Ну а высунешь язык:
Козлик Скок – в испуге – прыг!
– Смешно. А что – недурственно. Аутентично, – наконец произнесла любимое слово Татьяна.
– Да, озорное такое, – улыбнулась Дина.
– Еще прочти.
Но тут приоткрылась дверь, и Борис обнаружил свою физиономию:
– Динара Васильевна, Таня, вы с нами? Мы со Светой обедать пошли.
Пошли так пошли.
12
Доктор Фурин с этого и начал занятие. Предложил обсудить.
– На птичьем? На тарабарском? – спрашивали курильщики.
– По возможности на человеческом. Но… У вас уже есть опыт регресса, представьте, что вы малые дети.
В Интернет вхожи все: все уже знали, что случилось в Перу.
По-детски, однако, не очень пошло – больше по-взрослому.
Сразу же возник не детский совсем спор о стоимости перуанского легкого. Цены предполагались разные, но в любом случае все сходились во мнении, что стоимость легкого отечественного курильщика, указанная в позавчерашнем прейскуранте, сильно была занижена. И вообще, за державу, как обычно, обидно. Вот, говорили, если б украли из нашего музея гигиены (все без исключения участники группы там вчера побывали), если бы, интересовались, из нашего украли нашего курильщика легкое, сообщило бы агентство Рейтер об этом и узнали бы о нашей краже в Перу?
Данный вопрос породил неожиданную идею: украсть из музея гигиены легкое нашего курильщика и переправить его как-нибудь перуанцам, выдав за то, украденное у них, глядишь, и заплатят обещанные две тысячи долларов. Предложение заинтересованно обсудили, причем с точки зрения выполнимости предприятия, не беря во внимание нравственный аспект проблемы. Решили, что подмену непременно заметят: наше легкое заспиртовано и находится в баночке, тогда как легкое, украденное в Перу, можно было трогать руками, значит, оно субстанционально было другим.
– Интересно, – сказала Маша (кошка, Вышний Волочёк, розовый), – кому захочется трогать руками легкое курильщика?
Предположили: слепым. В зарубежных музеях многие экспонаты разрешено трогать слепым.
– Если бы я была слепой, все равно бы не стала трогать легкое курильщика, – сказала Маша, брезгливо поморщившись.
С ней согласились.
– Остановимся на этом моменте, – сказал доктор Фурин. – Пусть каждый назовет главную причину отказа потрогать легкое руками.
Называли причины по кругу – «по солнышку». Были такие: «Оно скользкое», «Оно гадкое», «Оно настоящее»… Адмиралов сказал: «Чужое не трогаю».
Всех удивил ответ Любы: «Оно заразное». Чем же может заразить легкое курильщика? Люба не знала, чем. Она была во власти иррационального.
– Меня сейчас стошнит, – сказала Маша.
– Хорошо, – доктор Фурин был обсуждением доволен, его заговорщицкая улыбка могла бы навести на мысль, что это он сам организовал похищение в столице Перу – специально для сегодняшнего занятия. – Нет, друзья мои, оно не заразное, наоборот, оно целебное, – веско произнес доктор. – Не спрашивайте меня, как им удается обрабатывать те или иные внутренние органы, чтобы в естественной природной среде они сохраняли натуральную форму, цвет и фактуру… это не моя специальность, как вы понимаете, я занимаюсь другим… но знаю точно: прикосновение к такому легкому – к натуральному легкому курильщика! – имеет следствием сильнейший терапевтический эффект. Вот зачем это легкое надо трогать руками. Курильщик, прикасающийся к пораженному легкому своего товарища по вредной привычке, к несчастью уже покинувшему этот мир, с высокой степенью достоверности впредь не возьмет в рот сигарету!
– Что же будет, если откусить кусочек?! – сострил Валентин (леопард, Рим, ярко-багровый) и сам засмеялся.
– Валя! Меня сейчас вырвет тебе на колени!
Доктор Фурин сказал:
– Не беда, что мы не располагаем таким высококачественным легким курильщика. Мы придерживаемся другой методики. У нас есть вот это, – в его руках появилась коробка. – Догадайтесь, что внутри.
– Легкое? – закономерно спросила группа.
– Именно так.
– Неужели нашего курильщика?
– Да, представьте себе, я не шучу. То самое легкое курильщика, которое вчера вы все могли видеть в музее!
Доктору Фурину не хотели верить. Ни при каком раскладе в коробке не могло находиться легкое курильщика, еще вчера экспонировавшееся в музее. Хотя бы потому, что коробка была относительно плоской.
Он положил коробку на стол и, обведя взглядом собравшихся, резким движеньем открыл ее:
– А вот!
Зачерпнул из нее обеими руками нечто, и с полуметровой высоты посыпались в коробку, кувыркаясь в воздухе, маленькие картонки неправильной формы.
– Это пазл! – объявил доктор Фурин. – Вам надлежит собрать легкое курильщика, увеличенное в сто сорок раз. Это важнейшая часть нашей психотерапии курения!
По его указанию все сели на пол, тут же на полу развернули картонное поле для пазла в виде прямоугольника. Элементы пазла числом порядка семисот тоже рассыпали на полу.
– Будьте как дети! – напутствовал курильщиков доктор Фурин. – Ползайте на коленях, спорьте друг с другом, отстаивайте свое мнение! Докажите мне, что вы сплоченная группа. Что вы способны собрать легкое курильщика за четыре занятия!
