Ничего, сказал себе Беннетт, растирая руками щеки и пытаясь привести себя в бодрое состояние духа, несколько часов — и они будут дома, в тепле и безопасности. Он мельком подумал о том, сидят ли еще люди По в засаде над пустой сумкой, спрятанной под кустом. Им повезло, что Анна нашла этот радиомаяк, или как его там, а еще больше — что она знала, что это на самом деле такое. Вроде пока судьба охраняет их от возможных бед.
Коротко стриженный мужчина за соседним столиком, задумчиво поигрывая бицепсами размером со свиные ляжки, разворачивал свежий выпуск Le Provençal на спортивной странице. Беннетт мельком взглянул на первую полосу газеты, ожидая увидеть привычную смесь новостей о продвижении Тур де Франс, проведении чемпионатов по boules и местных политических завихрениях, характерную для начала лета. Вместо этого он с изумлением и ужасом обнаружил свою собственную физиономию, чуть ли не в полный размер страницы, глядящую на него с первой полосы.
Фотография Анны тоже была там — обе они красовались под заголовком, набранным огромными буквами: ВСЕМ, КТО ВИДЕЛ ЭТУ ПАРУ, ПРОСЬБА НЕМЕДЛЕННО СООБЩИТЬ В ПОЛИЦИЮ.
Беннетт поспешно отвел глаза, пытаясь побороть паническую атаку, от которой ему захотелось бежать что есть духу как можно быстрее и как можно дальше. Сделав над собой колоссальное усилие, он вытащил темные очки, надел их и мысленно приказал мужчине свернуть газету и убрать ее с глаз долой. Черт возьми, ну куда же подевалась Анна?
А, вот она идет из глубины зала и с деланным отвращением морщит нос.
— Боже, а я-то думала, что монастырский туалет не менялся со времен средневековья. Но нет, местные удобства ему сто очков дадут вперед. Тебе надо на это взглянуть. Расскажу, так не поверишь! — Она заметила напряженное лицо Беннетта. — Что это с тобой?
Он придвинулся ближе и прошипел:
— Молчи. Садись. Надень темные очки. Наши фотки на первой полосе. Надо убираться отсюда, да побыстрее.
Они вышли из кафе и на минуту остановились у входа. Напротив, у здания жандармерии, собирались полицейские утренней смены. Отвернув головы в сторону, Беннетт и Анна пошли назад к парковке. Беннетт оставил Анну в машине, призвал на помощь всю свою отвагу, быстро пересек площадь и вошел в газетную лавочку. Ему казалось, что через его грудь тянется красная лента в руку шириной с надписью ЕГО РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ. Однако продавщица у прилавка еще явно не проснулась, а может быть, вообще не читала местной прессы. Окинув его вялым взором, она пересчитала протянутые деньги и только пожала плечами, когда Беннетт выбежал из магазина, не взяв сдачу.
Беннетт и Анна прочитали статью сидя в машине. Она начиналась с пафосного вступления, в котором сообщалось о том, что чета иностранцев объявлена в розыск для дачи показаний по делу о крупной краже и что полиция мобилизована partout.[74] Всех видевших этих людей просили немедленно позвонить в жандармерию. Телефон указывался ниже. За этим следовал пространный, но не очень внятный абзац о растущем уровне преступлений в Провансе. Упоминалось также имя некоего капитана Бонфиса — следователя по особо важным делам, возглавляющего группу, ведущую расследование. Были и туманные намеки на некое вознаграждение за сотрудничество с полицией.
Удивительно, но в их случае журналисты умудрились ничего не перепутать. Все сведения: имена, фамилии, возраст, рост, цвет глаз и волос, даже марка и номер машины Беннетта — все было указано совершенно правильно.
— Господи Иисусе, — сказала Анна. — Откуда они все это выкопали?
— Очевидно, по нашим паспортам и моим документам на машину. Наверное, Туззи передал их полиции. — Беннетт нервно осмотрелся.
Кавайон начинал просыпаться. На углу улицы, рядом с овощным рынком, немолодая женщина в шлепанцах и переднике раскладывала на лотке свой товар аккуратными разноцветными пирамидками, затем, с трудом поднявшись на цыпочки, потянула вниз навес, чтобы защитить спелые фрукты от палящих солнечных лучей. А вот, позевывая, на дорогу вышел полисмен и, вытащив из-за пояса стопку талонов за неправильную парковку, огляделся в поисках первой жертвы.
— Ну что же, — сказал Беннетт, — здесь нам оставаться нельзя. До платного шоссе пять минут езды. Рискнем?
— А у нас есть выбор?
Они выехали из Кавайона, пересекли мост над рекой Дюране и начали спуск к шоссе. Беннетт разглядел колонны грузовиков, стоящих в очереди к будкам, где девушки в синей униформе получали деньги за проезд, но вдруг увидел нечто, заставившее его со всей силой вжать тормоза в пол и свернуть на обочину.
— Если есть в мире невезуха, то это она. Смотри внимательно.
Около каждой из шести будок, перегораживающих въезд на шоссе, стояло по жандарму. Их руки были скрещены на груди, а цепкий взгляд устремлен на поток подъезжающих машин. Эта четкая, зловещая шеренга полисменов, одинаковых в своих képis,[75] темных очках и голубых рубашках с короткими рукавами, почему-то внушила Беннетту почти первобытный ужас.
