Такие же порядки господствовали и в испанских колониях Америки, где наместники испанского монарха — вице-короли, губернаторы, алькальды, генералы и епископы, в свою очередь, торговали местными должностями.
Себастьян Миранда рассчитывал воспользоваться в будущем этим обстоятельством для укрепления своего общественного положения. Молодому и предприимчивому канарцу удалось при поддержке соотечественников сравнительно быстро наладить торговлю заморскими тканями, обзавестись надежной и солидной клиентурой среди креолов. Вскоре дела его пошли в гору, и канарец стал торговать также хлебом, кофе, какао и другими колониальными товарами.
| Дом семьи Миранды в Каракасе |
В апреле 1749 г., когда состояние Миранды приумножилось, он женился на дочери зажиточного креола, предки которого прибыли из Испании в Каракас еще в XVII в. Звали ее донья Франсиска Антония Родригес. В приданое она принесла мужу несколько доходных домов в столице. Одиннадцать месяцев спустя, 28 марта 1750 г., у молодой четы, в их доме, расположенном по улице Божественная заря, родился первенец, которого родители окрестили Себастьяном-Франсиско.
Став весьма солидным коммерсантом и обзаведясь семьей, Себастьян Миранда-старншй приступил к осуществлению своей заветной мечты — переходу в сословие мантуанцев. С этой целью в 1754 г. он приобрел за изрядную сумму диплом капитана отдельной роты «Белых островитян» — колониального ополчения, созданного в том же году в Каракасе.
Капитанское звание превращало его обладателя в дворянина — идальго, что вызвало неудовольствие многих родовитых мантуанцев, считавших Себастьяна Миранду выскочкой и плебеем. Их неудовольствие приняло форму открытого протеста, когда несколько лет спустя островитянин еще раз раскошелился и добился перевода на ту же должность в аристократический Новый батальон креолов. Служить под командованием собственного поставщика заносчивые и спесивые мантуанцы сочли для себя величайшим оскорблением. Несколько видных офицеров-мантуаицев обратились к губернатору Венесуэлы с требованием отменить новое назначение Миранды, поскольку этот «мулат, торгаш и авантюрист недостоин по многим причинам занимать столь ответственную должность» \
Себастьян Миранда, чтобы снять с себя обвинение в торгашестве и удержать за собой драгоценное звание, ликвидировал свои торговые дела и подал в отставку. Ему удалось, и опять-таки за немалые деньги, добиться от губернатора разрешения продолжать носить капитанскую форму и посох, что считалось исключительной привилегией мантуанцев и вызвало с их стороны новые нападки. Миранде не оставалось другого пути, как заняться сбором необходимых документов, подтверждающих его «расовую чистоту» и благородное происхождение. Он достал необходимые бумаги, ублажил губернатора и чиновников, и они отвергли протест мантуанцев. Но справиться с ними было не легко даже губернатору. Мантуанцы перенесли спор в контролируемое ими кабильдо, которое, в свою очередь, потребовало от губернатора лишить Миранду капитанского звания и запретить ему носить офицерскую форму и посох.
Губернатор пожаловался на дерзкое поведение каракасского кабильдо в Мадрид. Чтобы добиться благоприятного решения мадридских властей, старику Миранде вновь пришлось пустить в ход единственный аргумент — деньги. В 1770 г. королевский Совет по делам Индий, управлявший из Мадрида колониями, под председательством короля Карла III рассмотрел дело Миранды и признал протесты мантуанцев необоснованными. «Я приказываю,— говорилось в специальном рескрипте, подписанном королем,— никогда впредь не обсуждать достоинства и происхождение Себастьяна Миранды и лишу должности и подвергну другим строгим наказаниям любого офицера или члена кабильдо города Каракаса в случае, если они письменно или словесно будут относиться к нему недостойным образом или будут чинить ему беспокойства» 2. Король приказывал испанским властям в Венесуэле обеспечить дону Себастьяну Миранде все привилегии, вытекающие из его звания капитана в отставке. 19 ноября 1770 г. королевский рескрипт был зачитан на заседании кабильдо, члены которого торжественно обещали не нарушать его.
Итак, дон Себастьян в конце концов добился своего: он получил право носить мундир капитана испанской армии, а также посох и формально мог причислять себя к мантуанцам. Но за осуществление этой заветной мечты островитянину пришлось дорого заплатить и в буквальном и в переносном смысле этого слова. Миранда не только потратил на это значительную часть своего состояния, заработанного нелегким трудом, но и лишился почти всех источников дохода. Однако даже эта добытая такой дорогой ценой победа была по существу поражением.
За исключением немногих аристократических семейств, принявших Миранду как равного, в числе которых была семья плантатора Хуана-Висенте Боливара, которому в течение многих лет мадридские власти отказывали подтвердить купленный им титул маркиза, остальные мантуанцы продолжали относиться к нему с высокомерием и презрением.
