оздится внизу.
Раз на пятнадцать лет рвется, бывает, нить
(что-нибудь в августе или в первые дни сентября,
пропахшие виноградным дымом и дождевым серебром).
Свеча не шевeлится, свет затекает за обшлага.
Тучнеют и распускаются облака.
Это Его тишина. А за нею негромкий гром.
Это Он говорит, собственно говоря.
В кустах что-то щелкает: значит, пришли чинить.
«О белых полях Петербурга...»
Но цвет вдохновенья печален средь будничных терний
Былое стремленье далеко, как выстрел вечерний…
О белых полях Петербурга рассеянней сны и неверней,
чем поздние жалобы турка и франкфуртский выстрел
вечерний,
и тиса тисненая шкурка из плоских затупленных терний.
А черных лесов Ленинграда, шнурованных проволкой
колкой,
под звездами нижнего ряда и медленной лунной
двустволкой
еще и сновидеть не надо – они за защелкой, за щелкой.
Зимний поход деревьев
Когда разлили на горé
Луну в граненые стаканы,
Деревьев черные каре
Сверкнули смутными штыками.
Пришел указ для смертных рот:
Под грамофонный треск музы́ки
По двести грамм на каждый рот,
На каждый рот, на безъязыкий.
Деревья дóпили луну
И капли отряхнули с веток,
Во тьму, на зимнюю войну
Они ушли – и больше нет их.
Застыла в проволоках связь,
Сломалась мýзыки пружина.
И, паче снега убелясь,
Бежало небо, недвижимо.
23.03.2001 [1]
Осьмикрылой стрекoзе хромой,
Отраженной в себе же самой,
Никогда ей уже не вернуться домой,
В пустоту от себя уносимой, —
А всегда ей лететь, прижимаясь к Земле,
И всегда ей идти на последнем крыле,
И всегда ей скользить, исчезая во мгле
Над Цусимой.
Два шестистишия
…вдруг проснется веранда – от стекол,
заскрипевших в полдневном свету,
и взлетит паучок, что отштопал
половину окна на лету,
и, смахнувши проржавленный стопор,
стукнет створка в околицу ту,
где уже засыпают июлю
августoвского пороху в жбан
и литую шиповника пулю
обливают по всем желобам,
и к шипящему в облаке улью
подогнали шмеля шарабан.
Снег, одиннадцатистишие
Сын обделенной чужбины,
Муж иноземный, куда?
В бездне лазурной пучины
Теплится искра-звезда…
Житель подоблачных кочек,
нежитель вздыбленных сот —
снег, распылившийся летчик,
кинувший свой самолет,
чтó на златом карабине
ты зависаешь в ночи? —
дали криле голубине,
так улетай и почий
где-нибудь там, на чужбине,
в чьей-то зеленой печи.
Всё; исчезает; молчи.
Стихи с юга (III: Cмерть Вергилия; запоздавшие новости)
1
От Италии холерной
до Далмации-чумы
слышен мерный шлеп галерный —
– Это мы или не мы?
2
Всё алмазней, всё лазурней,
всё тесней к себе самой
под небесною глазуньей,
подпузыренною тьмой,
с вёсел звездами стекая,
уносящая с ума
ночь деньская, персть морская —
Адриатика сама.
3
По искрoй прошитой слизи
распускается мазут —
из заморского Бриндизи
вздох Вергилия везут —
– Это мы на веслах плачем,
вести ветхие везем,
и в мехах облысых прячем
чернозем и глинозем.
4
От Апульи суховейной
к Адрианову столбу
прорезает плеск хорейный
Адриатику-скобу —
Бог не охнет, гром не грохнет,
не просыпется Гомер,
пусть луна на веслах сохнет
и меняется размер.
5
– Мы гекзаметру враги ли?
– Это мы, а не они!
– Умер, кажется, Вергилий?
– Умер, Бог оборони!
