379, но откладывает этот важный обряд, пока я не узнаю, не предпочитаете ли Вы какое-либо другое имя.
От такого отшельника и инвалида, как я, Вы не можете ждать новостей. Однако я намерен скоро (этак через неделю) послать Вам стопку книг, которые говорят сами за себя; если окажется, что они благополучно минуют запрет, я вложу также несколько газет. Моя большая поэма под заглавием «Восстание Ислама» сейчас печатается. Кроме того, Вы получите «Мандевиль» Годвина – демоническое подобие Чайльд-Гарольда Первого – и еще две-три новые книги.
Надо ли говорить, что мы будем очень счастливы узнать, как Вы живете и что делаете – все еще влюблены – разлюбили – или влюбились снова. Право, если бы Вы знали, как много думают о Вас некоторые из Ваших английских друзей, я не уверен, что Вы стали бы так строго придерживаться старого правила: periturae parcere chartae380, пока Вы не склонны щадить тех, кого Ваш гений может увековечить…
Мы уже слышали о IV и последней песни381, но еще не видели ее.
Прощайте, дорогой лорд Байрон.
Искренне Ваш
П. Б. Шелли
Томасу Лаву Пикоку
Милан, 6 апреля 1818
Дорогой Пикок!
Вот мы и добрались до цели нашего путешествия – точнее, находимся в нескольких милях от нее, ибо думаем провести лето на берегу озера Комо. Путь наш был нелегок из-за холодов и не отмечен ничем интересным, пока мы не перевалили через Альпы, – кроме, разумеется, самих Альп; но едва мы прибыли в Италию, как красота местности и ясное небо сразу все изменили для меня, – вот что необходимо мне, чтобы жить, ибо в дымных городах, среди шумных толп и холодных туманов и дождей нашей родины мое существование едва ли можно назвать жизнью. – С каким восторгом я слушал в Сузе, как женщина, показавшая нам триумфальную арку Августа, говорила на ясном и полнозвучном языке Италии, хотя я лишь с трудом понимал ее после гнусавой и отрывистой какофонии французов! Руины великолепной арки в греческом стиле на зеленом лугу, испещренном фиалками и примулами, на фоне огромных гор, грациозная блондинка, несколько напоминающая Еву Фюзели382, – вот первое, что мы увидели в Италии.
Город очень приятен. – Вчера мы посетили оперный театр, выстроенный с большим великолепием. Сама опера была не из числа популярных, а певцы много хуже наших. Зато балет, или, вернее, род мелодраматической пантомимы с танцами, оказался лучшим зрелищем, какое мне довелось видеть. Здесь нет мисс Миллани383, но в остальном Милан, без сомнения, нас превосходит. Выразительный жест, законченность сцен, отлично выражающих содержание, простая, естественная манера держаться, отличающая всех актеров, даже детей, делали представление более впечатляющим, чем я мог ожидать. Это был «Отелло»384, и, странно сказать, он не оставил тяжелого впечатления.
Хотя я и пишу, но сейчас писать не расположен; более подробных, если не более занимательных, писем ждите примерно через неделю, когда я немного отдохну с дороги. Прошу сообщать нам все новости, как о наших детищах, оставленных в Англии на попечение нянек, так и о детях наших друзей. Сообщайте также о Коббете и о политике, – о Ханте, которому Мэри как раз сейчас пишет, и особенно о Ваших планах, о себе и Марианне. Обо мне и моих планах Вы скоро узнаете. Здоровье мое уже лучше – настроение тоже, у меня множество литературных замыслов, особенно один385, к которому жажду приступить, как только мы устроимся.
Я поручил Оллиеру послать Вам для правки несколько листов корректуры386.
Прощайте.
Неизменно преданный Вам
П. Б. Ш.
Р. S. Мэри и Клер шлют поклон.
Лорду Байрону
Милан, 13 апреля 1818
Дорогой лорд Байрон!
Я пишу прежде всего затем, чтобы справиться, получили ли Вы мое письмо из Лиона, и чтобы сообщить, что Ваша маленькая дочь прибыла сюда здоровая и веселая, а глаза ее синеют, как небо над нашей головой.
