В июле 1808 г. в Венесуэлу явился французский эмиссар Ламон, которого весьма любезно принял генерал-капитан Касас. Это вызвало возмущение населения Каракаса, под давлением которого Касас присягнул Фердинанду VII. Ламон, так ничего и не добившись, вынужден был покинуть Венесуэлу и вернуться в Европу.
Вскоре видные представители креольской знати — члены кабильдо потребовали от Касаса создать правительственную хунту. Касас отдал приказ арестовать «бунтовщиков». Некоторые из креольских патрициев, среди них маркиз дель Торо, корреспондент Миранды, испугались и явились с повинной к генерал-капитану. Не желая порывать с креольской аристократией, Касас ограничился «отеческим» внушением. Брожение в Каракасе все же продолжалось. В особенности большую активность проявляли молодые креолы. Они тайно собирались, готовясь к более решительным действиям. Когда сведения о событиях в Каракасе дошли до Миранды, он сказал: «Если все это правда, то эти события благоприятствуют делу независимости нашей Америки».
В Буэнос-Айресе вице-король Линкере склонялся к поддержке Жозефа, чем вызвал большое недовольство местных испанских чиновников. Этим воспользовались креолы, которые под предлогом защиты Линьерса практически захватили власть в свои руки.
В Мексике вице-король Итурригарай присягнул Фердинанду VII, однако под влиянием патриотически настроенных креолов отказался признать власть Центральной хунты в Севилье. Он был свергнут испанскими легитимистами. Новые власти начали жестоко преследовать сторонников независимости.
В 1809 г. в кабильдо г. Боготы, столицы Новой Гранады, местный юрист Камило Торрес потребовал, чтобы колонии были представлены в Центральной хунте таким же количеством депутатов, как и Испания, и чтобы колониальные власти передали свои полномочия местным кабильдо. Торрес предупреждал, что отклонение этих требований неминуемо приведет к разрыву колоний с метрополией. Требования Торреса широко циркулировали среди жителей Новой Гранады и Венесуэлы.
В том же году в г. Чукисаке (Нагорное Перу, одна из провинций вице-королевства Ла-Платы) вспыхнуло антииспанское восстание. Его поддержало население провинциальной столицы Ла-Паса. Восставшие организовали патриотические хунты. Несколько позже восстали жители Кито — главного центра Эквадора. И там были свергнуты испанские власти и образована патриотическая хунта. Испанцам удалось с помощью войск потопить в крови эти первые открытые выступления сторонников независимости. В других колониальных центрах патриоты продолжали готовиться к решительным схваткам с колониальными властями.
Таким образом, были правы те креольские патриоты, которые, подобно чилийцу Бернардо О’Хиггинсу, утверждали, что Фердинанду VII будет трудно, находясь во французском замке, куда его поселил Наполеон, удерживать конец цепи, связывавшей колонии. По этой цепи Наполеон, сам того не желая, нанес первый удар, разорвали же ее уже сами патриоты.
По мере того как нарастало патриотическое движение в колониях, тон и содержание писем Миранды его колониальным; корреспондентам приобретали все более решительный характер. 1 мая 1809 г. он писал Фелипе Кап-
| Ф. де МирандаРисунок Хосе Агустина Альвареса Риксо, 1809 г. |
тучи, представителю секретной патриотической хунты, возникшей в Буэнос-Айресе: «Я был и навсегда останусь страстным защитником прав, свобод и независимости нашей Америки, славное дело которой я защищал и буду защищать всю свою жизнь... Следовательно, рассчитывайте на меня до конца» ‘.Ив тот же день в письме Родригесу Пенье Миранда советовал: «Продолжайте осуществлять ваш мудрый план решитВДро, хотя и осторожно. Вы можете быть уверены, что я буду защищать свободу и права пашей любимой родины до самой своей смерти» 9.
Наряду с такого рода перепиской Миранда ведет широкую пропаганду в английском обществе в пользу идеи независимости испанских колоний. В 1809—1810 гг. его связи в Англии еще больше расширяются. Он устанавливает контакты с сыновьями короля Георга III герцогами Кумберлендским и Глочестерским и другими видными аристократами, с философами Иеремией Бентамом и Джеймсом Миллем, гуманистом Уильямом Уильберфор-сом, ярым противником рабства и работорговли, просветителем Джозефом Ланкейстером и многими другими, которых он обращает в свою «веру», делает сторонниками независимости испанских колоний.