Свидетелем и участником переживаний и треволнений Себастьяна Миранды, естественно, была его семья, в первую очередь первенец — маленький Себастьян-Франсиско, илщ как его звали домашние, Пакито. Стараясь обеспечить себе положение в колониальном обществе, Миранда заботился уже не только и не столько о себе, как о своих детях. Рожденные здесь, они считались креолами, а следовательно, могли рассчитывать на менее враждебное отношение мантуанцев. Из девяти детей дона Себастьяна в живых оставались только четверо: двое мальчиков и две девочки. Из них любимцем семьи продолжал оставаться Пакито, на воспитание которого родители не скупились. Для обучения Пакито латинскому языку и математике были приглашены лучшие учителя Каракаса, а когда он подрос, дон Себастьян отдал его в аристократическую школу, носившую громкое название Академии святой Розы.
В 1764 г. в четырнадцатилетием возрасте Пакито поступает в Королевский понтифийский университет Каракаса, открытый незадолго до этого. Колониальные университеты носили своеобразный характер. В основном в них изучались богословские доктрины. В роли профессоров выступали испанские монахи. За обучение взимались большие деньги, от студентов же особого прилежания не требовалось.
Хорхе Хуан и Антонио Ульоа, испанские ученые, посетившие Южную Америку в середине XVIII в., откровенно писали в своем докладе испанским властям о положении в колониальных университетах: «Молодым людям из знатных семейств преподают философию и теологию; некоторые из них изучают право, хотя и не собираются стать стряпчими. Они достигают довольно больших успехов в этих областях, но остаются невеждами в политике, Истории и других гуманитарных науках» 3.
В Каракасском университете Пакито пробыл несколько лет. Он прилежно изучал в нем теологию и латынь, слушал лекции по истории искусства, но главным образом запоем читал римских, греческих и испанских классиков.
Следуя традициям мантуанцев, дон Себастьян, как только получил подтверждение своего капитанского звания, стал готовить поездку Пакито в Мадрид для завершения образования. Он надеялся, что в столице метрополии его сын поступит в одно из высших учебных заведений, закончив которое сможет занять прочное положение в обществе. Наряду с этим отец намеревался поручить сыну еще одно чрезвычайно деликатное и важное с его точки зрения дело: добыть в Мадриде от главного летописца королевства, ведавшего вопросами геральдики, свидетельство о дворянском происхождении семьи Миранды, а если хватит средств, то и титул графа или на худой конец барона.
Как же относился Пакито к этим тщеславным мечтам своего отца, к его стремлениям во что бы то ни стало выбиться в аристократы? Разделял ли он эти планы? Трудно ответить на этот вопрос.
Уже будучи в Испании, Миранда подделывает метрику. Он омолаживает себя на чётыре года. Теперь будет всюду значиться, что он родился в 1754 г. Это год рождения его покойного брата Мигеля-Франсиско, который родился также 28-го числа, но другого месяца — июля.
Проделав такую операцию, юный Миранда отбрасывает имя Себастьян, доставшееся ему от отца, и впредь именует себя только Франсиско. С какой целью проделал молодой креол эту операцию над метрикой, введшей в заблуждение многих историков? Это одна из загадок его биографии, с которыми нам еще придется неоднократно встречаться.
Однако не будем забегать вперед.
Итак, 19 ноября 1770 г. кабильдо г. Каракаса приняло к сведению указ короля об окончательном присвоении дону Себастьяну Миранде капитанского звания со всеми вытекающими из него привилегиями, а 25 января 1771 г. из порта Ла-Гуайры отплыл на шведском фрегате «Принц Фредерик» к берегам Испании напутствуемый благословениями отца, матери и других родственников Пакито, которому исполнился тогда 21 год. Он вез с собой изрядное количество бумаг, свидетельствовавших о «чистоте крови», о прохождении курса наук в университете, о достойном моральном поведении, об уплате налогов и т. д. Получить эти документы, без наличия которых ни один креол не мог покинуть колонию, стоило немало золотых дукатов тщеславному дону Себастьяну. Но он уже не считался с расходами. Он фактически отдал своему сыну почти все свои сбережения. Ведь продолжатель его рода, носящий его имя, добьется славы и почестей, к которым он так стремился всю свою жизнь и которые сделают его имя знаменитым во всех уголках необъятной Испанской империи.
— Мы еще покажем этим спесивым мантуанцам,— говорил старший Себастьян, прощаясь с младшим,— на что способен наш род! Мы еще утрем им нос! Смотри, сыночек, служи королю верой и правдой, и он не оставит тебя без своих милостей. Возвращайся с наградами, со славой!
Они расстались навсегда. Миранда пробудет за пределами Венесуэлы сорок лет. И он действительно вернется, овеянный ореолом славы, но вовсе не той, о которой так страстно мечтал его отец.
На службе у испанского короля
Все, что мы знаем о жизни Миранды до его отъезда из Венесуэлы в 1771 г., основано на крайне скудных сведениях, почерпнутых из случайных источников. Все или, точнее, почти все, что с ним произошло после отъезда из Венесуэлы, он расскажет нам сам.