Мы с Мэри только что вернулись с озера Комо, где искали дом на лето. Если Вы не бывали в этих удивительных местах, мне кажется, они этого стоят. Не хотите ли летом провести несколько недель с нами? Мы ведем размеренную жизнь, как в Женеве, а местность, которую мы, кажется, выбрали, – Вилла Плиниана – уединенная; мы окружены величавыми ландшафтами, а у наших ног лежит озеро. Если бы Вы нас навестили – а я не знаю, где Вы могли бы найти более сердечный прием, – Вы увезли бы с собой маленькую Аллегру.
Мы с Мэри шлем Вам лучшие пожелания, а Клер просит меня спросить, получили ли Вы прядь волос Аллегры, которую она послала Вам зимой.
Искренне Ваш, дорогой лорд Байрон,
П. Б. Шелли
P. S. Я получил для Вас несколько книг в одном ящике с моими. Не переслать ли их в Венецию?
Томасу Лаву Пикоку
Милан, 20 апреля 1818
Дорогой Пикок!
Я не представлял себе, какая даль нас разделяет, – если мерить ее временем, за которое доходят письма. Только сейчас я получил Ваше от 2-го и не знаю, когда Вы получите мое, посланное отсюда несколько позже. Я огорчен тем, что Вы были вынуждены остаться в Марло, ибо общение составляет почти жизненную необходимость; особенно потому, что мы не увидим Вас нынешним летом в Италии. Но тут, как видно, ничего не поделаешь. Я часто переношусь мыслями в Марло. Проклятие нашей жизни состоит в том, что все познаваемое познается навсегда. Живешь в местности, которая до твоего приезда туда была для тебя так же безразлична, как любое другое место на земле; а когда приходится ее покинуть, это оказывается невозможным; она держит тебя воспоминаниями о событиях, которые, когда ты их переживал, не обещали быть вечными, и таким образом мстит тебе за неверность. Время идет, места меняются, иных друзей уже нет с нами, но то, что было, еще как бы существует, только оцепенелое и безжизненное. Вот извольте – написал Вам целый этюд для «Аббатства кошмаров».
После моего предыдущего письма мы побывали в Комо, в поисках жилья. Озеро превосходит красотою все виденное мною до сих пор, за исключением рощ земляничного дерева в Килларни, на островах. Озеро – длинное и узкое и кажется огромной рекой, вьющейся между гор и лесов. Из городка Комо мы отправились на паруснике в местность, называемую Тремезина, и повидали другую часть озера. Горы между Комо и этим селением, вернее, группой селений, поросли каштаном (съедобным каштаном, которым жители питаются в неурожайную пору); местами этот лес спускается к самому берегу озера, нависая над водой своими мощными ветвями. Но чаще на берегу растет лавр, мирт, дикие фиги и маслины; подымаясь из расселин скал, они осеняют устья пещер и края глубоких ущелий, где сверкают водопады. Растут там и другие цветущие кустарники, названия которых мне неизвестны. Среди темной зелени леса белеют колокольни деревенских церквей. На противоположном берегу горы сходят к озеру менее круто; и хотя они там гораздо выше и кое-где покрыты вечными снегами, между ними и озером тянутся более низкие холмы, перемежаясь с ущельями; такими я воображаю себе склоны Иды или Парнаса.
Здесь находятся плантации маслин, апельсиновых и лимонных деревьев, которые сейчас так осыпаны плодами, что не видно листьев; есть также и виноградники. По этому берегу сплошь тянутся селения, а миланская знать имеет тут виллы. Роскошная и буйная природа столь тесно соприкасается здесь с цивилизацией, что граница между ними почти незаметна. Но всего красивее Вилла Плиниана, названная так потому, что во дворе находится описанный Плинием Младшим387 источник, который переполняется водою через каждые три часа. Этот дом, некогда великолепный, а сейчас наполовину развалившийся, мы и пытаемся снять. Вместе с садом он размещается на террасах, подымающихся со дна озера, у подножья крутого откоса, выгнутого полукругом и поросшего густым каштановым лесом.
