Напрасно победитель Миранды карал всех, на кого падало подозрение в сочувствии патриотам. Напрасно он пытался помешать продвижению Боливара, мобилизуя все имеющиеся у него силы. Боливар, почти не обладавший до тех пор военным опытом, если не считать одного или двух сражений, в которых он участвовал под руководством Миранды, наносил одно поражение за другим профессиональным испанским военным. А побеждал он потому, что ему помогало население, смотревшее на молодого Боливара как на «освободителя». Именно так окрестила его тогда народная молва. Под этим именем Боливар и вошел в историю.
21 декабря 1812 г. Боливар начал свой поход из Новой Гранады, а шесть месяцев спустя уже приближался к Каракасу.,
Но оставим на время Боливара и вернемся к нашему герою генералу Миранде. С того времени как подручный Монтеверде Серверис захватил самого важного и знаменитого из всех пленников, которыми мог похвалиться главнокомандующий «армией усмирения», прошло полгода. Все это время Миранда томился закованный, по щиколотки в воде, в темном и зловонном каменном мешке в тюрьме Ла-Гуайры. Его пищей были хлеб да вода. Нетрудно вообразить, как такой режим влиял на здоровье узника, которому тогда уже исполнилось 62 года. Но старый боец сносил выпавшие на его долю невзгоды со спартанской стойкостью. Он знал, что ему нечего ждать пощады от испанцев, считавших его главным виновником всех своих бед в Южной Америке. Теперь пламя борьбы за независимость объяло всю Испанскую Америку от бескрайних пампасов Аргентины до северных прерий. И это он, Франсиско Миранда, первым бросил вызов его католическому величеству королю Испании, права которого были освящены самим наместником бога на земле — папой римским! Таких, как он, не щадят ни друзья, ни враги. Друзья при первой же неудаче забрасывают их камнями как ложных пророков. Враги придумывают для них изощренные пытки. Но за все эти муки, страдания и разочарования история щедро платит своим избранникам, когда она превращает их в святых мучеников за правое дело...
Миранда, прилежный ученик истории, знал многие ее секреты и поэтому вел себя в тюрьме с непоколебимым достоинством, вызывавшим удивление и уважение его тюремщиков.
Монтеверде не спешил с отправкой Миранды в Испанию. Покоритель Венесуэлы не желал расставаться со своим знаменитым узником. Он мечтал судить его по всем правилам инквизиции и казнить на главной площади Каракаса, у окон того самого кабильдо, в стенах которого 19 апреля 1810 г. впервые прозвучал свободный голос Испанской Америки. Но пока прокурор по указке Монтеверде сочинял дело против Миранды, события в
Венесуэле развивались далеко не так, как того хотелось бы ее новым властителям. Армия Боливара наступала на Каракас, чтобы расквитаться за поражение 1812 г.
Напуганный приближением Боливара, Монтеверде в начале 1813 г. переправил Миранду из Ла-Гуайры в более надежную темницу — в крепость Пуэрто-Кабельо, ту самую, где в период республики содержались враги венесуэльской независимости. Здесь Миранда впервые за время своего ареста получил возможность взяться за перо. Он им пользуется, чтобы обратиться в верховный суд — Аудиенсию Венесуэлы с протестом («мемориалом») против зверств и жестокостей, чинимых Монтеверде, которого он обвинял в нарушении торжественно взятых на себя обязательств по капитуляции.
Этот протест, кажется, написан кровью автора. «Восемь долгих месяцев,— писал Миранда,— я молчал, похороненный в темнице, закованный в кандалы. Я видел, как такая же участь постигла многих людей самых различных сословий и положений. Я видел трагические и скорбные сцены. Неописуемые страдания закалили мой дух. Теперь я знаю, что в результате очевидного нарушения подписанных пактов народ Венесуэлы стонет под невыносимым гнетом тяжелых оков. Настало время, чтобы я взялся за перо и во имя чести испанской нации, благополучия этих провинций и моей ответственности перед ними выступил в защиту их священных и нерушимых прав» 2.
Миранда перечисляет предательские действия Монтеверде, преступно нарушившего данное им обещание не преследовать и не мстить никому за патриотические убеждения.
Миранда наиомипал, что новые власти Каракаса торжественно присягнули на верность принятой испанскими кортесами конституции, наделявшей как жителей Испании, так и колоний демократическими правами. Казалось бы, после этого венесуэльцы были вправе ожидать, что их перестанут преследовать и мучить, что ворота тюрем откроются и узники обретут свободу. Вместо этого террор еще более усилился, и новые сотни ни в чем не повинных людей были брошены за тюремную решетку.
Не подлежит сомнению, утверждал Миранда, что власти Каракаса нарушили не только условия капитуляции, но и саму испанскую конституцию. Он ничего не просил для себя, но требовал, чтобы была восстановлена справедливость по отношению к его соотечественникам, он требовал немедленного освобождения всех незаконно арестованных.
«Я должен возвысить свой голос в защиту жителей Венесуэлы,— гордо заявляет судьям Миранда,— ибо мое молчание Могло бы быть истолковано как согласие с совершаемыми преступлениями, и я потерял бы уважение всего мира».
