м внешней торговли увеличился в четыре раза. Король Людовик XVI и правда не покровительствовал аристократии, он не особенно любил ее, отдавая предпочтение третьему сословию.
Простые же французы в большинстве своем были ревностными католиками и сохраняли верность, преданность и любовь к своему королю. Они не могли себе представить Францию без короля или представить короля, которого кто-то контролирует. По сути, в лице Людовика XVI народ видел своего покровителя, который постепенно, но последовательно урезал права правящей верхушки и улучшал положение простого народа.
Не было больше надоевших всем фавориток и фаворитов. Вся Франция, казалось, помолодела, увидев на троне молодого,[115] по-детски доверчивого, полного самых лучших намерений короля и молодую, прекрасную, щедрую и также полную самых лучших намерений королеву.
Неужели же кто-то мог тогда догадываться о надвигающихся событиях, о мраке и смуте, которые они принесут за собой? Оказывается, догадывались. И не просто догадывались, а знали. Посвященные в тайну «великого заговора» против французского королевства точно знали о готовящейся революции и высказывались по этому поводу совершенно открыто за несколько лет до наступления самого «великого события».
В частности, в 1760 году масон Жан-Жак Руссо писал: «По моему мнению, невозможно, чтобы великие монархии просуществовали долго. Мы приближаемся к кризису, к веку революции».[116]
В 1762 году масон Вольтер писал к маркизу де Шевалену: «Все, что я теперь вижу, разбрасывает семена будущей революции, которая неминуемо должна случиться, но которой я не буду уже иметь удовольствие быть свидетелем. Свет до такой степени распространился, что от малейшего случая может произойти взрыв. И вот будет славное крошево. Как счастливы молодые люди. Чего только они не насмотрятся».[117]
Король Людовик XVI был молод и полон надежд осчастливить Францию, но он, к сожалению, не знал, что для этого надо сделать. К не меньшему сожалению, он был окружен либо врагами, либо посредственными людьми, на которых нельзя было положиться. Деятельность и тех, и других лишь планомерно ослабляла монархию.
Король Пруссии Фридрих II Великий, будучи сам крупным масоном, прекрасно знал министров и советников французского короля и высказывал им свое недоверие. В июле 1776 года он писал Вольтеру: «Я представляю себе Людовика XVI как молодую овцу, окруженную старыми волками, он будет очень счастлив, если от них ускользнет».[118]
Король же, как будто не замечал, что он уже давно продан и предан большинством своих приближенных.
Романтические философы-энциклопедисты надеялись лишь подправить существующий строй с помощью рассуждений о свободе, а вот люди более практического склада прекрасно понимали: государственный переворот был неизбежен, ибо старый строй не мог преобразиться сам.
Жак Неккер. Гравюра. 1789.
Национальная библиотека Франции, Париж
Это стало очевидным уже в 1781 году, когда либеральный министр финансов Жак Неккер (женевский банкир, переселившийся во Францию) был уволен за то, что немного сократил расходы двора и советовал королю дать народу «маленькое участие в управлении».
В 1788 году министерство финансов вновь поручили Неккеру, но тот уже ничего не мог сделать. Финансовый кризис в стране достиг катастрофических масштабов.
Созыв Генеральных штатов
Кончилось все созывом Генеральных штатов (собрания представителей всех трех сословий), не собиравшихся с 1614 года.
При этом король и Жак Неккер и думать не думали о глубоких реформах, они хотели лишь добиться новых ассигнований. Но эти их надежды оказались несбыточными. Более того, день открытия Генеральных штатов – 5 мая 1789 года – принято считать началом эпохи Великой французской революции.
Во Франции до революции население страны было разделено на три сословия: духовенство, дворянство и остальное население, составлявшее так называемое «третье сословие» (от крупного буржуа до нищего крестьянина). Таким образом, третье сословие было неоднородным по своему составу, но руководящую роль в нем играла сильная, более организованная, создавшая свою идеологию буржуазия.
Депутатов было 1118 человек: 577 человек от третьего сословия, 291 человек от духовенства и 250 человек от дворянства.
Доклад Жака Неккера, наполненный сухими цифрами, произвел неблагоприятное впечатление своими противоречиями.
Депутаты третьего сословия, признавая себя представителями 96 % всей нации, с самого начала решили утвердить за собой решающее право голоса. Долгие споры привели к тому, что они провозгласили себя полномочным Национальным собранием и приступили к самостоятельному законотворчеству. Получилось так, что депутаты, которых просто пригласили для поднесения королю челобитных, вдруг превратились в неких полномочных представителей нации, которые, отбросив все старое, принялись заново устраивать государственный порядок.
