ми ратушами, какие некоторые из них построили себе в XIV–XVI вв., то каланча, за неимением гостиного двора, часто служила сборным местом для граждан. В нижнем этаже башни помещались пленники и арестанты; в следующем этаже находилась зала, где собирались эшевены; еще выше хранились архивы, хартии, печати и казна. Это был центр, сборное место города.
Освобожденные общины подобно рыцарям входили в состав феодальной иерархии в качестве вассалов и сюзеренов. Все равно, было ли их устройство вполне или лишь наполовину аристократическим, было ли число магистратов, носителей общественной власти, очень велико или ничтожно, их общей отличительной чертой являлось то, что они подобно феодальным владельцам пользовались судебной, законодательной и финансовой властью и имели особую печать и свою башню — эмблемы сеньории, осязательные знаки их сходства с феодальными поместьями. Когда король разрушал коммуну и обращал ее в свою собственность, он приказывал сломать печать и снести городскую каланчу; когда он завладевал феодом, то разрушал башню. Как внутри, так и снаружи коммуна представляется нам коллективной сеньорией.
Общественный мир в коммунах. Не следует думать, будто освободительные грамоты положили конец ожесточенной борьбе городов с сеньорами. Без сомнения, общины перестали быть жертвами изнурительного произвола, но они беспрестанно старались расширять свои прерогативы, тогда как сюзерены, в свою очередь, силились уничтожить сделанные ими уступки. С другой стороны, коммуны беспрестанно старались изгонять тех феодалов, которые сохраняли поместья или повинности на муниципальной территории; и так как освобождение доставило им могущественные средства нападения и защиты, то результатом этих стремлений были ожесточенные распри, острые и продолжительные кризисы. И как ни приятно обладать свободой и силами для борьбы, хотя бы она и была сопряжена с риском поражения, тем не менее населению, вероятно, не раз приходилось страдать.
Столкновения с церковью. Особенно с церковью бывали у горожан нескончаемые, иногда трагические споры. Если духовенство питало по отношению к ним чувство систематической враждебности, то и они относились к нему не с меньшей недоброжелательностью. Главным образом, они стремились подчинить его коммунальной подати, заставить его нести часть общественных расходов; это вызывало сопротивление и жестокие стычки. В начале XIII в., когда жители Вердена принудили духовенство платить налог, епископ собрал войско, осадил город и покорил его. Далее, коммуны нарушали судебные привилегии капитулов и аббатств, вопреки праву убежища разыскивали преступников в их поместьях, арестовывали вассалов и слуг духовных лиц. В Нойоне в 1222 г. магистраты захватили одного служителя капитула Богоматери на кладбище этой церкви и бросили его в тюрьму. Капитул тотчас наложил интердикт на город, отлучил мэра и присяжных. Тогда граждане собрались и с громкими криками «Коммуна! Коммуна!» ворвались в монастырь и собор, где изранили консисторского судью, декана и каноника; монахов преследовали по улицам, оскорбляли и освистывали. В 1294 г. в Лане два дворянина оскорбили горожанина; народ встал на защиту последнего и устроил охоту на обидчиков, но они скрылись в соборе; один сановник, надеясь спасти их, ввел их на башню, и так как их отказались выдать, то толпа оставила у дверей караульных; на следующий день набат призвал всех жителей к оружию, толпа с шумом ворвалась в церковь, схватила дворян и укрывателя и потащила их за ноги и за волосы по улицам и площадям к дому оскорбленного горожанина; здесь толпа принялась неистово бить их кулаками, палками и топорами и затем бросила в тюрьму, где один из них умер. В Бове, Реймсе, Арре все горожане обязуются ничего не продавать духовным и их слугам, то есть морят их голодом. Духовные сеньоры, со своей стороны, выказывали не больше мягкости: аббат Везеля, епископ Бове блокировали собственные города, запрещая жителям соседних местностей доставлять съестные припасы своим подданным. В 1305 г. епископ Бове, следуя примеру архиепископа Камбре, выдал свой город вооруженным шайкам, которые опустошили его огнем и мечом. В других местах церковные суды, поддерживаемые королевскими трибуналами, изнуряли общины штрафами. История суассонской коммуны представляет собой непрерывный ряд столкновений между городской магистратурой и капитулом. Бове, Корби, Лан, Сен-Рикье находились в постоянной вражде с церковью.
Братства горожан в городах Южной Франции. Не более спокойно было и в городах Юга. Здесь жители в интересах борьбы со своими общими врагами учреждали настоящие тайные общества, носившие название братств. В Марселе граждане в 1212 г. составили братство, «чтобы защищать невинных и противодействовать несправедливым насилиям». Тулуза, Байонна имели свои политические братства, которых сеньоры очень боялись. В Авиньоне в 1215 г., дворяне жаловались, что они ограблены братствами. В Арле в первой половине XIII в. архиепископу приходилось упорно бороться с этими присяжными товариществами. Около 1232 г. Бертран Аламанон в одной сервенте обвинял прелата в том, что он уморил в тюрьме некоего Жюнкера (может быть, Гильома Жонкьера) за принадлежность к одному братству. В 1235 г. одно из этих обществ свергает подеста, берет в свои руки бразды правления, заставляет всех жителей принести клятву покорности, овладевает дворцом архиепископа, его поместьями и скотом и доходит в своем безрассудстве до того, что налагает интердикт на церковь, справляя свадьбы без посредства церкви и запрещая продавать что бы то ни было духовным, даже носить им воду. Братство ежеминутно распадается и беспрестанно возникает снова, по мере того как возобновляются неистовые и непостоянные страсти.
