Молодой Китс, так много обещавший своим «Гиперионом», недавно умер в Риме от разрыва кровеносного сосуда, доведенный до отчаяния оскорбительной критикой его книги в «Куотерли ревью». Прощайте. Мэри присоединяется к моим пожеланиям.
Преданный Вам
П. Б. Шелли
Лорду Байрону
Пиза, 4 мая 1821
Дорогой лорд Байрон!
Ваше предложение встретиться этим летом доставило мне величайшее удовольствие, тем более что отсутствие Клер заставляет надеяться, что оно осуществимо. Не согласитесь ли Вы приехать и провести с нами лето в нашем уединении, у подножья Пизанских гор? Я живу, как обычно, вдали от общества, которое не смог бы выносить, даже если бы оно выносило меня. Вы легко можете себе представить, какое удовольствие Ваше согласие доставит Мэри и мне. Если Вы приедете, привозите с собой кого угодно и устраивайтесь, как Вам удобно, ибо у нас будет «много места и простора»556. Клер сейчас живет у людей, которые были к ней очень добры и ввели ее в итальянское общество; с ними она, наверное, проведет все это лето, а может быть, останется гораздо дольше. В Пизе ее нет.
Боюсь, что известие о Китсе достоверно557. Хант говорит, что первый приступ отчаяния вызвал у него разрыв кровеносного сосуда, и с этого началась скоротечная чахотка. Нет сомнения, что раздражительность, приведшая к этой катастрофе, сулила ему много страданий в будущем, если бы он остался жить. Однако этот довод не может примирить меня с презрительным и оскорбительным отзывом о человеке за то лишь только, что он писал плохие стихи; или, как Китс, иногда и хорошие стихи в дурном вкусе. Некоторые растения, требующие осторожности при выращивании, могут дать прекрасные цветы, когда достигают зрелости. Ваш пример в этом случае не применим. Вы ощущали в себе довольно сил, чтобы взлететь выше стрел; орел вскоре исчез в поднебесье, которое его взрастило, а глаза стрелявших не выдержали сияния. Что до меня, я, кажется, ненормально равнодушен к подобным похвалам или брани; и это, быть может, лишает меня стимула сделать то, чего я уже не сумею, а именно: написать нечто достойное названия поэзии. Зато благодаря этому счастливому безразличию я еще способен наслаждаться творениями тех, кто сумел; неуспех у читателей еще не превратил меня в бессердечного и злобного критика – эту вторую ступень в иерархии неудавшихся писателей.
Что касается достоинств Китса как поэта, то я сужу о них главным образом по отрывку поэмы, озаглавленной «Гиперион», которого Вы, возможно, не читали и которому, я думаю, не отказали бы в высокой похвале. Сила и красота его таланта проступают сквозь налет ограниченности и дурного вкуса, которые сказывались в его произведениях (к большому ущербу для сокрытой в них подлинной прелести). Вашего памфлета я не читал558, но уже послал за ним в Париж, где его, оказывается, переиздали. Трагедию559 я также еще не читал, но жажду прочесть. Мы ждем от Вас чего-либо достойного английской сцены взамен жалкой чепухи, которую от Милмана до Барри Корнуолла560 навязывают нам с тех пор, как появился спрос на трагические представления. Я не знал, что Китс выступал против Попа561; я слышал, что это сделал Баулс и что Вы за это весьма сурово с ним расправились. Очевидно, Поп избран в качестве некоего стержня в споре о вкусах, в котором я должен объявить себя нейтральным, пока не уразумею сути дела. Я, конечно, не считаю Попа или любого другого поэта образцом для всех последующих; если же решат, что должно быть именно так, то вопрос сведется к тому, в какой форме будет постоянно воспроизводить себя посредственность, – ибо истинный гений завоевывает право не считаться ни с какими предшественниками, – так что этот вопрос меня не интересует. Моя трагедия «Ченчи», кажется, потерпела полный провал, – по крайней мере, судя по молчанию издателя562. Сейчас, когда она написана, я понимаю, что сюжет был выбран неудачно, но, сочиняя ее, я думал иначе. Мне хотелось бы верить, что она или любое другое мое произведение заслуживает Вашей дружественной похвалы. «Прометей» также весьма несовершенен. Я начинаю понимать, quid valeant humeri, quid ferrere cusent563.
Попытка переворота в Италии564 оказалась весьма неудачной. Не будучи в ней лично заинтересованным, я крайне разочарован по мотивам общественным. Но я цепляюсь за моральную и политическую надежду, как утопающий за обломок челна. Быть может, наша собственная страна очень скоро потребует всего нашего сочувствия.
Я буду регулярно пересылать Клер ежемесячные бюллетени синьора Замбелли565. Думаю, что Вы избавите ее от тревоги, если поручите ему делать эти сообщения пунктуально и подробно. Из Ваших слов я заключаю, что Клер писала Вам весьма нелепые письма. Я надеюсь, что в обществе, где она сейчас вращается, она излечится от преувеличенных представлений, из которых проистекают ее поступки. Наша уединенная жизнь и мой чересчур отвлеченный образ мышления были для нее весьма неподходящими и, вероятно, явились причиной всех ее ошибок. Поэтому именно мне следует просить за нее прощения.
