В сентябре 1813 г. кадисские кортесы, принявшие либеральную конституцию, закончили свою работу. Осенью того же года состоялись новые выборы в кортесы. На них одержала победу партия «раболепных» — сторонников абсолютистского правления, мракобесов и клерикалов. 15 января 1814 г. кортесы второго созыва вместе с Регентским советом переехали в освобожденный от французов Мадрид, а 22 марта король Фердинанд, милостиво отпущенный на свободу обанкротившимся императором французов, пересек испанскую границу и, восторженно встречаемый своими приверженцами, начал свое путешествие в Мадрид, которое длилось без малого два месяца.
В дороге Фердинанд заявил об отмене конституции 1812 г. и всех постановлений кадисских кортесов. Вступив в столицу, он распустил кортесы. Поддерживаемый английскими войсками, Фердинанд и его камарилья развязали в стране дикий террор. Тысячи людей — сторонников конституции были сосланы в Африку, заточены в тюрьмы или казнены. В Испании воцарилась длинная, беспросветная ночь.
Расправившись с испанскими демократами, Фердинанд VII обратил взоры на свои заокеанские владения.
Там «бунтовщики» тоже должны были понести заслуженную кару. Изолированные от внешнего мира, преданные Англией и Соединенными Штатами, они вели тяжелую борьбу против коварного и все еще сильного врага. В августе 1814 г. Боливар, освободивший к тому времени Каракас, вновь вынужден был его покинуть. Испанцам удалось демагогическими посулами перетянуть на свою сторону степных жителей — льянерос — и с их помощью разгромить венесуэльскую армию.
Гибель второй Венесуэльской республики, как и первой, озарялась пламенем пожаров и сопровождалась кровавыми оргиями, которыми отмечали свою победу сторонники Испании. Правда, этот водоворот событий поглотил самого Монтеверде и многих из его сподручных, но на их место пришел степной вожак Бовес с головорезами, по кровожадности и жестокости во много раз превосходившими их предшественников.
Поражения всегда вызывают распри среди побежденных, обоснованные и вымышленные обвинения в трусости, предательстве, ограниченности, глупости. Только победителей, как говорится, не судят, прощая им их недостатки, слабости, ошибки. Боливар, потерпев, подобно Миранде, поражение от испанцев, тоже не избежал упреков в том, что не все предусмотрел, не все продумал, не разгадал коварных планов врага. Пройдет немало времени, пока вновь прояснится горизонт и вокруг Боливара снова соберутся противники испанского деспотизма...
Испанцы одержали в 1814 г. победу не только в Венесуэле, но и в Чили. Им удалось разгромить патриотические силы в Мексике и расправиться с их вождем Хосе Марией Морелосом, который был отлучен инквизицией от церкви и казнен.
Теперь знамя независимости продолжало реять только над Буэнос-Айресом и Новой Гранадой. Фердинанд VII не мог стерпеть этого. В 1815 г. он направил в Южную Америку карательную экспедицию в составе 10 тыс. отборных солдат под командованием своего самого одаренного офицера — генерала Морильо, поручив ему навести порядок в заморских колониях. Морильо начал свой поход с Венесуэлы. Отсюда он двинулся на Новую Гранаду, которую ему удалось оккупировать. Но борьба против испанцев не утихала. Президент Гаити Петион оказал поддержку Боливару, который некоторое время спустя с горсткой отважных смельчаков сумел укрепиться в дебрях Ориноко. И война за независимость разгорелась с новой силой по всему испаноамериканскому континенту...
Между тем тупой, жестокий и мстительный Фердинанд VII долго размышлял над тем, как расправиться со своим знаменитым пленником, заточенным в «Ла-Карра-ке». Казнить его при помощи гарроты или держать на цепи, как собаку, до конца его дней?
— Сколько этому преступнику лет? Шестьдесят четыре года? Нет, смерть, пожалуй, слишком желанное для него наказание, пусть посидит пару годков на цепи, пусть привыкнет ползать на четвереньках, пусть выразит раскаяние, тогда, пожалуй, можно будет и казнить его.
Так рассуждал этот коронованный палач.
Переживания и лишения последних лет сильно состарили Миранду. Он поседел, сгорбился, его лицо и лоб покрылись глубокими морщинами, но это не был сломленный неудачами узник, потерявший веру в лучшее будущее. Он верил и надеялся... Все его помыслы были заняты тем, как бы выбраться на волю, как бежать из Испании, как, какими путями вернуться на родину и продолжать там борьбу за ее свободу.
Горячечный бред сумасшедшего, безумные мечты фанатика, воздушные замки потерпевшего поражение политика? Наоборот, весьма обоснованные, весьма реальные надежды...
Уже в мае 1814 г. старому конспиратору, заточенному в «Ла-Карраке», удается установить связь с английским консулом в Кадисе Даффом и переправить через него письмо к английскому министру Ванситтарту. Каким образом узнику удается связаться с Даффом? При помощи испанских демократов, видевших в нем своего единомышленника, или членов патриотической креольской ложи «Лаута-ро», действовавшей в Кадисе? Мы не знаем...
