Но это не было для него самоцелью. В своей политике кардинал де Ришелье преследовал следующие главные цели: укрепление государства, его централизацию, обеспечение главенства светской власти над церковью и центра над провинциями, ликвидация могущества знати и противодействие испано-австрийской гегемонии в Европе. А еще он очень хотел покончить, наконец, с неугомонными гугенотами.
С каждым годом Людовик XIII все больше и больше привязывался к кардиналу. Кончилось все тем, что одни историки считают «двоевластием», другие – «успешным сосуществованием».
Луи де Рувруа де Сен-Симон, великий поклонник Людовика XIII, сделавшего его отца герцогом, пишет: «Любое из великих деяний, которые свершались тогда, происходило только после того, как было обсуждено королем с Ришелье в самой глубокой тайне».[88]
А Вольтер, отмечая всемогущество кардинала, делает заключение: «Ему не хватало только короны».[89]
Королевское же семейство оставалось враждебным к Ришелье. Анна Австрийская терпеть не могла ироничного министра, который лишил ее какого-либо влияния на государственные дела. С другой стороны, «если красота Анны Австрийской и волновала его, его отношения с ней чаще всего заключались в том, чтобы умаслить ее, в попытках шпионить за ней, в постоянном стремлении отвлечь ее от тоски по испанскому прошлому и сделать большей француженкой. То есть в основном это была политика».[90]
Даже королева-мать почувствовала, что прежний ее помощник стоит у нее на пути, и вскоре стала самым серьезным его противником.
Об отношениях Ришелье и Марии Медичи стоит, пожалуй, рассказать особо. Сам кардинал писал: «Я – ее ставленник. Это она возвысила меня, открыла путь к власти, даровала мне аббатства и бенефиции, благодаря которым из бедности я шагнул в богатство. Она убеждена, что всем я обязан ей, что она вправе требовать от меня абсолютного повиновения, и что у меня не может быть иной воли, кроме ее собственной. Она не в состоянии понять, что с того самого дня, когда она поставила меня у штурвала корабля, я стал ответствен только перед Господом Богом и королем. <…> Душой и умом она тяготеет исключительно к католической политике. Для нее безразлично, что Франция была бы унижена. Она не может примириться с тем, что, сражаясь с протестантизмом внутри страны, я в то же время поддерживаю союз с ним за ее пределами. <…> У нее претензии женщины и матери: я помешал ей передать Монсеньору [Гастону Орлеанскому], который, увы, возможно, унаследует трон, право на управление Бургундией и Шампанью. Я не могу допустить, чтобы охрана наших границ попала в столь слабые руки. Она считает меня врагом ее дочерей на том основании, что одну из них я выдал замуж за протестантского государя [Карла I Английского], а с мужьями двух других – королем Испании и герцогом Савойским – нахожусь в состоянии войны. Все разделяет нас, и это навсегда. Будущее зависит только от воли короля».[91]
В двух последних фразах заключен главный смысл происходившего. С одной, впрочем, оговоркой: всю свою жизнь кардинал будет заботиться о том, чтобы его собственная воля выглядела, как та самая королевская воля, «от которой зависит будущее».
При этом число врагов кардинала росло с каждым днем. Ришелье отвечал на все бросаемые ему вызовы мастерски, то есть он жестоко их подавлял.
Анри-Поль Мотт. Кардинал де Ришелье при осаде Ла-Рошели. 1881
Да и во всех других своих начинаниях кардинал всегда добивался полного успеха. В 1628 году, в частности, у гугенотов была отнята крепость Ла-Рошель, много десятилетий считавшаяся оплотом их могущества. Таким образом, был навсегда положен конец сепаратистским устремлениям протестантского меньшинства и его мечтам о создании собственной, независимой от короля республики.
Свидетель этих событий Франсуа де Ларошфуко пишет: «Все, кто не покорялись его желаниям, навлекали на себя его ненависть, а чтобы возвысить своих ставленников и сгубить врагов, любые средства были для него хороши».[92]
И действительно, в борьбе со своими врагами кардинал не брезговал ничем: доносы, шпионство, грубые подлоги, неслыханное прежде коварство – все шло в ход. Множество блестящих представителей французской аристократии кончили в те годы жизнь на эшафоте, и все их мольбы перед королем о помиловании остались без ответа. В числе погибших можно назвать маршала Жана-Батиста д’Орнано (умер в тюрьме в 1626 году), Александра де Бурбона, шевалье де Вандома (умер в тюрьме в 1629 году), маршала Луи де Марийяка (обезглавлен в 1632 году), его брата, Мишеля де Марийяка, советника парламента (умер в тюрьме в 1632 году) и многих других.