Что такое третье сословие? Всё. Чем оно было до этого в политическом порядке? Ничем. Что оно требует? Стать чем-нибудь.
Эмманюэль-Жозеф Сийес,
французский политический деятель
Затем дворянство и духовенство обратились к королю с протестом против действий третьего сословия. В ответ на это король на заседании 23 июня, при участии всех сословий, выступил с речью, в которой указал на гибельность подобного разделения и заявил, что сам должен прекратить его. Король хотел сохранить древнее различие трех сословий: он считал, что депутаты должны образовывать три палаты и обсуждать дела по сословиям, а сходиться для совместных обсуждений они могут лишь с особого его разрешения. Король объявил не имеющими силы, как незаконные и не конституционные, любые собрания депутатов третьего сословия. В конце своей речи король сказал, что ни один законопроект не может получить силы закона без специального его одобрения, и повторил требование разойтись немедленно, а на следующий день собраться для заседаний каждому сословию отдельно. Когда король удалился, за ним последовали почти все епископы, несколько священников и значительная часть дворян, прочие же депутаты остались на своих местах.
– Господа, – сказал церемониймейстер де Брезэ, – вы слышали приказание короля.
– Да, – отвечал Оноре-Габриэль Рикети, граф де Мирабо,[119] – мы слышали намерения, которые были внушены королю… Пойдите и скажите вашему господину, что мы находимся здесь по воле народа и уйдем отсюда, только уступая силе штыков.[120]
Король не мог больше сносить подобные дерзости и приказал стягивать к Версалю войска.
Далее события стали разворачиваться с калейдоскопической быстротой.
Нация – это большое стадо, которое думает лишь о пастбище; пастухи с помощью верных собак ведут ее, куда хотят.
Граф де Мирабо,
деятель Великой французской революции
12 июля Жак Неккер вышел в отставку и уехал в Брюссель. Весть об этом взбудоражила французскую столицу.
Граф де Мирабо к тому времени устал от бесконечных разговоров, и ему необходимо было действие. Энергетику этого человека Шатобриан характеризовал так: «Казалось, природа вылепила его голову для трона или для виселицы, выточила его руки, чтобы душить народы или похищать женщин. Когда он встряхивал гривой, глядя на толпу, он останавливал ее; когда он поднимал лапу и показывал когти, чернь бежала в ярости».[121]
Только деньги и надежда пограбить имеют власть над этим народом!
Граф де Мирабо,
деятель Великой французской еволюции
Мирабо удивительным образом умел опираться на народные массы, презирая их, и при этом сохранять расположение дворянского сословия, предавая его.
В королевской Франции интенданты – это были должностные лица, заведовавшие отдельными отраслями государственного управления.
По мнению заговорщиков, первой жертвой должен был пасть генеральный контролер и суперинтендант Жозеф-Франсуа Фулон, ибо в последнее время заговорили о назначении его на пост министра финансов. Затем таким же образом было указано на парижского интенданта господина Бертье.
Первые жертвы заговорщиков
Несчастный Жозеф-Франсуа Фулон! Ему первому вынес «черную метку» от имени масонов граф де Мирабо. Генеральный контролер, суперинтендант Парижа… Его никто не любил, все обвиняли его в дороговизне и больших налогах. Безжалостные крестьяне из Витри выследили этого семидесятидвухлетнего старика, арестовали и привезли в Париж судить.
Гревская площадь, на которой обычно происходили казни, не могла вместить всех желающих посмотреть на это. Назначили семь судей, началась многочасовая риторика, в которой не было ничего, кроме пустых эмоций. Но тут прибыл Лафайетт, за которым было послано, и высказался так:
– Этот Фулон – известный человек, и его вина несомненна!
Этого довода оказалось достаточно. С дикими воплями разъяренные санкюлоты схватили несчастного, жалобно молящего о пощаде, и потащили его к фонарю на углу улицы Ваннери. Только на третьей веревке (две веревки оборвались) его удалось кое-как повесить! А потом его тело потащили по улицам, а голова с набитым сеном ртом была посажена на острие пики.
В Париже новый человек – «санкюлот», носивший пику, полосатые штаны и фригийский колпак с трехцветной кокардой, стал главным действующим лицом в народных движениях и оказывал физическое воздействие на деятельность правительства.
Жан Карпантье,
французский историк
Санкюлоты – название революционно настроенных представителей третьего сословия в Париже во время Великой французской революции. Преимущественно это были буржуа. А само слово происходит от выражения sans culottes – то есть «без кюлот». Кюлотами же назывались короткие, застегивающиеся под коленом штаны (в XVIII веке их носили с чулками знатные мужчины из высших сословий, а бедняки и ремесленники носили длинные брюки).