таком случае, следовательно, к февралю 1896 года нас может пронести слишком далеко, чтобы затевать подобную экспедицию. А этой весной при всех условиях вполне можно тронуться в путь, хотя бы существовал вообще лучший отправной пункт, чем тот, куда принесет наш «Фрам» к 1 марта 1895 года. Вернее всего не ожидать следующей весны.
Возникает еще вопрос: каковы наши шансы пробиться к цели? Расстояние от предполагаемого пункта отправления и мысом Флигели, наиболее ближайшей известной нам суши, около 600 километров[230], т. е. немногим больше расстояния, пройденного нами в Гренландии. Никто не будет оспаривать, что по такому льду, какой здесь нас окружает, идти довольно легко, даже если бы с приближением к земле лед стал более тяжелым. А раз берег достигнут, всякому смышленому человеку, несомненно, удастся поддержать свое существование охотой на крупную или мелкую дичь и на медведей.
Поэтому, если нам придется очень уж тяжко, мы всегда сможем направить свой путь к мысу Флигели или к Земле Петермана[231], лежащей от него к северу. По мере продвижения к северу, конечно, расстояние будет увеличиваться, но все же не настолько, чтобы мы при помощи собак не смогли его преодолеть, в каком бы пункте между исходной точкой и полюсом мы ни находились.
«Путь к отступлению», следовательно, обеспечен, хотя есть люди, считающие, что пустынный берег, где, прежде чем поесть, надо крепко потрудиться, чтобы раздобыть себе пропитание, – неважная позиция для голодных людей. Но в действительности в этом-то как раз и заключается преимущество; отступление не должно быть слишком заманчивым! В самом деле, что за злополучная выдумка этот «путь к отступлению»? Для людей, которые стремятся вперед, вечное оглядывание назад ни к чему; в сущности, они должны смотреть только вперед.
Теперь о самой экспедиции. В ней будут участвовать два человека и двадцать восемь собак; продовольствия и снаряжения берем 1050 килограммов. Расстояние от 83° до полюса составит 780 километров. Слишком ли смело будет считать, что это расстояние мы сможем пройти за пятьдесят дней? Я ведь не знаю выносливости наших собак; но кажется довольно правдоподобным, что даже если они окажутся не первого сорта, то все же, двигаясь со скоростью 15 километров в день, смогут тащить груз по 37,5 килограмма на каждую – во всяком случае если люди будут помогать им. Вряд ли можно назвать этот расчет легкомысленным, предполагая, конечно, что лед останется таким, как здесь; но для иных предположений нет оснований.
В сущности, по мере нашего продвижения на север лед все время улучшается, даже с приближением весны. Итак, за пятьдесят дней мы должны достигнуть полюса. В Гренландии без собак и со скудным провиантом мы за шестьдесят пять дней прошли по ледяному плато на высоте более 2500 метров 550 километров и, безусловно, могли бы идти еще дальше. За пятьдесят дней мы израсходуем 100 килограммов провианта, по 1 килограмму в день на человека, и 700 килограммов пеммикана из расчета ½ килограмма в день на каждую собаку[232]. Вместе это составит 800 килограммов.
Так как за это время мы израсходуем также некоторое количество топлива, то санный груз убавится, по меньшей мере, до 250 килограммов. Тащить такой груз для двадцати восьми собак ровно ничего не составит; последнюю часть пути они смогут нестись, как ветер, и значит, совершат путешествие меньше чем в пятьдесят дней.
Но предположим, что мы потратим именно пятьдесят дней. Если все пойдет хорошо, мы направимся прямо к группе Семи Островов к северу от Шпицбергена. Это составит 9°, или 1000 километров. Если же, однако, дела у нас будут плохи, благоразумнее и безопаснее будет направиться к мысу Флигели или к земле, расположенной к северу от него. Положим, мы выберем этот путь. Покинув «Фрам» 1 марта (если обстоятельства будут благоприятны, то и раньше), на полюс придем, следовательно, 20 апреля. К тому времени у нас останется 100 килограммов провизии для людей, т. е. на пятьдесят дней, но провиант для собак будет весь израсходован.