Ползая на коленях вместе с другими участниками группы, Адмиралов пытался найти хотя бы две подходящие друг к дружке картонки. Доктор Фурин говорил, прохаживаясь между сидевшими на полу:
– Задача непростая. У вас не будет контрольного изображения объекта. Отсылаю вас к вашей памяти и вашему воображению! К вашим… не будем скрывать… к вашим страхам!.. Дерзайте, друзья, дерзайте!
Потом он сел за стол. И Адмиралову, сидевшему на полу, почему-то очень захотелось выкурить сигарету. Чтобы отвлечься, он подполз на коленях к Любови.
– Как ваш муж? – спросил Адмиралов. – Обошлось?
– О да! – горячо отозвалась Любовь, примеряя одну к другой две картонки. – Вчера обошлось. Вы не представляете, как я напугалась.
– Он похож на буддистского монаха.
– Что-то есть. Мой муж путешественник. Индия, Вьетнам, Китай, Непал…
– Это как путешественник? Профессиональный? Как Пржевальский?
– Где вы встречали сейчас Пржевальских? Просто он, когда есть возможность, куда-нибудь уезжает. Я тоже с ним иногда, но обычно у меня нет возможности отлучаться надолго. А вы знаете, кто самые большие ревнивцы? Моряки дальнего плавания и вообще путешественники. О, вы ничего не знаете. Смотрите, подходят, – она нашла две сопрягаемые картонки.
– Что-то он не похож на ревнивца, – сказал Адмиралов. – Надеюсь, он уже поправился.
– Спасибо, Андрей, – ответила Любовь. – Говорят, патологическая ревность не лечится. А вот уже три месяца без эксцессов. Нет ничего деревянного постучать?
Пол, по которому они ползали, был покрыт ковролином. Единственным деревянным здесь был стол. Люба потянулась к нему и трижды постучала по деревянной ножке.
– Прошу не расслабляться, – выступил из-за стола доктор Фурин. – Все сосредоточились только на одном!
– Если бы здесь нам с ревностью не помогли бы, – шепнула Любовь, придвинувшись к Адмиралову, – я бы сюда не пошла от курения. Нет-нет, – обратилась она громко к Полине (стрекоза, Одесса, зеленый), – вы же видите, они не подходят.
Доктор Фурин иногда вставал из-за стола, подходил к собирающим пазл и, присев на корточки, что-нибудь им подсказывал. Похоже, этот пазл он знал хорошо. Может быть, даже мог собрать с закрытыми глазами.
Но, несмотря на его подсказки, до конца занятий сумели собрать не более десятой части легкого курильщика. Доктор Фурин сказал, что это нормально, опыт подсказывает, что в следующий раз работа пойдет быстрее. Сохранность собранного он гарантирует. Незадействованные картонки сложили в коробку.
– Когда теперь ночью глаза закроете, не пугайтесь, если увидите то, что здесь у вас получается. Если с закрытыми глазами получается то, что здесь получается, это будет очень хороший знак, – сказал доктор Фурин, со всеми прощаясь.
Адмиралов, прежде чем уйти домой, зашел в туалет, а, когда он возвращался по коридору, в кабинете № 8 приоткрылась дверь. Высунулся психотерапевт Константин Юрьевич Крачун:
– Можно вас на минуту?
– Меня?
– Да, Андрей Андреевич, именно вас.
Вошел.
13
Я понял, что до сих пор не знал горных дорог, а если что и принимал за горные, то были сущие пустяки. Горная дорога – это вот когда посасывает под ложечкой ни в каком не фигуральном смысле. Поражает уверенность водителя, в чертах лица которого поневоле ищешь признаки маниакальности. Хотя тень маниакального ужаса на наших лицах – это как раз то, что должно веселить его. Он действительно весел.
Грудоподобные горы сменились кучеподобными.
Выезд на день из Леха, всего-то делов. А впечатлений, черт их дери, выше головы, слов не хватает!
Ровная однородная поверхность крутого склона горы пересечена почти пунктирной царапиной. Она не бросается в глаза, когда, выехав из-за поворота, открывающего взгляду очередной потрясающий вид, обозреваешь во всей полноте этот вновь предъявленный склон, больше похожий на стену, которая должна вот-вот осыпаться, и только потому, что знаешь, быть тебе где-то там – после еще одного загиба дороги, только поэтому и признаешь в той нечеткой царапине свой будущий путь.
Франсуаза! Ты поняла, что я сказал? Ты способна воспринимать столь длинные предложения?
Упрощаю. Представь: большая куча песка. Отсечем и уберем половину, а посередине среза наметим соломинкой горизонтальную линию – вот это и будет наша дорога.
Первая мысль: проехать там невозможно – и вдруг замечаешь медленно перемещающуюся точку, частицу, крупицу, соизмеримую с теми песчинками, из несметного множества которых состоит эта куча-гора. Что такое? Да неужели машина? А что же еще?! Беспокойную точку соотносишь с реальным объектом вроде того, в котором сам, вцепившись в держалку над дверцей, сидишь рядом с невозмутимым водителем, – вот тебе и масштаб для всей картины, и особенно для зрелища пропасти! Взбодрись: они едут навстречу и вам еще предстоит разъехаться!