Вид с колоннады – самый удивительный и прекрасный, какой когда-либо представлялся взору. С одной стороны виднеются горы, а ближе – купы необычайно высоких кипарисов, словно пронзающих небо. Сверху, прямо из поднебесья, низвергается большой водопад, разделенный скалами на множество ручьев, сбегающих в озеро. По другую сторону раскинулось среди гор озеро; на горах белеют шпили, на озере – паруса. Комнаты в Плиниане огромные, но старинные и почти не обставленные. И поистине великолепны террасы над озером, затененные огромными, подлинно пифическими лаврами. Мы провели в Комо два дня, а сейчас вернулись в Милан, ждать исхода наших переговоров о доме.
Комо находится всего в 6 лье от Милана, и его горы видны с вершины собора. Этот собор – удивительное произведение искусства. Он выстроен из белого мрамора и состоит из высочайших шпилей очень тонкой работы, богато украшенных скульптурой. Вид белоснежных башен, взмывающих ввысь на фоне глубокого и ясного итальянского неба, или при луне, когда гроздья звезд словно увенчивают их резные верхушки388, превосходит все, что я считал возможным для архитектуры. Внутри собор великолепен, но это уже нечто более земное; цветные витражи, массивные гранитные колонны, перегруженные старинной скульптурой, у бронзового алтаря – серебряные неугасимые лампады под черным балдахином, и мраморная резьба купола делают его похожим на роскошную гробницу. В одном из приделов, за алтарем, есть укромное место, освещенное тусклым желтоватым светом, – его я избрал, чтобы читать там Данте.
Это лето и будущий год я хочу посвятить сочинению трагедии о безумии Тассо; тема, если поразмыслить, – и драматичная, и поэтическая. – Вы скажете, что я лишен таланта драматурга. В известном смысле это так; ну что ж, я решил посмотреть, какую трагедию способен создать человек, лишенный таланта драматурга. Во всяком случае, мораль в ней будет получше, чем в «Фацио», а стихи – получше, чем в «Бертраме»389.
Вы ничего не пишете о «Рододафне»390, которая должна, по-моему, иметь огромный успех.
Кто живет сейчас в моем доме в Марло и как им думают распорядиться? Я уверен, что его местоположение было вредно моему здоровью, иначе я до смешного интересовался бы, к кому он теперь перейдет. Поездка туда обошлась нам дорого, – но сейчас мы живем в здешней гостинице, на пансионе, по весьма умеренной цене, а когда заведем свое хозяйство, то надеемся убедиться в пресловутой итальянской дешевизне. Лучший хлеб, из просеянной муки, самый белый и вкусный, какой мне приходилось есть, стоит всего один английский пенни за фунт. Остальные необходимые продукты так же дешевы. Зато предметы роскоши, например чай и другие, очень дороги, – а англичан к тому же обычно отчаянно надувают, так что им надо быть начеку. Мы здесь ни с кем не знакомы, а в опере до вчерашнего дня давали все время одно и то же. Маленькая Альба еще у нас, но, очевидно, ненадолго. Лорд Байрон, как мы слыхали, снял в Венеции дом на три года; не знаю, увидим ли мы его; это отчасти зависит от того, найдем ли мы дом, куда его можно пригласить. Проезжающих англичан здесь множество. В нынешнее смутное время им лучше было бы сидеть дома. Поведение их непростительно. Здешние жители безобидны, но кажутся жалкими и телом, и душою. Мужчины мало походят на мужчин; это – племя тупых, сгорбленных рабов. С тех пор, как мы перевалили через Альпы, я, кажется, не видел проблеска разума ни на одном лице. Женщины в порабощенных странах всегда лучше мужчин; но здешние туго зашнурованы, и лицом и всем своим видом (как непохоже на француженок!) являют смесь кокетства и чопорности, напоминающую худшие черты англичанок. Кроме людей, все здесь гораздо лучше, нежели во Франции. Чистота и удобства в гостиницах иной раз совсем английские, земля хорошо возделана; словом, если Вы способны, как и следует, находить счастье в самом себе, здесь можно жить отлично и удобно.