В этом документе нет ни униженных просьб, ни жалоб, ни притворного раскаяния. Протест Миранды пронизан благородным негодованием человека, обманутого коварным испанским кондотьером. Не случайно Миранда адресует его Аудиенсии, а не Монтеверде. Разве Миранда может ожидать от того, кто сам растоптал свою честь, восстановления справедливости? Но Аудиенсия, хотя и была в неладах с Монтеверде, считая его выскочкой и проходимцем, похоронила протест Миранды в недрах своих архивов, откуда его извлекли на свет божий почти столетие спустя венесуэльские историки.
А как реагировал Монтеверде на протест Миранды? Он признавался своим приближенным:
— Я бы его расстрелял, если бы не опасался, что это вызовет восстание его дружков.
Но генерал-капитану следовало опасаться и многого другого. В первую очередь Боливара, войска которого форсированным маршем приближались к столице. В начале июня 1813 г. нервы Монтеверде сдали, и он распорядился немедленно отправить Миранду в более надежное место — на остров Пуэрто-Рико. «4 июля глубокой ночью,— писал Миранда впоследствии,— меня с другим офицером, тоже заточенным в крепости Пуэрто-Кабельо, разбудили и, не дав даже попрощаться с нашими родными и близкими, спешно перевели на борт маленькой шхуны, которая доставила нас на Пуэрто-Рико. Когда мы спросили губернатора этого острова причину нашей высылки, он сообщил нам, что она была предпринята по приказу генерал-капитана Венесуэлы и что мы там останемся до получения новых указаний на наш счет».
Губернатор Пуэрто-Рико Сальвадор Мелендес весьма доброжелательно отнесся к своему узнику. Он приказал снять с него кандалы, улучшить его питание. Миранда, чуть оправившись, попросил бумаги и чернил и вновь взялся за сочинительство. На этот раз он писал пространное послание в адрес испапских кортесов, продолжавших заседать в Кадисе. В нем Миранда вновь обвинил Монте-верде в нарушении соглашения о капитуляции и в надругательстве над испанской конституцией, что выразилось в установлении диктаторского режима в Венесуэле. Миранда заявлял, что он, подобно «истинному либералу» — либералами называли себя прогрессивные члены кортесов,— хотел бы видеть торжество «подлинной свободы» как в Европе, так и в Америке.
Послание Миранды, датированное 30 июня 1813 г., было получено кортесами в сентябре и направлено на рассмотрение различных комиссий, которые так и не удосужились ознакомиться с ним.
Миранда написал из Пуэрто-Рико еще несколько мемориалов в Кадис, но ни на один из них не получил ответа. Вернее, ответ пришел, но весьма своеобразный, в виде приказа направить опасного «государственного преступника» Миранду в Испанию. Этот приказ был выполнен Мелендесом в конце 1813 г., а 8 января кадисская газета «Редактор хенераль» сообщила своим читателям, что в тюрьму «Ла-Каррака» доставлен знаменитый конспиратор дон Франсиско де Миранда. Этот особо важный «государственный преступник» заключен в подвальную камеру павильона Четырех башен, где он «посажен на цепь» — на него был надет железный ошейник, прикованный цепью к стене 3.
Миранда, точно предчувствуя, что его ждет в конце жизненного пути, во время путешествий по разным странам интересовался состоянием тюрем и условиями содержания заключенных.
В дневнике и архиве конспиратора имеется много заметок, отражающих его возмущение антисанитарными условиями и перенаселенностью тюрем, жестокостью, с которой относятся к заключенным тюремщики. Миранда даже составил проект тюремной реформы, цель которой была обеспечить гуманное отношение к заключенным. А теперь ему приходилось на самом себе испытать варварский произвол испанских тюремщиков, томиться в сыром и темном каземате, дышать его отравленной атмосферой.
И этот собачий ошейник, сдавливающий ему шею! Что может быть омерзительнее этой пытки, достойной средневековых инквизиторов?
Что же его ожидало в Кадисе? Изнурительные допросы? Пытки с целью вынудить признание в несовершенных преступлениях? Судебная расправа? Ни то, ни другое, ни третье. Случилось так, что испанским властям, Регентскому совету, кортесам, которым следовало решать его судьбу, оказалось не до него.
Миранду заключают в «Ла-Карраку» в смутное для Испании время.
Наполеон, потерпевший сокрушительное поражение в России, оборонялся от победоносных армий антифранцузской коалиции у ворот Парижа. Его империя разваливалась на глазах. В Испании французские войска так и не смогли сломить сопротивление народа. Более того, после разгрома наполеоновских армий в России французы были вынуждены вывести часть своих войск из Испании, чтобы прикрыть ими Париж. Этим воспользовались испанцы, они удвоили свои усилия в борьбе с ненавистным захватчиком. Французские войска терпели одно поражение за другим и думали теперь об одном — как бы поскорей убраться восвояси. Они оставили Мадрид и с боями пробивались к Пиренеям.