Впрочем, в этом музее меня ожидала и сугубо практическая информация. Например, я узнала, что для изготовления литра цветочной эссенции нужно собрать целую тонну цветов, причем один человек может собрать лишь 4 килограмма в день. Первые духи были помадками и наносились на тело. Только в XV в. появились духи жидкой консистенции, а в XVI столетии парфюмеры стали изготавливать фарфоровую посуду для хранения духов.
Музей парфюмерии в Грасе
Французские парфюмерные традиции тесно переплетены с итальянскими, в частности – с флорентийскими. Флорентийка Екатерина Медичи привезла во Францию своего парфюмера и лекаря мэтра Ренэ, который снабжал ее придворных дам благоуханными опиатами для губ (помадой), кремами и духами. Однажды Екатерина Медичи заставила мэтра Ренэ поучаствовать в жестокой и коварной затее: отравить ее соперницу Жанну д, Альбрэ, мать Генриха Наваррского, с помощью надушенных бальных перчаток. Эти перчатки пахли левкоями… и смертью. Тело бедной королевы Наваррской покрылось страшными язвами, и вскоре несчастная умерла. Но мэтр Ренэ стал замаливать свою вину и помогать сыну бедняжки-королевы, Генриху Наваррскому, будущему «Доброму королю» Генриху IV, взойти на престол.
В Музее парфюмерии можно купить не только жидкие, но и сухие духи, а еще – благоухающее мыло и кремы, туалетную воду и одеколоны. Здесь я услышала немало и о самой французской столице парфюмерии, городе Грасе в Провансе, расположенном между Лазурным берегом и предгорьями Альп. Грас возник как город ремесленников-перчаточников, которые ароматизировали перчатки согласно последней итальянской моде. Сейчас в Грасе производят компоненты, которые затем входят в знаменитые ароматы – ароматические композиции. В Грасе есть около тридцати фабрик по изготовлению духов, среди которых Галимар (Galimard), Фрагонар (Fragonard) и Молинар (Molinard).
Я не буду перечислять в этой главке всех знаменитых французских производителей парфюмерии. Они и без того известны… Имена Ива Роше и Коко Шанель навсегда вписаны в историю – благоухающими золотыми буквами. Скажу только, что аромат – одна из удивительнейших граней Красоты, один из ее причудливых ликов. У Франции множество ароматов, которые передают душу этой страны. Для меня, например, запах Франции – это лаванда. Я представляю себе огромные лавандовые поля Прованса и думаю о том, что не может быть ничего слаще, чем зарыться лицом в накрахмаленное до приятного хруста, благоухающее лавандой белье… И почувствовать, как запах Франции вливается в твою душу, чтобы остаться в ней навсегда.
Как жить по-королевски
«Бродит осень по садам Версаля»
«Бродит осень по садам Версаля, / Вся багровым заревом объята, / А мне снятся рыцари Грааля / На скалах суровых Монсальвата», – писал Максимилиан Волошин, который любил тихие, неспешные прогулки по восхитительной Версальской перспективе, когда парк кажется огромным и необъятным, а где-то вдали темнеет едва различимая для взгляда линия леса. Эта перспектива, созданная гениальным архитектором Ле Нотром, меня всегда удивляла: версальский парк не так велик, но выглядит неисчерпаемым, как тайна. Когда сбегаешь по ступеням вниз – к фонтанам и искусственным водоемам, кажется, что спускаешься в неизвестность.
Ле Нотру удалось создать в этом парке удивительную иллюзию величия, которой так умело пользовался «король-солнце», Людовик XIV. Его величество торжественно совершал со своими придворными ежедневную утреннюю прогулку, показывая им чудеса необъятного парка. Нежно шуршали розовые, кофейные, белые и нежно-голубые дамские платья, в воздухе, словно бабочки, порхали причудливые ароматы, на завитых головах кавалеров покачивались шляпы с пышными перьями, король мерно постукивал по гравию тростью с роскошным кованым набалдашником, и плыла над парком, словно огромное, нежно-сиреневое облако, пышная барочная музыка великого Сюлли…
«Анжелика – путь в Версаль!» – сказала я себе, спускаясь по ступенькам. Захотелось слегка приподнять подол несуществующего платья – но, увы, я была в брюках и куртке. Ах, как пошло бы мне сейчас небесно-голубое бархатное платье и изящная шляпка с пером! Эти роялистские грезы увлекли меня настолько, что, блуждая по версальскому парку, я упустила собственный туристический автобус. Группа уехала в Париж без меня, они спешили на экскурсию в Лувр, а мне пришлось добираться в город на пригородном поезде RER. Такой оборот событий меня, впрочем, нисколько не расстроил. Я осталась наедине с Версалем – без надоедливого жужжания русской гидессы, которая перепутала всех Людовиков и даже не знала, кто такой Люлли. А я купила себе диск «Дамы барокко» с великолепной оперной и концертной музыкой XVII столетия – и утешилась.
Версаль – очаровательный городок, «гнездо» современных роялистов. Они и поныне собираются в пышных дворцовых залах, чтобы станцевать менуэт. И знать не желают бонапартистов из Мальмезона или, Боже упаси, республиканцев из Сен-Дени! В Версале чувствуется терпкий и пряный вкус абсолютной монархии, ее последнее «прости»! Даже республиканцы здесь поневоле становятся монархистами. Слишком уж привлекательна иллюзия величия, созданная Ле Нотром, Мансаром и Лево, слишком пышен Версаль, так что глаза устают от обилия огромных зеркал в золоченых рамах, мрамора и бархата…
Когда видишь бархатные скамеечки для фрейлин королевы, так и хочется присесть на одну из них и заняться, скажем, шитьем или чтением вслух сонетов Ронсара или пьес Мольера. А когда смотришь на широкую королевскую кровать под пышным балдахином с кистями, в голову невольно приходят фривольные мысли о красавицах фаворитках, которые, се ля ви, вытеснили с этих кроватей законных королев!