Это дало повод все тому же Франсуа де Ларошфуко сделать вывод: «Столько пролитой крови и столько исковерканных судеб сделали правление кардинала Ришелье ненавистным для всех».[93]
Биограф Ришелье Франсуа Блюш категорически не согласен с такой трактовкой и объясняет подобное отношение к кардиналу следующим образом: «Воспоминание о государственных узниках тянет за собой вопрос о взаимном влиянии и ответственности короля и кардинала, кардинала и короля. Были ведь и королевские узники, осужденные (и ожидавшие помилования) или сосланные, но в глазах современников все они были жертвами ужасного Ришелье».[94]
Холодный, расчетливый, весьма часто суровый до жестокости, подчинявший чувство рассудку, кардинал Ришелье крепко держал в своих руках бразды правления, с замечательной дальновидностью замечал грозившую ему опасность и предупреждал ее при самом появлении.
За время нахождения у власти он провел ряд административных реформ, активно боролся с привилегиями знати, к которой сам же и принадлежал, реорганизовал почтовую службу. Он активизировал строительство флота, что усилило военные позиции Франции на море и способствовало развитию колониальной экспансии.
Он держал в своих руках двор и французскую столицу. Он покончил с полномасштабной гражданской войной. Он содействовал развитию культуры, по его инициативе прошла реконструкция Сорбонны и был написал первый королевский эдикт о создании Французской академии.
В своих «Мемуарах» Франсуа де Ларошфуко пишет о кардинале де Ришелье: «У него был широкий и проницательный ум, нрав – крутой и трудный; он был щедр и смел в своих замыслах».[95]
Если вспомнить популярный роман Дюма, то там кардинал де Ришелье выглядит чуть ли не врагом короля. Конечно, прославленный кардинал им не был и по большому счету сделал для блага Франции гораздо больше, чем многие из ее официально провозглашенных монархов. Налицо опять достаточно вольное обращение Дюма с историей.
Филипп де Шампэнь. Кардинал де Ришелье. 1633–1640.
Лондонская Национальная галерея, Лондон
Все его пороки были пороками, с легкостью заслоненными его великой судьбой, поскольку они являлись пороками, которые могут лишь служить орудием великих добродетелей.
Жан-Франсуа Поль де Гонди,
кардинал де Рец
Но кардинал был не только героем французского масштаба, он оказал сильнейшее влияние на ход европейской истории.
Осенью 1642 в Бурбон-Ланси, года Ришелье посетил целебные воды ибо здоровье его, подточенное многолетним нервным напряжением, таяло на глазах. Даже будучи совсем больным, он до последнего вздоха по несколько часов в день диктовал приказы армиям, дипломатические инструкции, распоряжения губернаторам различных провинций. 28 ноября наступило резкое ухудшение. Врачи поставили еще один диагноз – гнойный плеврит. Кровопускание не дало результата, а лишь до предела ослабило больного. Кардинал начал терять сознание, но, придя в себя, еще пытался работать.
2 декабря умирающего навестил Людовик XIII. Они попрощались навсегда, а после этого Ришелье назвал своим единственным преемником Джулио Мазарини.
Людовик XIII пообещал выполнить все просьбы умирающего и покинул его, а Ришелье благочестиво скончался ранним утром 4 декабря 1642 года. Он был похоронен в церкви на территории Сорбонны, в память о поддержке, оказанной им этому университету.
Трудно любить Ришелье, так как он не был добрым и часто лицемерил; но невозможно не восхищаться им, ибо он желал величия Франции и даровал ей это величие.
Эрнест Лависс,
французский историк
Кто бы что ни говорил, кардинал де Ришелье был выдающимся государственным деятелем. И его часто сравнивают с императором Наполеоном I. Но, на наш взгляд, Ришелье стоял гораздо выше Наполеона. Да, он тоже был деспот, но деспотизм Ришелье принял более благородные черты. Ему не удалось до конца подавить могущество надменной французской аристократии, но он существенно обрезал ее привилегии.
Однако главное заключается в другом: Ришелье никогда не позволял своим личным интересам и интересам своего сословия заслонить высшие интересы Отечества. Звучит высокопарно, но он был великим патриотом и великим реформатором. Он искренне говорил: «У меня никогда не было других врагов, кроме врагов государства».[96] Он был одним из умнейших и образованнейших людей своего времени, а посему очень обидно, что у того же Дюма он изображен неким злобным интриганом, которого к тому же все постоянно дурачат.
Это, кстати, весьма характерный пример того, что в истории властвует не факт, а интерпретатор факта. Это еще один типичный пример того, что, чем талантливее интерпретатор, тем порой даже хуже.
Что бы ни писал Дюма, Ришелье оставил Францию в состоянии роста величия и процветания. Отдельные куски страны были собраны его гением в единое централизованное государство. Франция стала владычецей Эльзаса, Лотарингии, перевалов в Альпах и Руссильона. При нем французы утвердились в Гвиане и в Вест-Индии, вернули себе Канаду, завели колонии в Африке. Флот Франции стали уважать, а ее армиями начали,