Я с большим нетерпением жду Вашего ответа, который решит, буду ли я иметь огромное удовольствие видеть Вас этим летом у себя. Если меня ждет разочарование, я, конечно, постараюсь сам навестить Вас, но из-за множества обстоятельств визит будет кратким и для меня неудобным.
Неизменно преданный Вам, дорогой лорд Байрон,
П. Б. Шелли
Лорду Байрону
Пиза, 16 июля 1821
Дорогой лорд Байрон!
У меня была некоторая надежда, что Вы, быть может, навестите меня этим летом в моем уединении в каштановых рощах, но Ваше молчание говорит, чтобы я Вас не ждал. Это разочарование заставляет меня подумывать, не совершить ли осенью нашествие в Равенну на неделю-другую, преодолев мою vis inertiae566. Уверены ли Вы, что мое посещение не будет докучным?
Я не сумел достать ни одного из Ваших последних опубликованных произведений – ни трагедию, ни «Письмо», ни «Пророчество Данте»; а мое желание прочесть их очень велико. Если у Вас есть экземпляры, Вы весьма меня обяжете, прислав их по почте; я не просил бы об этой услуге, если бы мог добыть их иным путем. А Вам я посылаю – как Диомед дал Главку свое медное оружие взамен золотого – несколько строф на смерть Китса567, написанных, как только я получил о ней известие. Хотя я убежден в правильности своей оценки «Гипериона», и мне кажется, что Вы согласились бы с ней, если бы прочли эту поэму, я сознаюсь, что волнение первых минут и возмущение завели меня чересчур далеко в похвалах. Но если я ошибся, я утешаюсь тем, что ошибся, защищая слабого, а не подпевая сильным. Возможно также, что я ошибся из-за односторонности своего взгляда на Китса – я видел лишь, насколько он превосходит меня, но не насколько он ниже других; вот в каких тонких формах может проявиться эгоцентризм! Я невольно, наперекор своему желанию, был вынужден коснуться брани «Куотерли» также и по моему адресу; опустить те несколько слов, где я об этом говорю, показалось мне аффектацией. Я хотел, не смягчая презрения, которым объяснялось до сих пор мое молчание, одновременно предотвратить бумажную войну по поводу моих произведений; противник всех войн, я в особенности избегаю этой. На эту тему у меня была переписка с Саути, который отрицает, что был автором статьи о «Восстании Ислама»; я узнал, что им является либо преподобный мистер Милман, либо мистер Гиффорд. Это пока остается неясным. Что касается поэмы, которую я Вам посылаю, боюсь, что она стоит немногого. Одному богу известно, отчего (после столь сурового осуждения, каким является равнодушие читателей) я упорно продолжаю писать стихи; и только небо, чьи веления я выполняю так неумело, ответственно за мою самонадеянность.
Сейчас я получил и с этой же почтой отправлю бюллетень для Клер. Я с радостью увидел почерк моего маленького дружка568. Я все более убеждаюсь, что Ваша твердость была мудрой, и одобряю ее, тем более что знаю, как сам был бы слаб на Вашем месте, и я ясно вижу, сколько зла эта слабость могла бы причинить. Благополучие Аллегры зависит от Вашей твердости.
Я все еще глубоко убежден, что Вы должны создать – а если надежда может быть пророческой, то создадите – большую поэму, которая будет иметь для нашего времени то же значение, что «Илиада», «Divina Commedia»569 и «Потерянный Рай» имели для своего; это не значит, что Вы станете подражать их форме или позаимствуете их сюжет, или вообще возьмете их за образец. Вам известно мое горячее восхищение тем, что Вы уже сделали; но это лишь «disjecti membra poetae»570 по сравнению с тем, что Вы можете сделать, и не ставит Ваше имя в один ряд с этими великими поэтами. Вот честолюбивая цель (простите это низменное слово), единственно Вас достойная.
Вы пишете, что равнодушны к жизненным соблазнам. Но это скорее хороший, чем дурной признак. Бессмертный дух может жить и вещать, словно из иного мира, спустя долгое время после смерти человека. Однако я начинаю выражаться высокопарно, а между тем хочу всего лишь высказать простыми словами простую истину.
Мэри шлет Вам сердечный привет, а я остаюсь преданный и любящий Вас
Перси Б. Шелли
Мэри Шелли
Равенна, 7 августа 1821
Милая Мэри!
Я приехал сюда вчера вечером в 10 часов и до 5 утра просидел, беседуя с лордом Байроном. Затем я лег спать, а в 11 проснулся и, наскоро позавтракав, спешу написать тебе, так как в 12 уходит почта.
Лорд Байрон здоров и очень мне обрадовался. Здоровье его поправилось, и он ведет совершенно иную жизнь, чем в Венеции. У него прочная связь с графиней Гвиччиоли, которая сейчас находится во Флоренции и, судя по ее письмам, очень милая женщина. Она ожидает там решения – эмигрировать ли им в Швейцарию или оставаться в Италии. Из Папской области она должна была поспешно уехать, так как ей грозило пожизненное заточение в монастыре. В Италии брачные цепи, согласно закону и общественному мнению, гораздо тяжелее, чем в Англии, хотя реже ощущаются. Я содрогаюсь, думая об участи бедняжки Эмилии