. «Это третье состояние моей жизни», – писал он[906]. В работе «Размышления о сущности христианской религии» (1866 г.) Гизо отмечал: «Я посвятил тридцать четыре года своей жизни, борясь… за установление политической свободы и сохранение порядка на основе закона. В этой борьбе и в этих испытаниях я понял, что значат в жизни человека христианская вера и свобода. Если Бог мне позволит… я бы хотел посвятить себя этим вопросам, пока у меня есть время и силы»[907].
Материалист Гизо или идеалист? В своих исторических работах по истории цивилизации в Европе и во Франции, в «Истории Английской революции», в «Мемуарах» он не обращается к Богу как к первопричине мироздания. Здесь Гизо предстает как «радикальный детерминист», за что его упрекали защитники религиозной концепции. Так, Огюст Николя заметил, что в «Истории цивилизации в Европе» «все второстепенные причины возникновения европейской цивилизации замечательно представлены, но первопричина абсолютно недостаточна». Он отмечал, что божественное полностью отсутствует в системе Гизо, поэтому читать его книгу «не следует христианину»[908]. В «Анналах образования», журнале, который Гизо издавал в годы Реставрации, нет ссылок на религию; нигде он не ссылается на Бога и Провидение. В то же время, Гизо отнюдь не являлся атеистом. Ему была присуща фундаментальная вера в существование Бога, в творение, в бессмертие души. Это, по мнению французского биографа Гизо Шарля Пута, являлось только «естественной религией, деизмом савойского викария»[909].
Гизо пытался объединить под единым понятием христианского Бога три принципа: веру, божественный разум и свободу в развитии общества. Он писал в 1836 г.: «Все противоречия исчезают в системе, которая признает в одно и то же время Бога и человека, провидение и человеческое действие, прощение и свободу». Он был уверен, что его система могла решить все противоречия, существующие в обществе. У Гизо Бог и религия находятся в состоянии имманентной, ясно ощутимой реальности. Отсюда и так называемый «светский спиритуализм» Гизо. Он был человеком глубоко верующим, убежденным в человеческой слабости и греховности, но в то же время человеком «с твердой верой в разум и свободу, которые люди получили от Бога и которые стали их честью и правом на этой земле»[910].
Истинный характер христианства заключался для Гизо в том, чтобы стать «современной доктриной всех поколений, признающей все формы политической и социальной организации общества»[911]. Эти слова принадлежат Б. Констану, и Гизо полностью присоединялся к ним.
Квинтэссенцией всех работ Гизо является защита и прославление принципа свободы человека. По мнению Гизо, основой христианства также является именно принцип свободы. Бог хотел, чтобы вера в него была свободной, и с этой точки зрения кальвинизм для Гизо соединяется с кантианством. Для Гизо религиозная свобода – «это свобода мысли, совести и человеческой жизни в предмете веры, свобода верить или не верить, свобода философов, священников и верующих»[912]. Свободный верить или нет, человек также свободен подчиняться или нет божественным предписаниям. Но, с тех пор, как человек решил верить, он имеет право сопротивляться тем, кто нарушает его законные права. Право на сопротивление угнетению, утверждал Гизо, является практической санкцией принципа свободы человека. Никакая власть не сможет быть легитимной, если она находится в противоречии с высшими законами, проистекающими из области божественного.
Для Гизо религиозная свобода состояла не только в имманентном праве каждого человека следовать своей вере. Важным проявлением религиозной свободы является «внутренняя организация общества, в которой люди объединяются на религиозной основе, то есть церковь, ее способы управления, отношения между священниками и верующими, существующие в ней правила и традиции…»[913].
Для Гизо религия и свобода неразделимы: если ставится под сомнение одна из них, то это угрожает и другой. Гизо писал в «Размышлениях о христианской религии»: «Свобода нуждается в христианстве, христианство нуждается в свободе»[914]. Он полагал, что свобода достигла наибольшего развития в таких странах, как Голландия, Великобритания и США, именно потому, что там была сильна христианская религия, причем, протестантского образца.
