Кроме того, при анализе внешнеполитических дискуссий следует учитывать, что критика внешнеполитического курса правительства оппозицией зачастую не носила конструктивного характера, а являлась средством борьбы за власть, дискредитацию правительства и его низвержения. Это можно отчетливо проследить на примере критики оппозицией линии на установление «сердечного согласия» с Великобританией: оппозиция обвиняла правительство в проведении антинациональной, пробританской политики, презрительно именуя его «министерством заграницы». Однако, когда кабинет Сульта – Гизо в деле «испанских браков» пошел на конфликт с Англией, оппозиция рьяно принялась критиковать правительство уже за то, что якобы ради «семейного альянса» оно пожертвовало самыми дорогими и важными интересами Франции, а именно союзом с Великобританией. В частности, А. Тьер, постоянно критиковавший правительство Сульта – Гизо за его приверженность «сердечному согласию», за принесение в жертву этому «сердечному согласию» национальных интересов Франции, теперь заявлял: «Союз с Англией является истинной политикой нашего времени, поскольку его главной целью является борьба за свободу народов и независимость всех государств Европы… Франция должна пропагандировать не идею завоевания, а идею защиты европейской свободы и достичь этого она может только в союзе с Англией»[458].
Для левой оппозиции, прежде всего, республиканцев, внешнеполитический курс правительства являлся предметом постоянной и острой критики. Однако события, последовавшие за революцией 1848 г., показали, что республиканская критика также не была конструктивной и объективной: после 1848 г. республиканцы, по сути, продолжили внешнеполитическую линию своих прежних непримиримых противников – орлеанистов.
Либералы-орлеанисты смогли разработать теоретическую базу своей внешней политики, которая должна была разрешить конфликт между конституционными и абсолютистскими державами. Орлеанисты во Франции, как и виги в Великобритании, первыми вышли на проблему формирования внешнеполитического курса с идеологической окраской.
В годы Июльской монархии во Франции столкнулись два подхода к решению внешнеполитических проблем: либеральный, проводимый либералами-орлеанистами, с приоритетом морали и права, и традиционно-реалистический подход, популярный в широких слоях французского общества и среди части политического истеблишмента о необходимости отстаивания национальных интересов страны всеми возможными методами, в том числе и силовыми.
В области внешней политики орлеанизм явился первой попыткой сознательно «приучить» французов, живших в плену «наполеоновской легенды» величия Франции, ее лидирующего положения в Европе, к проведению разумной и взвешенной политики, учитывающей реальные возможности страны.
Немногие из французских министров иностранных дел имели такую глубокую веру в историю Франции, как Гизо. При этом как историк, он не просто извлекал из истории уроки, но излагал свою теорию французского лидерства в Европе и выводил из этого теоретическую базу своей внешней политики. Гизо исходил из осознания того, что страх войны и революции лежал в основе недоверия, которое европейские государства питали по отношению к Франции. Следовательно, чтобы Франция смогла занять достойное место в европейском концерте, необходимо было убедить европейских монархов в ее миролюбии, в отсутствии у Франции экспансионистских устремлений. Он полагал, что, несмотря на систему Венских договоров, ненавистную большинству французов, Франция остается великой державой, имеющей древнюю историю и высокий уровень интеллектуального развития. Венский конгресс установил в Европе легитимный порядок, который лучше принять, чем постоянно с обидой оспаривать. В противовес общественному мнению, орлеанисты полагали, что Франция должна действовать в русле договоров 1815 г., чтобы другие державы признали ее как силу мира и порядка, а не войны и разрушения. Гизо считал, что со временем, придерживаясь такой политической программы, Франция займет свое законное место в европейской системе. Выступая в палате депутатов 29 января 1848 г., он так говорил о внешнеполитической линии Франции: «Мы рассматриваем договоры 1815 г. как основу европейского порядка. Мы утверждаем, что эта политика соответствует интересам как Франции, так и Европы»[459].
Результатом такой политики, по мнению Гизо, будет независимость и усиление Франции; ей не нужно будет опасаться изоляции и искать союзника, потому что против нее не будет никакой враждебной коалиции. Она будет договариваться, согласно обстоятельствам, или с ансамблем великих держав, или с каждой в отдельности.
Однако умеренная позиция Луи Филиппа, умеренный тон его заявлений вызывали резкую критику со стороны оппозиции. По справедливому замечанию В.В. Дегоева, поведение короля Луи Филиппа и лидеров Сопротивления «составляло контраст имперско-реваншистским настроениям французского общественного мнения»[460].
