Я рад, что обстоятельства не позволяют мне выбирать самому. Я подчинюсь Вашему выбору, как люди подчиняются неизбежности своего рождения.
Лорд Байрон – чрезвычайно интересный человек; как жаль поэтому, что он – раб самых низких и грубых предрассудков, да к тому же шальной, как ветер.
П. Б. Ш.
Лорду Байрону
Шамони, отель «Лондон»,
22 июля 1816
Дорогой лорд Байрон!
Мы только что прибыли в Шамони – вечером следующего дня после нашего отъезда. Мне представляется случай послать Вам письмо. Не стану пытаться описывать места, по которым мы проехали. Я надеюсь вскоре прочесть в поэтических строках о чувствах, которые они вызовут у Вас. Долина Арвы (она в сущности является продолжением долины Шамони) становится чем дальше, тем прекраснее и, наконец, в местечке Серво, там, где Монблан и соседние с ним горы замыкают долину с одной стороны, превосходит и затмевает все, что я доныне видел или воображал.
Дело не только в том, что горы эти громадны по размерам, а леса необозримы; в самих их очертаниях и красках есть величие, которое производило бы впечатление даже и при меньших масштабах. Я пишу в надежде – позволите ли Вы ее высказать? – что мы увидим Вас здесь до нашего отъезда. Едва вступив в эту восхитительную долину, мы решили остаться здесь на несколько дней. Когда мы подъезжали, обрушилась лавина. Мы слышали грохот ее падения, а спустя несколько мгновений стал виден клубящийся след ее пути; поток, вытесненный ею из русла, затопил всю лощину, в которой протекал. Я хотел бы, чтобы чудеса и красоты этих «дворцов Природы»330 побудили Вас посетить их, пока мы, которые столь высоко ценим Ваше общество, еще находимся здесь.
Как наш маленький Вильям?331 Здоров ли?
Клер шлет Вам привет, Мэри также просит передать поклон.
Преданный Вам
П. Б. Шелли
P. S. Дороги здесь прекрасные, и для путников все предусмотрено. До Салланша можно доехать в экипаже, а потом, хотя остаток пути можно проделать в char du pays332, я советую Вам последовать нашему примеру и нанять мулов. Можно обойтись без проводника, хотя у нас он был; ибо дорога, за одним лишь незначительным исключением, отличная и совершенно ровная. Между Женевой и Шамони есть, видимо, небольшой подъем.
Томас Лав Пикок (1785–1866) – английский писатель-сатирик и поэт. В своих художественных произведениях, в первую очередь в романах, писатель остро высмеивал обычаи и нравы, бытовавшие в современном ему обществе. Значительное влияние на поэтическое творчество оказал его друг, поэт Перси Биши Шелли.
Художник – Генри Уоллис. 1916 г.
Лорду Байрону
Портсмут, 8 сентября 1816
После девяти дней скучного пути по суше и по морю мы добрались сюда. Но во время путешествия по Франции у нас были и приятные минуты, подобные проблескам солнца в ненастье. Мы ехали не через Париж, а более коротким путем, через Версаль и Фонтенбло, где останавливались, чтобы осмотреть знаменитые дворцы, которые, как я расскажу Вам после, заслуживают внимания как памятники людского могущества; они величавы, хотя и несколько потускнели; второй из них был ареной некоторых из наиболее интересных эпизодов Французской революции – этого главного события нашей эпохи. Переезд из Гавра был тяжелый – 26 часов. Сейчас мы как раз успели пообедать, и мне говорят, что почта отправляется через несколько минут, – но я спешу возможно скорее сообщить Вам о благополучном прибытии «Чайльда»333. Единственное приключение, постигшее его с тех пор, как он покинул отчий кров, не имело в себе ничего славного. Его приняли за контрабандиста, и засаленный таможенник вертел его так и сяк, думая, не спрятаны ли в нем кружева и т. п. Сейчас он в безопасности – заперт в моем саквояже.
Через три дня я напишу Вам снова. Прощайте – берегите здоровье – будьте покойны – и верьте, вместе с Кольриджем, что «надежда – наш священный долг и матерь всех других добродетелей». Поверьте, что такого человека, как Вы, она не покинет, если только не гнать ее безжалостно.
Мэри присоединяется к моим искренним пожеланиям счастья. Клер велит передать Вам нечто лучше задуманное, нежели выраженное.
Ваш искренний друг
П. Б. Шелли
[Р. S.] Прошу передать мой поклон Хобхаузу – а также мистеру Дэвису334. Надеюсь, что первый развеял всякие угрызения, какие Вы могли чувствовать, когда расстались с Полидори335. История, которую он мне рассказал вечером накануне моего отъезда из Женевы, заставила меня похолодеть.
Лорду Байрону
Лондон, Марчмонт-стрит 26,
11 сентября 1816
Дорогой лорд Байрон!
Я только что виделся с Мерреем и передал ему поэму336. Он был со мной чрезвычайно учтив и сказал, что ему не терпится прочесть ее. Он уже слышал, что ее считают лучшим из всех Ваших произведений и что таково мнение госпожи де Сталь337. Завтра я побываю у мистера Киннерда338. Меррей говорит, что леди Байрон находится в Лондоне и здоровье ее значительно улучшилось. Это подтверждается уже самим ее приездом.
