Присутствовавший на банкете Педро Гуаль, который собирался в Соединенные Штаты и должен был получить в этот день от Миранды рекомендательные письма к Адамсу и Джефферсону, вошел в кабинет.
Гуаль нашел отцов республики, собравшихся вокруг Миранды, в странном оцепенении, точно на них неожиданно свалилось огромное несчастье.
«Полон самых тяжелых предчувствий,— вспоминает Гуаль,— я подошел к генералиссимусу и спросил его, какие он получил новости, но он молчал, и только после того, как я в третий раз повторил мой вопрос, он вынул из кармана бумагу и, протянув ее мне, сказал по-французски: «Читайте, Венесуэла ранена в сердце!» Это было донесение из Пуэрто-Кабельо от Симона Боливара следующего содержания: «Светлейший генералиссимус. Сейчас 3 часа утра, сообщаю вам, что недостойный офицер этого гарнизона и пленные восстали в крепости Сан-Фелипе и в час дня открыли огонь по этому городу. В крепости сосредоточены почти все припасы и амуниция и за ее пределами имеются только 16 тыс. патронов. Шхуна «Венесуэла» и ее командир Мартинена захвачены противником, остальные корабли находятся под моим и противника обстрелом и только «Селёсо» спасся, хотя и сильно пострадал. Монтеверде, услышав канонаду, будет атаковать меня. Если вы со своей стороны немедленно не атакуете его и не разобьете его, не знаю, как можно будет спасти этот город, ибо когда этот рапорт прибудет к вам, он уже будет атаковать меня» 3.
«Я никогда не забуду,— писал много лет спустя после этих событий Гу а ль,— какую патетическую картину представляли собой в эту критическую минуту почтенные патриархи американской эмансипации, глубоко потрясенные случившимся несчастьем и предчувствием других бед, которые должны были вскоре обрушиться на бедную Венесуэлу!» 4
Когда первое оцепенение прошло, генерал Миранда нарушил молчание: «Вы видите, господа, как случается в жизни. Всего лишь несколько часов тому назад мы были в безопасности, а теперь все ненадежно и тревожно. Вчера Монтеверде не имел ни пороха, ни свинца, ни мушкетов, сегодня он располагает 40 тысячами фунтов пороха, свинцом и тремя тысячами мушкетов! Боливар сообщает, что роялисты атакуют, но к этому времени, наверно, они уже завладели городом».
Нет, Боливар продолжал с горсткой патриотов сражаться всю ночь, но Миранда, даже если бы он двинул на помощь ему свои войска, все равно не смог бы вернуть крепости. Мятежники завладели арсеналом и могли выдержать длительную осаду. Кроме того, оставь Миранда свои позиции у Виктории, за ним следом устремился бы Монтеверде, патриоты были бы взяты роялистами в тиски и, по всей вероятности, разгромлены.
Комментируя эти события, Дельпеш, французский офицер на службе патриотов, писал в Лондон Молини, секретарю Миранды: «Потеря крепости Пуэрто-Кабельо повлекла за собой все последующие бедствия, довела до высшей точки отчаяние, беспорядок и суматоху в рядах республиканцев и в то же самое время удесятерила отвагу и ресурсы врага, который до этого находился без боеприпасов и готов был начать через два дня отступление; не успела, однако, эта важная крепость с ее огромными запасами попасть в руки врага, как туда хлынули вражеские корабли с солдатами, эмигрантами и противниками независимой Венесуэлы».
Теперь в руках патриотов оставался лишь небольшой треугольник между Викторией, Каракасом и Ла-Гуайрой. Вся остальная территория страны уже находилась во власти роялистов. Правда, Миранда располагал еще армией в 4—5 тыс. человек, но она таяла, точно снежный ком под лучами весеннего солнца. Через две недели после потери Пуэрто-Кабельо дезертировало из армии около 2 тыс. солдат. Считая, что все проиграно, многие чиновники, военные и частные лица спешили установить связь с Монте-верде и предложить ему свои услуги.
Что же предполагал предпринять в этих условиях Миранда? Положение казалось ему, как и многим патриотам, безнадежным. Некоторые полученные им сообщения вселяют в него надежду на возможность мирного урегулирования конфликта с Испанией, что позволило бы патриотам выиграть время, накопить силы для продолжения борьбы за независимость в будущем. Миранду известили, что Испания приняла предложение Англии о посредничестве и что Лондон направляет с этой целью в Южную Америку делегацию, в которую входит его друг адмирал Кочрен. Из Кадиса пришло известие о том, что кортесы приняли первую в истории Испании конституцию, провозгласившую демократические свободы как для жителей Испании, так и для ее заморских владений, причем те и другие уравнивались в правах. Оценивая эти сообщения, Миранда приходит к выводу, что в создавшихся условиях целесообразно заключить перемирие с Монтеверде.
Свои мысли Миранда высказывает членам Исполнительного комитета и другим ответственным руководителям независимой Венесуэлы, которые собрались в его ставке 12 июля 1812 г. Судя по воспоминаниям свидетелей этой встречи, все ее участники согласились с доводами диктатора и уполномочили его немедленно начать с Монтеверде мирные переговоры 5.
