Гарриет Шелли
Post scriptum
Подлинные события, имевшие место в 1816 году в Лондоне
9 ноября Гарриет Уэстбрук-Шелли покинула дом на Элизабет-стрит и ушла (или уехала) в неизвестном направлении. С тех пор ее никто никогда не видел.
10 декабря тело неизвестной женщины было найдено в пруду Серпентайн, который нередко служил последним прибежищем многих несчастных, в том числе падших женщин. Тело перенесли в таверну «Fox & Bull», служившую местом временного хранения утопленников, которыми занималось тогда Королевское гуманное общество — старейшая благотворительная организация Англии.
11 декабря об этом происшествии написали в газете, подчеркнув, что утопленница была благородного происхождения, хорошо одета и на пальце у нее было дорогое кольцо с бриллиантами и бирюзой. Женщина находилась на последних месяцах беременности.
12 декабря тело опознал мистер Уильям Алдер, посланный семьей Уэстбруков, которая уже месяц искала Гарриет повсюду, в том числе в окрестных прудах. Когда именно Гарриет совершила самоубийство, как она добралась из дома на Элизабет-стрит до Гайд-парка — путь по тем временам неблизкий, где находилась после 9 ноября — неизвестно по сию пору.
30 декабря, менее чем через три недели после того, как было найдено тело Гарриет, Перси Биши Шелли и Мэри Годвин обвенчались в церкви Святой Милдред на Бред-стрит.
Много лет спустя, в 1895 году, неожиданно возникло из небытия — его обнародовали для продажи — последнее письмо Гарриет, адресованное ее сестре. И хотя историки литературы сегодня используют его как подлинный документ, сомнения остаются: семья Уэстбруков молчала о нем долгие годы и даже не предъявила суду, когда там по требованию Шелли рассматривалось дело о его опеке над двумя их с Гарриет детьми. В то время оно могло бы стать сильным аргументом против Шелли, хотя, как мы знаем, суд все равно отклонил его просьбу и оставил Ианту и Чарльза в семье Уэстбруков. Впрочем, возможно и такое объяснение: им не хотелось лишний раз выставлять напоказ страдания Гарриет, тем более что в ее самоубийстве все и без всякого письменного подтверждения винили Шелли. Как мы уже упоминали, именно для того суда Шелли заявил о ее связи «с конюхом по имени Смит, который бросил ее, почему она себя и убила». Без сомнения, эту версию ему подсказали адвокаты или чета Годвин. Но даже обвиняя бывшую жену едва ли не в проституции, Шелли никогда и нигде не говорил, что погибшая носила ребенка не от него. Хотя из сути сделанных им заявлений это как раз и вытекало.
Вот текст письма Гарриет, адресованного ее старшей сестре Элизе Уэстбрук.
Тебе, моя дорогая сестра, я оставляю все свои личные вещи — потому что по справедливости они принадлежат тебе больше, чем кому бы то ни было, и ты сохранишь их для Ианты. Хогг благословляет вас обеих, моя дражайшая возлюбленная сестра
Суббота. Вечер
Когда ты прочтешь это письмо, меня уже не будет среди обитателей этого несчастного мира. Не сожалей о потере той, которая всегда была лишь источником досады и горестей для тебя и всех остальных. Все так плохо, что я не понимаю, зачем длить это жалкое существование, отравленное воспоминаниями о прошлом, и ни проблеска надежды нет в моем будущем. Господь Бог благословит и сохранит всех вас. Тебя, дорогой Биши, тебя, дорогая Элиза. Ваше счастье — это последнее желание той, кто любил вас больше, чем остальных. Мои дети — я не смею говорить о них. Они слишком малы, чтобы сожалеть обо мне, и ты будешь добра к ним ради них самих больше, чем ради меня. Моим родителям не жалко меня. Я была недостойна вашей любви и заботы. Будьте счастливы все, тогда моя душа найдет покой и прощение. Господь Бог да благословит вас — это последняя молитва несчастной Гарриет Ш.
Комментарий от автора:
1. В письме отсутствует дата, но есть упоминание дня недели и времени суток. В 1816 году субботы приходились на 9, 16, 23, 30 ноября и 7 декабря. Как мы помним, тело Гарриет было обнаружено 10 декабря, и хотя нет точных сведений о том, когда именно произошло самоубийство, из документов того времени становится ясно, что тело нашли не сразу и оно довольно долго находилось в воде. Зима, холодно — оно хорошо сохранилось. Гарриет ушла из дома 9 ноября, и вряд ли она скиталась по Лондону неизвестно где — тогда хотя бы кто-нибудь мог ее видеть, а мы знаем, что неофициальные поиски семья начала сразу. Так что если это подлинный документ, вероятнее всего, письмо сестре она написала именно 9 ноября, в день своего ухода. Вечером — потому что в темноте проще незамеченной подойти к Серпентайну и броситься в него. Страшно даже представить, что она передумала и перечувствовала в этот день. Ни одной романтической балладе не под силу было бы описать такое.