Мэри и Клер расстались со мной в Портсмуте и отправились в Бат. Я приехал на прежнюю свою квартиру; в ней очень пусто и одиноко. Никого со мною нет, кроме призраков старых воспоминаний, и каждый является с каким-нибудь упреком, на который не находишь ответа. Мой поверенный, оказывается, находится в Ланкастере. Я написал ему, чтобы он приехал; но это заставит меня еще больше времени провести в этой многолюдной пустыне. Вчера вечером у меня была Фанни Годвин, она рассказала о делах своего отца, которому, к счастью, скоро будет оказана помощь. Она сказала, что его роман очень продвинулся339. Сказала также, что художник Норткот340, пламенный поклонник всех Ваших произведений, посоветовал Годвину прочесть «Гленарвон»341 и утверждает, что многие места в нем свидетельствуют о необыкновенном таланте.
Урожай еще не собран. Явных признаков недовольства пока незаметно, хотя народ, как говорят, сильно бедствует. Но вся тяжесть положения обнаружится вполне только зимой. Всей душой надеюсь, что отчаяние не толкнет народ на преждевременную и бесцельную борьбу.
Скоро напишу Вам снова – сейчас меня терзает спазматическая головная боль, которая не дает связно мыслить. Прошу Вас написать мне и прислать о себе хорошие вести. Глубокий интерес, какой я чувствую ко всему, что Вас касается, заставляет меня с нетерпением ждать малейших подробностей.
Остаюсь, дорогой лорд Байрон, Ваш искренний друг
П. Б. Шелли
Лорду Байрону
Бат, 29 сентября 1816
Дорогой лорд Байрон!
Вы уже знаете от Киннерда о том, как уладилось дело с «Чайльд-Гарольдом». Вам за него причитается 2000 гиней. Меррей не возражал, хотя вышло маленькое недоразумение из-за того, что он думал получить его за 1200, но все тотчас же разъяснилось. Надеюсь скоро известить Вас, что получена первая корректура. Я виделся с Киннердом и имел с ним длительную беседу. Он сообщил мне, что леди Байрон сейчас совершенно здорова и живет с Вашей сестрой342. Это сообщение очень меня порадовало. Я считаю, что вторая часть его является решительным опровержением единственной серьезной клеветы, какую на Вас когда-либо возводили. На эту тему, во всяком случае, свет должен отныне молчать. Киннерд говорил также о некоторых слухах, какие, по его словам, усердно распространяет о Вас Каролина Лэм. Я не могу относиться к подобным сплетням с той серьезностью, с какою относятся к ним иные. Они были бы безобидны уже из-за самой своей невероятности, если б не были еще безобиднее из-за своей глупости. Это – искры от горящей соломы, которые гаснут, когда она сгорает. Поверьте, что Вам суждено занять такую высоту во мнении человечества, куда не досягнет мелочная вражда. Надо только, чтобы Вы ясно сознавали свое предназначение и не пренебрегали им, и это разом освободит Вас от всех докучных тревог, какие причиняют слишком чувствительным умам суждения переменчивой толпы. Сейчас Вы в Италии343 и, быть может, позабыли все, о чем явилась Вам напомнить моя непрошенная забота. Вы созерцаете предметы, которые возвышают, вдохновляют и успокаивают. Чувства, вызванные этим созерцанием, Вы сообщаете человечеству, а быть может, и далеким потомкам. Неужели это мало – надежда рождать великое и доброе, которому суждена, быть может, вечная жизнь? Неужели это мало – стать источником, из которого мысли других людей будут черпать силу и красоту? Неужели этого мало для честолюбия того, кто может презирать всякое иное честолюбие? Вы уже обнаружили дарования необыкновенные. Создав уже столь много и с легкостью, совершенно несоразмерной с результатами, чего не сможете Вы свершить в будущем? Что было бы с человечеством, если бы Гомер или Шекспир ничего не сочинили? Или если бы ложная скромность или заблуждение относительно своего таланта помешали им создать те непревзойденные творения, которые стали для нас таким благодеянием? Я не сравниваю Вас с ними. Мне неизвестно, каких высот мысли Вам суждено достигнуть. Знаю только, что талант Ваш огромен, и он должен развернуться в полной мере.
Не то чтобы я советовал Вам добиваться славы. Побуждения Ваши должны быть более чистыми и простыми. Вы должны лишь стремиться выразить свои мысли; должны искать отклика в тех, кто способен думать одинаково с Вами. Слава последует за теми, кого она недостойна вести за собою. Я не хотел бы, чтобы Вы немедленно принялись за эпическую поэму или иной труд, который потребует сосредоточения всех Ваших сил. Я хотел бы, чтобы ничто не мешало Вашему естественному развитию или торопило его. Я восхищаюсь многим из уже написанного Вами. Я надеюсь еще на многое, созданное с той же свободой и пылкостью чувств. Я надеюсь всего лишь на то, что Вы, когда ясный ум Ваш покажет Вам «истину вещей»344, почувствуете, что Вы из всех людей избраны на великий подвиг мысли; и что с той минуты все Ваши занятия будут вести к одной этой цели; что все Ваши привязанности и все земные надежды, какие Вам остались, будут связаны с этим замыслом. Что именно это должно быть – судить не мне. Однажды я осмелился предложить Французскую революцию как тему, содержащую все наиболее интересное и поучительное для человечества. Но, посвящая себя столь великому свершению, Вы не должны руководиться чьим-либо разумением, кроме Вашего собственного, – а моим менее всего.