Облака
Ослепительным воздухом дут,
ослепленной водою спринцован,
облаков стеклянеет редут,
поджидая, когда подойдут
те – под знаменем сизо-пунцовым
и с шар-бабой каленой луны.
Ночью будут руины смутны
в чистом поле под бабой каленой,
и лыжнею – кривой и зеленой —
мимо них побегут бегуны.
Дерево. Ночь
какой-то шурх и треск
в колодках стволовых
как если бы в них жил
коротковолновик
как если бы эфир
под купой завывал
но только чмок и фырк
приемник издавал
какой-то жалкий блеск
в коробках столбовых
исчезновенье жил
темнеющее в них
как если бы фонарь
над купой воспарил
и фосфорную пыль
в тумане растворил
как если бы сбежал
по лесенке стальной
какой-то белый жар
короткою волной
Поезд / поезд
…А над глиняным Дунаем
по заболоченному мосту,
черной пеной поддуваем,
поезд скатывается в пустоту.
И, разбужен полым звуком,
ты вдруг очнешься в купейном углу:
виадук за виадуком
назад шагают, в злаченую мглу.
Сквозь сквозные их опоры
без сожаления оглянись
на разрезанные горы
с жилистым дымом, сходящим вниз.
На подкoпченные шпалы
и столбцы непонятных вех,
на подточенные скалы
с перистым паром, всходящим вверх,
где над выгнутым Дунаем
по заоблачному хребту,
снежной пылью подымаем,
воздух втягивается в темноту.
Игорю Булатовскому песнь благодарственная
на присылку изображения Кузнечика, оказавшегося Саранчой
– Саранча, саранча,
где твоя епанча?
– У сада Пал Палыча
упала с плеча.
Я летала к Пал Палычу
в том году на Крит.
Стол у Пал Палыча
в том саду накрыт.
– А что подают у Пал Палыча,
алычу?
Может, и я туда полечу
по лучу?
Может, чего получу?
– У Пал Палыча в том саду
стол накрыт.
Подают у Пал Палыча
в меду акрид.
Коль не хочешь, саранча,
потерять епанчу,
не летай к Пал Палычу
по лучу!
Три семистишия
В горы тучнеющее тело
наискосок – к зерну зерно —
двуклонной россыпью влетело
двууглых ласточек звено,
и – молниею пронзено —
(как бы в бутылке, зеленo)
мгновенно – облако – сотлело.
Прощай, гора. С двуклонных крыш —
с твоих чешуйчатых террасок —
во мрак ступают через крыж
дымы в краснеющих кирасах
(за дымом – дым, за рыжим – рыж,
и нити на хвостах саврасых
горят, как и сама горишь).
Гора, прощай. По одному
огни сухие, пепелимы,
со склона скатятся в потьму,
как пух сожженный тополиный
(у павшей ласточки в дому
сомкнутся крыльев половины,
и сны – приснятся – никому).
Марш «Прощание деревьев»
Все багряные ладони
Ветер клену пережал
И к осиновой колонне,
Уходящей в полупоклоне,
В полунаклоне перебежал
И маленький закат дымился на погоне
у дуба – Как погашенный пожар
Последние полки в заречье уходили —
За грабом липа и за вязом бук —
И под занавес огневой угодили:
Хлюп над рекой, плюх, бах, бух!
Полетел с папахи пух,
Дым сверкающий набух…
– Проводили!
Пробор / пруд
– Видишь? – разобранный надвое
гребнем светящимся пруд…
– Вижу. Как будто со дна твое
сердце достали и трут.
– Слышишь? – плесканье надводное
бедных кругов золотых…
– Слышу. Как будто на дно твое
сердце сронили – бултых —
Простые стихи об Одессе
глинистые голуби одесские
головы их голые и детские
душная волна из-под крыла
над горелым морем заболоченным
за холерным парком заколоченным
кукуруза дымная цвела
слава богу с этим все покончено