Миранда писал английскому вельможе: «Если бы испанский король признал конституцию, то я оказался бы на свободе, ибо она гарантирует личные права граждан. Но так как эти надежды рушатся и старое правительство вновь проводит прежнюю жуткую политику, то меня может вызволить из когтей деспотизма только очень влиятельный друг... Англия, всемогущая теперь в Испании, может легко сделать мне одолжение, потребовав через лорда Веллингтона или через своего посла в Мадриде, чтобы Испания выполнила условия капитуляции и освободила меня...» 4
Это, как и другие обращения Миранды к высокопоставленным английским персонам, оставались без ответа. Миранда, оторванный от европейских дел, не знал, что Веллингтон и его дядя, посол Англии в Мадриде, давно уже сбросили маску либералов и открыто поддерживали мракобеса Фердинанда VII. После разгрома Наполеона и поражения патриотов в Венесуэле Миранда перестал их интересовать.
Миранде не было известно и то, что Луис Лопес Мендес, представитель венесуэльских патриотов в Лондоне, которому каракасец оставил свою квартиру на Графтон-стрит, неоднократно обращался к членам английского правительства с просьбой заступиться за него. Ни одна из этих просьб не встретила поддержки в официальных английских кругах.
Только убедившись, что английский консул в Кадисе Дафф — предатель, информирующий испанцев о его намерениях, Миранда начинает понимать, что от Англии ему не следует ожидать спасения.
В этот момент приходит к нему на помощь женщина — Антония де Салис. Кто она, молода или стара, красива или безобразна, подруга ли еще тех лет, когда он впервые появился в Кадисе, или его новая поклонница,— нам неизвестно... Мы знаем только, что она предана Миранде, что это надежный и верный друг. Ему всегда везло с женщинами. Он их привлекал своей мужественностью солдата и бойца, таинственным ореолом конспиратора и заговорщика, эрудицией философа и изысканными манерами. Женщины любили его, не надеясь на постоянство и долгую привязанность, ибо знали, что его сердце отдано навсегда другой возлюбленной, имя которой — Свобода. Может быть, именно последнее обстоятельство больше всего привлекало женщин к нему, и в критическую минуту, а таких минут в его жизни было немало, они становились его самым надежным прибежищем и подспорьем.
Антония де Салис — это то звено, которое связывает Миранду с внешним миром. Через нее он разыскивает и находит своих друзей в Испании, Англии, Франции, пишет им, готовит с их помощью побег. Правда, большинство из его друзей — демократы, которые сами скрываются от полицейских ищеек. У них нет главного — денег. А ему, как всегда, нужен этот проклятый металл, причем теперь он ему нужен для того, чтобы снасти свою жизнь.
Имей Миранда тысячу фунтов стерлингов, он мог бы подкупить .своих тюремщиков и бежать из «Ла-Карраки». Надежные друзья встретили бы его, укрыли, помогли перебраться в Португалию, а оттуда на Антильские острова, поближе к родным берегам Венесуэлы...
Собственно говоря, эта тысяча фунтов у него имеется. Он ведь отослал из Ла-Гуайры торговому дому «Робертсон, Белт энд компани» 22 тыс. песо и 1200 унций золота, которые намеревался израсходовать на нужды освободительной борьбы. Но этот торговый дом отказывается войти в сношения со своим клиентом — революционером, узником испанского короля. Попросту говоря, господа Робертсон, Белт и компания надеются присвоить эти ценности и поэтому вовсе не расположены помогать своему клиенту обрести свободу.
Только после того как Миранде удалось установить связь с сыном своего старого друга, торговца колониальными товарами Джона Тэрнбулла — Питером, который в то время находился в Гибралтаре, каракасец смог, наконец, получить некоторую помощь. Но она была мизерна по обт>ему и приходила с большим запозданием. Питер Тэрнбулл не спешил с присылкой денег, а когда Миранда их получал, то оказывалось, что это всего лишь половина или четвертая часть необходимой для его спасения суммы. Со свойственным английской буржуазии лицемерием английские «благоггетели» Мипанды вместо того, чтобы действительно помочь ему бежать из «Ла-Карра-ки», бросали ему кое-какие крохи для успокоения совести. Разве после этого кто-либо мог бы их упрекнуть, что они покинули Миранду на произвол судьбы или нарушили свой «христианский долг», не оказав ему помощи?
С большим трудом, в результате различных ухищре-рий Миранде удалось к началу 1816 г. собрать необходимую сумму. В одном из писем он сообщил Питеру Тэрнбуллу, что побег, наконец, состоится в марте. Однако в самый последний момент возникли непредвиденные трудности; чтобы преодолеть их, понадобилось еще 300 песо. Миранда был вынужден в связи с этим вновь отложить осуществление своих планов. Он шлет срочное письмо Питеру Тэрибуллу с просьбой незамедлительно выслать недостающие деньги сеньоре А. (Антонии де Са-лис) и переслать через нее надежный адрес в Португалии, предупреждая, что побег состоится на третий день после передачи денег. Тэрнбулл, как всегда, медлит с ответом...