Так вот, наш поезд должен был отправляться в Лион с аэровокзала «Шарль де Голль». Дело в том, что знаменитый парижский аэропорт приютил под своими крышами еще и железнодорожный вокзал с поездами TGV. Мы с коллегой радостно сошли с трапа самолета и благодушно шли по направлению к паспортному контролю, когда нас поразила странная тишина полупустого аэропорта. «Что случилось?» – поинтересовалась я по-французски у сотрудницы аэропорта. «А разве вы не знаете, мадам? – удивилась она. – По телевизору объявляли. Сегодня транспортная забастовка. Работает только аэропорт, но принимает далеко не все рейсы. Аэровокзал не работает вообще. Поезда не отправляются. До завтрашнего утра».
Завтра утром мы с коллегой должны были выступать в Лионском университете, на коллоквиуме. Но железнодорожный вокзал в аэропорту Шарль де Голль не работал, и добраться до Лиона не было никакой возможности. Я грустно поинтересовалась у сотрудников аэропорта, что делать в таком случае. «Завтра ваши билеты тоже будут действительны, – ответили они. – Вы можете провести ночь в Париже, а утром выехать в Лион. Или уехать с Лионского вокзала. В этом случае ваши билеты тоже будут действительными».
«Вперед, на Лионский вокзал!» – бодро и даже воинственно заявила я Любови Геннадьевне, которая с тревогой всматривалась в мое лицо, ожидая дальнейших директив. Мы сели в такси, к разговорчивой молодой арабке, и отправились на Лионский вокзал. По пути таксистка, весело улыбаясь, рассказывала нам, что Лионский вокзал тоже, скорее всего, не работает, что в аэропорту просто об этом не знают и, стало быть, мы зря потеряем время и евро. Эта милая женщина, со снисходительной улыбкой, адресованной «этим упрямым русским», предлагала нам найти гостиницу в Париже и подождать до завтрашнего утра.
«Если вы обратитесь в клиентскую службу аэропорта “Шарль де Голль”, они вернут вам стоимость ночи в гостинице и даже деньги, потраченные на такси, ведь ваша задержка в Париже произошла по их вине», – терпеливо объясняла упрямым русским дамам приветливая афрофранцуженка. Но «русские упрямицы» держались стойко и все-таки доехали до Лионского вокзала. На вокзале, буквально под парами, стоял отходящий поезд, на котором было написано «Париж – Лион».
«Вперед, за мной!» – крикнула я Любови Геннадьевне, и мы вскочили в отходящий поезд, еле успев втащить в тамбур свои чемоданы. Ближайший вагон был полупустым, и нам удалось рухнуть на мягкие сиденья и разместить чемоданы на специальной стойке посредине вагона. В вагоне все нам сочувствовали и наперебой предлагали свои мобильные телефоны, чтобы мы могли еще раз связаться с коллегами в Лионе. Вошедший кондуктор отреагировал на наши билеты абсолютно спокойно и рассеянно проштамповал их.
«Наверное, можно будет вернуть и деньги за такси», – предложила Любовь Геннадьевна, на которую галантность французской транспортной системы произвела крайне приятное впечатление. Никто не говорил нам, что наши билеты – на другой поезд, никто не сдергивал нас с занятых мест. Можно было удобно устроиться на мягком сиденье и лакомиться багетом, любуясь проплывающими за окном французскими полями и замками. Забастовка оказалась безвредным и безопасным мероприятием, которое ничуть не изменило наших планов – за исключением переезда с вокзала на вокзал.
Как объяснили нам парижане, забастовка забастовкой, а права человека и гражданина – вещь неприкосновенная. И никакая забастовка в мире не должна их нарушать. Увы и ах, на родине мы привыкли к другому, и я мысленно позавидовала французам, которым удалось так хорошо и комфортно устроиться в той жизни, которую они сами для себя создали. Хотя, конечно, забастовки связаны с определенным дискомфортом, но это всего лишь дискомфорт, а не кровопролитие. И дискомфорт этот начинается и заканчивается точно по расписанию…
«А далеко на севере, в Париже…»
Вечно юный город
Юность так же присуща Парижу, как и древность. Я бы сказала, что этот физически древний город – психологически молод. Физический и психологический возраст есть не только у людей, но и у городов и даже стран. Психологический возраст Парижа – 20–25 лет, а физический – измеряется столетиями. Это ощущение вечной юности возникает мгновенно, как только ты спускаешься по трапу самолета, прилетевшего в аэропорт «Шарль де Голль», или садишься в вагон метро. Я вспоминаю один свой разговор в метро, когда в вагон вошли музыканты и фальшиво, но весело и азартно заиграли «Sous le ciel de Paris» («Под небом Парижа») …
Вид на Париж с высоты собора Парижской Богоматери
Мне стало весело от одного только ощущения азарта и бодрости, с которым они играли эту мелодию. Но сидевший рядом парижанин средних лет поморщился, как от зубной боли, при первой фальшивой ноте. «Они же фальшивят!» – сказал он мне с разочарованием. «Зато как улыбаются!» – воскликнула я. Мне вспомнились унылые голоса нищих в московском метро, их просьбы о помощи, собственное смущение, когда вынимаешь мелкую купюру или монетку и думаешь, что этим все равно не поможешь. В парижском метро преимущественно играют, поют и танцуют, а потом собирают с публики заслуженный гонорар. А в нашем – уныло просят о помощи…
А как же парижские клошары? – спросите вы. Их, конечно, немало, но их положение не такое плачевное, как кажется. Во-первых, у каждого из них есть медицинская книжка, а, во-вторых, они получают пособие от государства. Люди, которые играют и поют в метро, – это не нищие, а обычные актеры и музыканты, у которых вместо сцены – подземка. Они зарабатывают на жизнь, как умеют… И все время весело улыбаются.