Но, пожалуй, самым верным его английским другом и почитателем в этот период является леди Эстер Станхоп, внучка Уильяма Питта-старшего (лорда Чаттама) и племянница Питта-младшего, с которым в течение стольких лет имел дело Миранда. Эстер была секретарем своего знаменитого дядюшки, от которого неоднократно слышала рассказы о каракасце. Миранда познакомился с нею в 1809 г. Тогда леди Эстер исполнилось 33 года. Она была красивой, богатой и независимой женщиной. Оба произвели друг на друга большое впечатление. Каракасец считал ее не только обаятельной, но и самой умной женщиной в Англии. Она, в свою очередь, восторженно относилась к этому 60-летнему конспиратору, одержимому идеей независимости для далеких испанских колоний, знатоку классической литературы и искусств, участнику Французской революции и многих других знаменательных событий. Эстер Станхоп неоднократно заявляла о своей готовности сопровождать Миранду в Венесуэлу или вообще сопутствовать ему в любом мероприятии. Это не были пустые слова. Леди Эстер действительно была мужественной женщиной. Впоследствии она перебралась в Ливан и поселилась среди арабских племен.
По-видимому, леди Эстер испытывала к Миранде большое чувство. После гибели каракасца она оказывала помощь его семье, завещав сыновьям Миранды все свое состояние.
Располагая столь обширными и влиятельными связями, Миранде было сравнительно легко проникнуть в большую английскую печать и помещать в крупных английских газетах и журналах материалы о все растущем в колониях сопротивлении испанским властям.
Между тем война в Испании продолжалась. Хотя генералу Уэлсли удалось нанести несколько поражений французским войскам и действия партизанских отрядов приносили им немало вреда, французы все же продвигались вперед, угрожая оккупировать всю страну. Но теперь Наполеон отдавал себе отчет, что победа его войск в Испании не приведет к захвату ее заморских владений. Опасаясь, что они достанутся Англии, он в декабре 1809 г. высказался за их независимость. В Законодательном собрании Франции по этому поводу правительство заявило, что если Испания потеряет свои колонии, то в этом она должна будет винить только самое себя. Император не намерен возражать против независимости наций Америки. Если народы Мексики и Перу пожелают остаться связанными со своей метрополией или стать независимыми, то Франция не воспротивится их желанию при условии, что эти народы не будут иметь никаких отношений с Англией.
Узнав об этой декларации, Миранда вновь атакует английское правительство: не теряйте времени, окажите помощь делу освобождения колоний, иначе они помимо вас завоюют себе независимость!
Но его призывы и на этот раз не получают ожидаемого отклика в правящих кругах Англии. Слишком велика угроза со стороны Наполеона, слишком важно сопротивление испанского народа корсиканцу, чтобы Англия позволила себе роскошь вызвать неудовольствие Центральной хунты неосторожными действиями в Южной Америке...
В начале 1810 г. французам удалось одержать ряд побед в Испании. Центральная хунта самораспустилась, Ее функции взял на себя Регентский совет, объявивший о созыве кортесов, в которых несколько депутатских мест отводилось представителям колоний. Желая привлечь на свою сторону жителей колоний, Регентский совет в своем манифесте о созыве кортесов заявлял в их адрес: «С этого момента, испано-американцы, вы возводитесь в достоинство свободных людей: вы уже теперь не те, кем были раньше, находясь под гнетом тем более тяжелым, чем дальше находились от центра власти; к вам относились тогда с безразличием, вас оскорбляла жадность, уничтожало безразличие. Знайте, что, назвав или написав имя того, кто будет представлять вас в кортесах, вы, ваша судьба уже не будут зависеть ни от министров, ни от вице-короля, ни от губернаторов, а будут в ваших собственных руках».
Манифест Регентского совета, несомненно, играл на руку патриотам, давал им юридическое основание для низложения колониальных властей, для того чтобы действительно взять свою судьбу в собственные руки.
Миранда, ознакомившись с манифестом Регентского совета, понял, что теперь развязка близка. 7 февраля 1810 г. он писал своему другу полковнику Смиту в Соединенные Штаты: «События развиваются в пользу нашего патриотического и справедливого дела. Последние сообщения, полученные мной из Кито, Перу и Буэнос-Айреса, обещают свободу в виде правительства, избранного народом». Каракасец выражал надежду, что свобода будет завоевана всеми испанскими колониями вопреки «испанской тупости и английской глупости».
В эти месяцы Миранда активен, как никогда в прошлом. Теперь из конспиратора он превращается в журналиста, начинает издавать свой собственный журнал «Эль Коломбиано» на испанском языке — первый в истории печатный орган, агитирующий за освобождение колоний. Тираж журнала был маленький, всего 250 экземпляров, по популярность его была большой.
Первый номер «Эль Коломбиано» вышел в Лондоне 15 марта 1810 г. Он открывался статьей, в которой отмечалось, что «трагические события на Иберийском полуострове» потребуют от жителей «Колумбийского континента» принятия решений, соответствующих их интересам. Журнал обещал информировать своих читателей о событиях в Европе. Эта информация поможет им принять правильные решения, способствующие их «будущему счастью».
Журнал указывал, что «независимость Колумбийского континента давно уже считается неизбежным явлением. Внимание народов устремлено на Новый Свет, все желают знать, какое решение он примет в связи с кризисом, переживаемым в настоящее время испанской монархией».