Гизо был убежден, что христианская религия является самым естественным и необходимым союзником современного общества, стремящегося стать свободным. Он понимал, что общество и религия испытывают друг к другу взаимное беспокойство и недоверие, отмечая, что религиозная свобода, то есть свобода верить отлично от других или не верить вообще, еще недостаточно гарантирована в различных государствах. Практиковать свободу в религии, по мнению Гизо, еще труднее, чем в политике; верующим труднее выдерживать нападки атеистов, чем правительству противостоять оппозиции[915]. В то же время Гизо был убежден, что со временем свобода станет общепризнанным правом во всем цивилизованном мире[916].
В 1852 г. Гизо стал почетным президентом созданного тогда же Общества истории французского протестантизма. В этом же году он был избран президентом Общества содействия начальному образованию среди протестантов; в 1855 г. стал президентом Общества французского библейского протестантизма[917]. В эти же годы он решил собрать свои более ранние работы и опубликовал их в 1852 г. под названием «Нравственные размышления и исследования». В этот сборник вошли и статьи, написанные еще в 1820-е, в частности «О бессмертии души» (октябрь 1827 г.), «Каков истинный смысл слова «вера»?» (январь 1828 г.), что свидетельствует как о неиссякаемом интересе Гизо к вопросам веры, так и верности своим убеждениям.
В самом начале 1860-х он неоднократно публично выступал с идеей защиты христианской веры как таковой, не разделяя ее на католическую и протестантскую ветви, и призывая к диалогу христианских конфессий. Если среди католиков такие идеи нашли поддержку, то либералы и ортодоксальные протестанты отнеслись к ним весьма неоднозначно, восприняв призыв Гизо к единству христиан как желание слияния всех религиозных конфессий[918]. Более того, многие пасторы и ряд протестантских изданий поспешили отречься от него[919].
Такая реакция побудила Гизо публично выступить с разъяснением своей позиции, что он и сделал, опубликовав в конце 1861 г. работу под названием «Церковь и христианское общество в 1861 году». В этой работе он четко дал понять, что не выступает сторонником фузии, слияния католической и протестантской церквей, полагая, что «слияние различных христианских церквей и религиозное единство христиан не является возможным, поскольку оно не может быть ни истинным, ни продолжительным». Гизо объяснял невозможность фузии исходя из идеи свободы воли человека. Он писал, что «постоянный мир душ в рамках единой веры не заложен ни в природе, ни в предназначении человека. Человеческий род живет в трудах, в борьбе и в поисках истины, а не в состоянии спокойствия в недрах истины»[920].
Понимая невозможность создания единой христианской церкви и вовсе не призывая к этому, Гизо ратовал за диалог между католиками и протестантами в условиях активной секуляризации общества, в котором набирали все большую популярность идеи атеизма. Именно «безбожие и неверие» Гизо считал главными врагами современного ему общества, и полагал, что католики и протестанты должны объединить свои усилия в борьбе с этим общим противником, поскольку, как писал Гизо, «если этот враг восторжествует, то все подвергнутся одному удару»[921].
Гизо был противником эволюционной теории Чарлза Дарвина, по крайней мере, в том, что касалось происхождения жизни на Земле и происхождение самого человека. Гизо писал, что «человек не есть обезьяна, преобразованная и усовершенствованная путем темного брожения элементов природы в течение ряда веков; такое притязательное объяснение происхождения человеческого вида есть одна гипотеза, плод воображения…»[922] Он допускал только одну версию происхождения человека – в результате акта творения[923].
В то же время Гизо как историк и политик не говорит о Божественном авторитете как о первопричине мира. Для него сверхъестественное существует только в потенции, а не в действительности. В Боге заключен элемент вечности, в человеке – эволюция и изменчивость. Он писал: «В моем личном предназначении, как и в предназначении мира, я не вижу ни мотива, ни целей путей Божьих»[924].
Итак, Гизо выступал не за соединение различных христианских конфессий в рамках одной церкви, а за их гармоничное взаимодействие, за взаимопомощь и поддержку. Такая же гармония, по его мнению, должна установиться в отношениях между церковью и государством.
Гизо не оспаривал идею необходимости отделения церкви от государства, полагая, что гражданское общество и церковь должны быть «глубоко разделенными, чтобы не иметь возможности подавлять друг друга». В то же время церковь и государство в целях достижения «взаимного счастья и блага» должны, по его убеждению, взаимодействовать друг с другом, чего, к его глубокому сожалению, он не наблюдал в современной ему Франции