— Может быть, они не нас ищут? — спросила Анна слабым голосом. — Они ведь часто патрулируют въезды на шоссе, особенно летом.
— Нет, это слишком очевидное совпадение, — промолвил Беннетт. — Мы не можем так рисковать.
Анна промолчала и, пока Беннетт совершал абсолютно незаконный разворот и гнал машину назад в Кавайон, так и хранила траурное молчание. На душе у обоих было тяжело. Туззи ищет их. По ищет их. А теперь еще и полиция подключилась. В этот момент ужин в постели на Вилле д’Эсте показался им далеким, практически нереальным.
19
Моро аккуратно вытряс остатки табака из своей трубки, сделанной из корня эрики древовидной в Коголине, — драгоценный подарок дочери, с которым он никогда не расставался. С этой трубкой он и на пенсию выйдет. Поскорей бы! Он набил ее свежим табаком, одновременно просматривая записи, сделанные им по докладу капитана Бонфиса (Поллюсу пришлось-таки поделиться информацией после того, как капитан рассказал ему, что за неприятности могут их ожидать). Да, подумал он. Это возможно. Кажется почти невероятным, но все же допустимо. Моро припомнил, что когда-то уже читал статью, как государственные фермы пытались разрабатывать то, о чем рассказал ему Бонфис.
Он зажег трубку и посмотрел сквозь давно немытое окно на залитую солнцем улицу. В полном соответствии с обещаниями туристического бюро солнце согревало и освещало улицы и пляжи Канн триста дней в году. Как ему все-таки надоел юг с его аляповатыми цветами, несуразной растительностью, палящим солнцем и выжженной землей, а больше всего ему надоели эти вечно улыбающиеся, скользкие, смуглолицые, вертлявые южане. Он считал дни до окончания срока службы — уже скоро он сможет выйти на пенсию и поселиться в домике, который достался ему по наследству от матери. О, милый Шарант, там и воздух свежее и чище, и климат умеренный, и люди искреннее и более сдержаны в проявлении эмоций. Ну и конечно, было бы идеально уйти на пенсию с почетом — например, раскрыть громкое дело, — тогда и к пенсии прибавка будет.
Он взял телефонную книгу, полистал страницы, заполненные мелким, убористым почерком, и нашел телефон своего старого друга Шевалье, который тоже был родом из Шаранта. Шевалье служил в государственном секторе и занимал высокий пост в Министерстве сельского хозяйства. Моро знал его очень давно — у Шевалье были обширные связи почти во всех сферах государственной деятельности.
Обменявшись приветствиями и привычно поохав о том, что они редко встречаются, друзья перешли к делу. Моро решил действовать в открытую.
— До меня дошли слухи, — сказал он, — что, возможно, кто-то смог разработать особую формулу, с применением которой можно выращивать трюфели. Меня убеждают в том, что разработки тщательно проверялись и что результаты превосходят все ожидания. А теперь, топ vieux,[76] скажи мне, как на твой высокопрофессиональный взгляд — это возможно?
Последовало несколько секунд молчания — Шевалье переваривал информацию и, как профессиональный политик, обдумывал ответ. Шевалье никогда ничего не говорил сгоряча — он взвешивал каждое слово, как будто его в любой момент могли притянуть к ответственности за дачу ложных показаний.
— Еп principe,[77] такого рода открытие, конечно, возможно, хотя могу тебе сказать, что мы в нашем министерстве проводили множество аналогичных экспериментов, но все они оказались неуспешными. — Он остановился, чтобы перевести дыхание. — Да, старик, мы были крайне разочарованы. — Он несколько секунд приходил в себя после столь откровенного признания, а затем, собравшись с духом, пробормотал: — Однако это не значит, что какой-нибудь специалист — ученый в этой области, не работающий в государственном секторе, — не мог разработать формулу, о которой ты говоришь. Если это все же случилось, то, сам понимаешь, мы были бы очень заинтересованы в том, чтобы эта формула не попала в руки нечестных людей. — Он помолчал, потом добавил со значением: — Да, друг мой, самое главное — чтобы формула попала в правильные руки. Если, конечно, она чего-то стоит.
Моро не составило труда определить, чьи руки его приятель считает правильными.
— Ты хочешь получить ее сам?
Шевалье усмехнулся:
— Да, мой дорогой Моро, мне бы этого очень хотелось. Если бы мы смогли наладить производство трюфелей, это вызвало бы интерес в самых высоких кругах, в этом я не сомневаюсь. В очень высоких, Моро. — Последние слова были произнесены с большой буквы. — Ты ведь знаешь, что наш президент родом из Корриза — деревенский паренек, можно сказать, но такое говорят только шепотом, хе-хе-хе, и, как мне кажется, ему было бы очень приятно, если бы эксплуатация одного из главных сокровищ Франции происходила под контролем официальных инстанций. Если это случится, Моро, поверь мне, последует большая раздача и перьев на шляпы, и кое-чего более существенного. А в первых рядах будем стоять мы — ты и я. Понял, старик? Ну что, передаешь мне формулу?