Важнейшими регуляторами международных отношений, по мнению Гизо, являлись мораль и право. Он полагал, что со временем Франция должна занять достойное место в концерте европейских государств благодаря своему экономическому процветанию и своей цивилизации, а не с помощью военных авантюр. По мнению Гизо, Европа не должна рассматривать Францию как эпицентр революционных идей, как страну с нестабильным внутренним общественно-политическим строем, постоянно подвергающимся революционным потрясениям. «Мы хотим, – писал он, – чтобы народы знали только добродетели и благодеяния французской революции; мы хотим, чтобы народы увидели, что во Франции господствует не революция, но свобода. Не беспорядок, но внутренний порядок и стабильность[461].
Какими же должны быть средства влияния Франции в Европе, если она откажется от войны и вооруженной пропаганды? «Средства влияния Франции в Европе сегодня – это мир, это стабильное правительство, действующее в условиях свободы, обретенной в ходе революции. Средства влияния Франции в Европе заключается в том, чтобы завоевывать повсюду не территории, но умы и души. Пусть Франция процветает, живет свободно, богато, умно, без потрясений, и нам не придется жаловаться, что ей не хватает влияния в Европе», – делал вывод Гизо[462].
Как видим, он выступал за мирное разрешение возникающих международных и внутренних проблем, допуская насильственный путь только в исключительных случаях, когда легальные методы сопротивления уже исчерпаны. Гизо был прав, выступая против неосторожного, необдуманного использования силы в международных отношениях, прекрасно понимая, что это может обернуться новой европейской коалицией и войной против Франции, к которой она была не готова и которая не отвечала ее национальным интересам.
Исходя из идеи о необходимости мирного существования европейских государств, Гизо сформулировал основные идеи международного европейского права, которые должны соблюдаться всеми европейскими государствами для сохранения и упрочения мира: мир – это естественное состояние наций и правительств; война – это дело исключительное, которое должно иметь законный мотив; государства являются абсолютно независимыми друг от друга в области внутренней политики; каждое из них создается и управляется согласно принципам и в формах, которые ему соответствуют; ни одно из государств не имеет право вмешиваться во внутреннюю политику другого государства, только если интересы его собственной безопасности делают это вмешательство необходимым[463].
Гизо сожалел, что критика Венской системы начиная с 1815 г. стала во Франции символом патриотизма. По его мнению, тенденция выступать против договоров 1815 г. и считать, что цель внешней политики Франции состоит в их аннулировании, питала во Франции ложные надежды, а в остальной Европе – напрасные опасения. Он соглашался, что со временем могут происходить изменения Венской системы. Но эти изменения, утверждал он, «могут быть легитимными только после их обсуждения и принятия всеми державами, подписавшими Венские договоры»[464].
В то же время, не призывая к ликвидации Венской системы, Гизо своими комбинациями (политические действия Франции в Бельгии, стремление создать Средиземноморскую лигу, заключение торговых договоров с пограничными Францией государствами – Бельгией, Голландией и Пьемонтом, которые со временем могли трансформироваться в политические объединения, когда государства, которые по решениям Венского конгресса должны были выполнять роль буфера и приглушать возможные экспансионистские намерения Франции, стали бы ее естественными союзниками), по сути, подготавливал ее распад.
Однако анализ внешнеполитического курса либералов-орлеанистов показывает, что, либералы, учитывая зыбкость тогдашнего европейского порядка, исповедуя либеральные внешнеполитические принципы, зачастую должны были исходить в своих действиях из так называемой «Realpolitik», политики, которая будет характерна для великих держав во второй половине XIX века. Следование орлеанистами принципам «реальной политики» можно расценивать как важнейший мировоззренческий факт, как весьма серьезный перелом в сознании французской политической элиты, в котором отчетливо проявилась связь творчества, новаторства и уважение традиций; разработка новых тактических приемов с выходом на формирование новой стратегии внешней политики.
Отсюда и переплетение либеральных и консервативных ценностей, в том числе во внешнеполитической доктрине орлеанистов, которые, с одной стороны, опирались в своих действиях на основополагающие идеи либерализма о недопущении развязывания войны и о компромиссных решениях возникающих международных проблем, а с другой стороны, выступали за доминирование интересов государства во внешней политике, за отстаивание суверенитета государства как заявки на самостоятельность в решении международных вопросов, то есть исповедовали ценности, традиционно рассматриваемые как консервативные.