2. Интересно, что в этом прощальном письме — наряду с Шелли и Элизой — упоминается Томас Хогг. Известно, что два ближайших друга Шелли — Томас Лав Пикок и Томас Хогг — искренне любили Гарриет. Пикок оставил воспоминания, в которых дал ее яркий портрет — пленительной восприимчивой молодой женщины исключительной порядочности и отзывчивости. Хогг уговаривал юного Шелли жениться на ней, а приехав к молодоженам в Шотландию, сам влюбился в жену друга без памяти. В его дошедших до нашего времени письмах сказано о ней немало добрых слов. Можно с уверенностью предположить, что все то время, когда Гарриет была брошенной женой и носила ребенка тем не менее от своего законного мужа, Хогг не просто поддерживал ее в письмах, но и помогал ей, скрывая эти обстоятельства от Перси Биши и Мэри.
Со временем защитников у Гарриет Уэстбрук-Шелли заметно прибавилось. Писатель Марк Твен, например, написал эссе «В защиту Гарриет Шелли». Он не преследовал цель документально точно воспроизвести трагические события, предшествовавшие самоубийству Гарриет: ему хотелось сказать правду о той неприглядной роли, которую сыграл в судьбе своей жены знаменитый поэт-романтик. И это ему удалось. Свое эссе Твен заканчивает такими словами: «На жизни Шелли есть одно неизгладимое пятно, хотя в остальном она представляется прекрасной и благородной».
Клер КлэрмонтЛюбовница
Если ложь может так походить на правду, кто может поверить в счастье? Я словно ступаю по краю пропасти, а огромная толпа напирает, хочет столкнуть меня вниз.
1Март во Флоренции. 1879 год
Она не спала и ждала, когда же наступит рассвет. Он не спешил, крался будто на цыпочках, и за окнами — нет, не светлело и тем более не голубело, как это бывает здесь летом, а из серого медленно становилось молочно-туманным, будто кто-то нехотя зажигал тусклую лампу белого матового стекла. И все-таки рассвет — это всегда жизнь, думала она. Не так страшно умереть, как ночью.
Клер Клэрмонт (под этим звучным именем почти всю жизнь прожила незаконнорожденная Клара Мэри Джейн Летбридж) исполнилось уже восемьдесят. Она давно обосновалась во Флоренции вместе со своей племянницей Паулиной, старой девой. Никто вокруг не догадывался, что почтенная синьора, занимающая флигель в палаццо на левом берегу реки Арно, долгое время входила в самый близкий круг Перси Биши Шелли («Шелли и две его жены-сестрички», — иронизировал друг поэта Томас Хогг), была любовницей Байрона и родила от него дочь. Так получилось, что ей, англичанке, пришлось много поездить по Европе. Полвека назад она даже работала гувернанткой в России и однажды стала свидетелем разговора об английских поэтах, в котором не было ни слова правды. Промолчала, конечно, — кто бы позволил гувернантке вмешиваться в господский разговор! — но не преминула написать об этом вдове Шелли — Мэри. На протяжении почти всей жизни она вела дневник и, кажется, сумела объяснить Паулине и ее брату Вильгельму, двум своим любимым племянникам, что эти пожелтевшие от времени тетради в разноцветных переплетах и есть самое главное сокровище, которое достанется им после ее смерти. Представляю, как все потом превратно будет истолковано, не раз говорила она себе. Я имела дело с гениями — а читать мои записи будут недалекие и малообразованные люди, которых интересуют лишь скандалы.
…Тем временем на улице уже зазвучали голоса — это громко переговаривались торговцы и мастеровые, хотя солнце так и не вышло: март во Флоренции — дождливый месяц, и мелкий, как из сита, дождик накрапывал и сейчас. Клер оделась — она очень гордилась тем, что до сих пор все делала сама, без посторонней помощи, — и, опираясь на зонтик, вышла на виа Святого Августина. Она любила свой район: рядом был не только рынок, но главное — старинная базилика Санто-Спирито (храм Святого Духа). Его прихожанкой Клер, давно принявшая католичество, числилась много лет. Храм вел свою родословную с XIII века, с аббатства Святого Августина, и давшего название улице. С тех давних пор его бесконечно расширяли, перестраивали и украшали, привлекая к работе самых знаменитых флорентийских архитекторов, скульпторов и художников — от Брунеллески до Микеланджело. У Клер там было два любимых места. Первое — клуатр Мертвых (Cloister of the dead). Второе — одна из часо[17]вен (всего их в храме тридцать восемь!), вовсе не самая знаменитая, но сохранившая свой облик со времени первого своего владельца Стольдо Фрескобальди. Увы, она тоже имела отношение к смерти: священник поведал Клер, что когда-то эта капелла предназначалась для захоронения женщин из семьи Фрескобальди. Теперь там висела всего лишь одна картина и находилась кафедра, построенная по заказу семьи еще в 1712 году, чтобы они могли присутствовать на церковных службах не выходя из дома, в то время примыкавшего к храму. Флоренция вообще часто представлялась Клер городом мертвых, тщательно оберегающих свои сокровища, но сама она чувствовала себя здесь вполне живой и сдаваться не собиралась.