Правильным ли было это решение? Историки до сих пор спорят об этом, как спорили об этом современники Миранды. Перемирие должно было позволить патриотам выиграть время \i укрепить свои позиции. Миранду упрекали в том, что он вступил в переговоры с Монтевер-де, когда армия патриотов по крайней мере численно превосходила силы противника. Но именно это преимущество и позволяло Миранде надеяться выторговать у противника благоприятные для патриотов условия перемирия. Что касается превосходства армии патриотов над силами Монтеверде, то оцо было весьма относительным, ибо армия Миранды таяла на глазах, не говоря уже о том, что после потери Пуэрто-Кабельо она лишилась всех запасов оружия и амуниции.
Все это было так, но, вступая с Монтеверде в переговоры о перемирии, Миранда и другие деятели республики не учли, что они имеют дело с коварным и мстительным врагом, мечтавшим о лаврах завоевателя. Кроме того, они не учли реакции на этот шаг тех патриотов, которые хотели продолжать борьбу за свободу и независимость во что бы то ни стало и для которых перемирие, а тем более капитуляция, даже на почетных условиях, выглядели предательством.
Но не будем забегать вперед. 17 июля в Валенсии начались переговоры представителей враждующих сторон. Монтеверде и слышать не хотел о перемирии, он требовал капитуляции. Между тем весть о переговорах с Монтеверде вызвала в рядах патриотов панику. Усилилось дезертирство, многие открыто переходили в стан врага. Шансы на сопротивление роялистам падали с каждым часом. Миранда и его советники согласились капитулировать, но на следующих условиях: освобождение пленных и всеобщая амнистия; остров Маргариты остается под контролем патриотов; всем желающим покинуть Венесуэлу выдается разрешение на беспрепятственный выезд; войска враждующих сторон остаются 30 дней на своих позициях, с тем чтобы позволить патриотам снестись со всеми районами и заручиться их согласием на условия сдачи.
Гуаль вспоминает о беседе с Мирандой в эти дни, которая показывает, как оценивал тогда диктатор сложившуюся обстановку. На вопрос Гуаля, как он может доверять испанцам, Миранда ответил: «Испанцы сами находятся в состоянии революции, они заинтересованы в соблюдении условий капитуляции. А мы тем временем обратим наши взоры на Новую Гранаду, где нас поддержит мой друг Нариньо. Там мы сможем раздобыть офицеров, амуницию, мобилизовать необходимые силы и с ними пойти па Каракас, не рискуя потерять все. А тем временем в Венесуэле забудутся последствия землетрясения и прекратятся насилия испанцев» 6.
Переговоры с Монтеверде велись с 17 по 25 июля. Роялистский вожак согласился амнистировать всех участников патриотического движения и разрешить им выезд из страны. Он обещал распространить на Венесуэлу решения испанских кортесов и не подвергать негров и мулатов дискриминации, но отверг пункт, оставляющий остров Маргариты в распоряжении патриотов. К тому же победитель потребовал, чтобы армия патриотов немедленно сложила оружие и пустила его войска в Викторию и Каракас. Представители Миранды, потеряв всякую надежду одержать победу над испанцами, приняли эти условия, и соглашение о капитуляции было подписано ими.
Известие о подписании капитуляции вызвало возмущение среди патриотов, выступавших за продолжение военных действий против Монтеверде. Молодые офицеры решили сместить Миранду и продолжать борьбу. Диктатор приказал арестовать их, а сам передал командование армией бригадному генералу Пинеде, после чего направился в Ла-Гуайру. Как выяснилось впоследствии, Пинеда отказался принять этот пост, республиканская армия осталась, таким образом, без головы, что внесло в ее ряды полную сумятицу.
30 июля Миранда прибыл в Ла-Гуайру. Он приказал погрузить свой драгоценный архив вместе с дневниками на английский корабль «Сапфир», тот самый, который привез в Венесуэлу из Англии Боливара, и теперь вновь находился в этом порту. Все указывало на то, что в тот же день он сам собирался покинуть Венесуэлу на этом же корабле. Но об этом мы можем только гадать, ибо Миранде уже не суждено было оставить Ла-Гуайру свободным человеком...
В Ла-Гуайре Миранда остановился в доме коменданта порта Мануэля де лас Касаса. В том же доме остановились бежавшие из Каракаса несколько офицеров, в их числе Симон Боливар, а также гражданский губернатор порта Мигель Пенья. Они осыпали Миранду градом упреков, обвиняя его чуть ли не в предательстве.
Миранда оправдывался, а потом попрощался и ушел в одну из комнат спать, решив отложить отъезд на утро.
Пока Миранда спал, офицеры продолжали возбужденно обсуждать его поведение. Один из присутствующих рассказал, что, кроме бумаг, Миранда переправил на «Сапфир» 22 тыс. песо и несколько сотен унций золота. Это еще больше ожесточило против диктатора присутствующих. Значит, Миранда не только пытался всех их бросить на произвол Моятеверде и сам удрать, но и присвоил правительственную казну. Если Миранда верил заверениям Монтеверде о том, что против патриотов не будет предпринято репрессий, то тогда почему он сам бежит? Не является ли долгом командующего армией и главы правительства разделить участь своих соратников? И вообще, не совершил ли он предательства, подписав капитуляцию в условиях, когда армия патриотов превышала почти вдвое силы Монтеверде? Не действовал ли Миранда по указанию англичан, союзников Испании? В особенности изощрялись в обвинениях против Миран