Мы вынуждены будем, следовательно, постепенно убивать собак, чтобы прокормить остальных, или же, отдав собакам часть провианта, питаться собачиной самим. Даже если приведенные мной цифры и преуменьшены, я считаю возможным допустить, что в течение 41 дня нашего обратного путешествия будут убиты двадцать три собаки, и у нас еще останется пять собак.
Как далеко к югу сможем мы за это время пройти? Вес всей поклажи в начале обратного путешествия должен составить несколько менее 250 килограммов, т. е. меньше 9 килограммов на собаку. По прошествии сорока одного дня этот вес уменьшится, по крайней мере, до 140 килограммов – вследствие потребления провизии и топлива, а также выбрасывания различных предметов снаряжения, как то: спальных мешков, палаток и тому подобного, которые будут становиться мало-помалу излишними.
Остается, следовательно, на каждую из оставшихся пяти собак по 28 килограммов; в случае необходимости наша кладь может быть сокращена еще больше. С грузом, который составит вначале 9 килограммов на каждую собаку и лишь постепенно увеличится до 28 килограммов, собаки могут в среднем проходить по 22 километра в день даже в том случае, если путь окажется более трудным для перехода. Другими словами, к 1 июня мы пройдем 913 километров к югу, или на 30 километров дальше мыса Флигели, причем в нашем распоряжении останутся еще пять собак и на девять дней продовольствия.
Но, во-первых, мы, вероятно, достигнем суши гораздо раньше, во-вторых, австрийцы уже в первой половине апреля встретили у мыса Флигели открытые пространства воды и обилие птицы; в мае и июне, следовательно, у нас и подавно не будет недостатка в пище. В-третьих, было бы поистине странным, если бы нам до этого времени не попались медведь, тюлень или какая-либо случайная птица.
Итак, к этому времени мы уже будем в безопасности и сможем выбирать, что захотим: либо путь вдоль северо-западного берега Земли Франца-Иосифа, мимо Земли Гиллиса[233] к Северо-Восточной Земле и Шпицбергену, – а в случае, если обстоятельства окажутся благоприятными, я, безусловно, выберу этот путь, – либо мы сможем идти к югу через Австрийский пролив к южному берегу Земли Франца-Иосифа и оттуда к Новой Земле или к Шпицбергену, причем предпочтительнее было бы к Шпицбергену. Это на тот случай, если мы не встретим на Земле Франца-Иосифа англичан, на что, однако, нельзя рассчитывать.
Таковы мои расчеты. Разве они так уж легкомысленны? Нет, насколько я могу судить. Одно лишь будет плохо: если на последнем отрезке пути, в мае, нас задержит такой тяжелый лед, какой был у нас в конце мая прошлой весной. Но это может случиться лишь к самому концу нашего путешествия, и в самом худшем случае совсем непроходимый лед все-таки оказаться не может. Кроме того, удивительно было бы, если бы мы в течение всего путешествия не могли проходить в среднем по 18,5 километра в день при среднем грузе от 15 до 20 килограммов, не больше, на каждую собаку. Тем не менее если бы наши расчеты оказались ошибочными, мы в любой момент можем повернуть назад.
Какие непредвиденные затруднения могут встать на нашем пути?
1. Лед может оказаться более труднопроходимым, чем мы предполагаем.
2. Мы можем наткнуться на сушу.
3. Собаки могут подвести нас, оказаться слишком слабыми, заболеть или замерзнуть.
4. Мы сами можем заболеть цингой.
1 и 2. Что лед дальше к северу окажется более труднопроходимым, конечно, возможно, но все же маловероятно; я не вижу к этому никаких оснований, если только мы не встретим на Севере неизвестную до сих пор сушу. А если даже и так, ну, что ж, мы воспользуемся тем, что найдем. Совершенно непроходимым, во всяком случае, лед не может быть; даже Маркхем пробирался вперед по льду со своими людьми, ослабленными цингой.