Вот возлежит, едва прикрытая пахнущей лавандой простыней царственная Атенаис де Монтеспан, которую современники обвиняли в сатанизме и участии в черной мессе… Мол, она хотела таким образом удержать внимание короля! А вот Франсуаза дю Скаррон, будущая маркиза де Ментенон… Эта закрылась простыней по самые нежные, покрасневшие от приятного волнения ушки и, кажется, стесняется своей наготы! Мадам де Помпадур – та, наверное, не только шептала Людовику XV слова любви, но и, между делами амурными, не забывала о любимой Севрской фарфоровой мануфактуре. Фаворитки королей охотно покровительствовали индустрии красоты, как и наукам и искусствам. Им мы обязаны развитием придворного театра, расцветом лионских шелковых мануфактур и появлением шикарных севрских ваз и сервизов.
Версаль строился под руководством Людовика XIV с 1661 г. Почему именно с 1661-го? Да потому что в этом году умер всесильный и чудовищно богатый кардинал Мазарини, присвоивший себе добрую половину королевской казны, если не всю ее, и Людовик XIV стал полноправным монархом. Король взял за образец роскошный дворец суперинтенданта финансов Николя Фуке в Во-ле-Виконте, но захотел превзойти земное чудо в Во. Еще пышнее, еще шикарнее, так, чтобы и фонтаны лучше, чем в Шантильи, у принцев Конде, и дворец изящнее, чем у Фуке! «Король-солнце» был завистлив и не мог простить своим подданным чрезмерной роскоши. Никто во Франции не имел право жить лучше короля. И Фуке, и отчасти – «Великий Конде», и герцог де Бофор – все они пострадали за желание хоть в чем-то превзойти короля. Таковы издержки абсолютной монархии – ни одно светило не может быть ярче солнца! А Людовик считал себя не какой-нибудь там звездочкой, а именно солнцем…
Слово «Версаль» переводится как «пустошь». На месте дворца и в самом деле была пустошь – поля и леса. Правда, при Людовике XIII, отце «короля-солнце», стоял здесь скромненький охотничий замок, построенный для короля Филибером ле Руа. Именно в этом замке Людовик XIII принял решение о назначении кардинала Ришелье первым министром страны. При Анне Австрийской о замке забыли, а вот сын надменной испанки почему-то о нем вспомнил. Тень отца, что ли, к нему явилась, как к Гамлету?
Знаменитая парковая перспектива Версаля
Итак, Людовик призвал Жюля Ардуэна– Мансара, племянника великого Франсуа Мансара, Луи Лево и Андре Ле Нотра и велел им создать на месте пустоши чудо из чудес, самый роскошный дворец в Европе. Три гения постарались на славу, чтобы удовлетворить чудовищный аппетит абсолютного монарха… И действительно, с конца XVII века Версаль считается не только образцом загородных королевских резиденций, но и шедевром изысканности и утонченного вкуса. Французы до сих пор говорят о чьих-то вычурных манерах: «Какой Версаль!»
«Король-солнце» велел везти в Версаль все лучшее в его стране и мире: шелк из Лиона, ковры из Леванта, венецианские зеркала, флорентийское серебро, руанский фаянс, кружева из Алансона, мрамор из Юрских гор, Лангедока и Прованса, пушистых болонок с Мальты… В 1677 г. Людовик объявил Версаль официальной королевской резиденцией. Ардуэн-Мансар устроил во дворце Зеркальную галерею и Оранжерею, а Ле Нотр соорудл бассейны Аполлона и Нептуна и Большой канал. По этому каналу при «короле-солнце» плавали гондолы, ведомые гондольерами из Венеции. А в гондолах сидели очаровательные дамы с розами и гвоздиками в высоких прическах, томно обмахивались веерами, инкрустированными перламутром, и, краснея или нет, слушали комплименты красноречивых и порой фривольных кавалеров…
Архитектор Жак-Анж Габриэль пристроил к северному крылу дворца великолепный театр, где ставили пышные барочные оперы и где примадонны трогательно подносили к подведенным глазам надушенные, украшенные алансонскими кружевами платочки! Людовик XIV приказал наполнить дворец и парк своими символами – многочисленными золотыми и серебряными солнцами, мраморными Аполлонами и аполлоновыми колесницами.
И Солнце, и его бог – Аполллон – в Версале повсюду. Глаза устают от обилия солнечной символики. Самовлюбленный король, право, переусердствовал по ее части. Тронной залой Людовика был салон Аполлона. В салонах Войны, Мира и Планет тоже преобладает солнечная символика. А на все эти королевские причуды надменно взирает болезненно худой молодой генерал с черными напудреными волосами и яростным блеском в миндалевидных итальянских глазах – Наполеон Бонапарт. Его портрет тоже висит в Версале… Всегда удивлялась, как это стройное, натренированное тело молодого военачальника стало толстой и бесформенной плотью усталого пожилого императора! Старость, впрочем, делает и не такое… Она может пощадить душу, но, увы, не щадит тело.