Вообще улыбка – это отличительная черта парижан. Здесь принято задорно улыбаться девушкам и женщинам и приветливо – пожилым дамам, а сами дамы смотрят в лица кавалеров с задорным вызовом. Париж очень молод и совершенно не желает стареть! Его психологический возраст веками не совпадал с физическим, что шокировало и пугало рассудительных и рациональных англичан, которые отправлялись в путешествие на материк, как в опасную экспедицию с непредсказуемым финалом. Словом, amusez-vous, vous êtes a Paris! «Развлекайтесь, вы в Париже!» – как любят говорить местные гарсоны.
Я обожаю эту парижскую вечно юную старину, которую ощущаешь в каждом уголке города – от Нотр-Дама до бульвара Пастер. Она повсюду – и в медлительном спокойствии весеннего парка Тюильри перед Лувром – с его фонтанами и тюльпанами и зелеными стульчиками, на которых так приятно сидеть, полузакрыв глаза и вдыхая ароматы Парижа. Ни Лувр, ни Нотр-Дам совершенно не выглядят старыми, как и собор Сен-Жермен-л, Оксерруа, который старше Нотр-Дама. Напротив, они излучают бодрость, эти древние камни, так что если прикоснуться к ним рукой, то почувствуешь вибрацию редкой силы, пронзающую тебя, как внезапное ощущение счастья.
Если бы у меня спросили, какой уголок Парижа я люблю больше всего, ответить было бы крайне затруднительно. Потому что Париж – необъятен и непостижим. Париж – это настоящий океан, как говорил Бальзак, и он был прав. А разве можно сказать, какой уголок океана ты любишь больше или меньше?
К тому же Париж – это подлинная энциклопедия мировой культуры, пахнущая жареными каштанами, фиалками и духами «Фрагонар». Жареные каштаны – одно из любимых лакомств парижан, и вы обязательно увидите на улицах большие жаровни, в которых поджариваются эти тугие, продолговатые темно-коричневые бусины.
Собор Парижской Богоматери на картине современного художника
Париж – это удивительный город, в котором все эпохи сосуществуют, так что можно переходить не только с улицы на улицу, но и из одного времени в другое. Если вы хотите познакомиться с античной Лютецией, то посетите археологическую крипту у Нотр-Дама. Вы спуститесь не только в подземелье, но и в полутемную, загадочную утробу веков. В Археологической крипте можно исследовать строения древней Лютеции, изучить карты города, познакомиться с результатами археологических раскопок, а еще – найти на карте современного Парижа римские термы, форум и амфитеатр.
Римские термы находятся прямо на территории Отеля Клюни (станция метро «Клюни-Сорбонна»), где античность братается со Средними веками. Сохранились Фригидариум (зал с холодными бассейнами), Кальдариум и Тепидариум с ваннами в нишах.
Термы были построены в конце второго века, при участии богатейшей корпорации речников древнего Парижа. Дело в том, что Париж – это острова, соединенные мостами, город в буквальном смысле слова стоит на воде, а в древности Сена была важной судоходной артерией Европы. Соответственно, корпорация речников – то есть судовладельцев и матросов, занимавшихся речной торговлей, считалась одной из самых богатых.
У колонн Фригидариума, на которых держатся своды, вместо капителей – скульптуры кораблей, широких и круглобоких, напоминающих кораблик в гербе Парижа. Эти скульптурные корабли полны панцирями, шлемами, щитами и другим оружием. На бортах кораблей – барельефные изображения тритонов. Термы относятся или ко времени царствования императора Септимия Севера (193–211), или к эпохе его преемника Каракаллы (212–217). Так что ощутить, что такое «дни безумных извращений Каракаллы», можно и в современном Париже!
Термы прослужили примерно полстолетия и были заброшены в период нашествий варваров, в III в. Именно тогда исчезли мраморная облицовка залов, фресковая живопись, мебель… Эти термы составляли только часть огромного комплекса зданий, включавшего в себя дворец римского наместника в Галлии, в котором в период раннего Средневековья жили первые короли из династии Меровингов.
Примерно в 1300 г. католический орден Бенедиктинцев, главной резиденцией которого был знаменитый монастырь Клюни в Бургундии, купил в Париже участок с руинами терм и двумя особняками. Так возникло «подворье монастыря Клюни в Париже» полуготической-полуренессансной архитектуры. Термы вошли в состав Подворья. Один из аббатов Клюни, Жак д, Амбуаз, решил реконструировать парижскую резиденцию монастыря между 1485 и 1500 гг. Результатом этой реконструкции стало сохранившееся до наших дней здание – шедерв поздней, «пылающей», готики.