Внутренние раздоры и социальная борьба. Когда горожане не боролись со своими общими врагами, они дрались друг с другом. Обычно граждане распадались на две или несколько партий, сгруппированных вокруг нескольких семейств, которые держали в своих руках общественные должности и оспаривали их друг у друга; они вели между собой бесконечные войны, продолжавшиеся из рода в род и столь ожесточенные, что во многих городах Юга они сделали необходимым, как мы видели, учреждение подестата.
В XIII в. эти фамильные соперничества осложнились чрезвычайно сильными социальными смутами. Вспомним, что во всех городах, даже там, где конституция носила вначале демократический характер, власть находилась в руках богатых горожан, которые правили безраздельно и бесконтрольно и неизменному, безмятежному счастью которых так завидовал один клирик из Труа в романе, носившем название «Renart le Contrefait». Эта каста, в такой же степени исключительная и замкнутая, как феодальный класс, обнаруживала жестокость по отношению к простому народу, который ее поддержал, изнуряла его налогами, повинностями и несправедливостью. Но народ, составлявший большинство жителей, не замедлил организоваться и образовать в среде большой коммуны маленькие ассоциации с собственными уставами и вождями; эти ассоциации в свою очередь составляли заговоры и затевали мятежи против аристократии. Особенно ставил он в упрек господствующей партии дурное управление муниципальными финансами; при всяком удобном случае он обвинял магистратов в лихоимстве и продажности и заявлял притязания на право контроля над ними. «И после этого, — говорит Бомануар, — когда коммуна требует отчета, они отлынивают, говоря, что отдали отчет друг другу». Неудовольствие было основательно, потому что города задолжали все более и более, как в Англии, так и во Франции, как в Германии и Италии, так и в Нидерландах. Последствием этого порядка вещей были частые бунты. В Бове в 1233 г. город разделился на два лагеря, на простонародье и знать, состоявшую, главным образом, из банкиров. Произошло восстание; народ бросился на банкиров, и с обеих сторон оказалось несколько убитых и раненых. Смута достигла таких размеров, что Людовик Святой счел нужным назначить в Бове чужого мэра. Едва последний въехал в город, как мятежники напали на него и принялись поносить его и рвать на нем одежду, крича: «Вот как мы делаем тебя мэром!» Тогда король пошел на взбунтовавшийся город, разрушил дома главных вождей восстания и посадил 1500 бунтовщиков в тюрьму.
В то время аристократия была еще слишком сильна, чтобы допустить умаление своих привилегий; но с течением времени зло, от которого страдало городское население, все более усиливалось, и в конце XIII в. народная ненависть разразилась такими страшными мятежами, что подавить их оказалось невозможным. В итальянских городах простонародье, или, как его называли во Флоренции, arti minori, добилось представительства в общественных советах. Во фламандской области — в Генте, Дуэ, Брюгге, Ипре, Арре — население восстало между 1275 и 1280 гг. В Руане около того же времени был убит мэр. Перед этим потоком грозных требований буржуазия принуждена была отступить, и в течение XVI в. фландрские, как и германские, коммуны предоставили рабочим корпорациям более широкое участие в муниципальных выборах.
Захват французских коммун королевской властью. Во Франции за водворение мира в городах и местечках взялась королевская власть. В царствование Филиппа Августа коронные легисты провозгласили тот принцип, что все коммуны королевства, расположенные как в феодальных сеньориях, так и на территории королевского домена, суть королевские города и зависят непосредственно от суверена. Их преемники успешно работали над проведением этой доктрины, перенося в королевский суд так называемые королевские дела, изъятые ими из ведения муниципальных судов, допуская в парламенте апелляции на приговоры последних, призывая на службу короля военные ополчения городов, контролируя деятельность магистратов, вмешиваясь в выборы и подвергая штрафам непокорные коммуны. Заботясь об удовлетворении народных жалоб и об ограничении произвола олигархии, королевская власть часто изменяла конституции городов к выгоде простого народа, но вместе с тем она пользовалась всяким удобным случаем, чтобы конфисковать муниципальные вольности, и вот каким образом. В царствование Людовика Святого Счетная палата простерла свой контроль на управление муниципальными финансами. Бюджеты городов, дошедшие до нас во множестве, показывают, что в большинстве случаев расходы превышали доходы и что в общем долг достигал огромной цифры. Но следует прибавить, что ответственность за это печальное положение дел в значительной степени падает на фискальную политику королевской власти: не довольствуясь тем, что общины были обременены налогами и податями, она старалась совершенно разорить их, взимала с них огромные штрафы за малейшие провинности, стремясь таким образом подчинить их себе безусловно. Это была изнурительная, грабительская опека, которая под предлогом правосудия обирала тех, на кого распространялось ее покровительство. Разоренные, волнуемые восстаниями простонародья, угнетаемые королевскими чиновниками, коммуны в конце концов отдавали себя во власть короны, что влекло за собой уничтожение их привилегий, их автономии и независимости. Таким образом покорились множество городов, особенно при Филиппе Красивом; те же, которые еще держались, сохраняли лишь тень своего прежнего п