Антон взял письмо и углубился в чтение. С каждой минутой его волнение усиливалось.
«Мой дорогой, — писал ротмистр Ушаков своему французскому товарищу. — Не смею просить вас о многом, но помните: вы мне обязаны. Зная, что вы — человек чести, настоящий дворянин и лучший сын своей страны, прошу вас позаботиться о моем состоянии, что скрыто глубоко в подвале дома на углу Тверского бульвара и Тверской улицы. Вы легко сумеете отыскать этот особняк, поскольку это единственный в округе дом о трех этажах, более-менее сохранивший свой облик после пожара. Прошу вас убедиться, что новые владельцы дома, кем бы они ни были, не сумели воспользоваться состоянием моей семьи.
Уверен, мое возвращение в родную Россию не за горами, а временное изгнание — следствие необходимости. Мой друг, если бы вы только знали, какие чудесные события произошли со мною перед моим отъездом в Австрию! Мне посчастливилось обедать с самим государем императором, ему же я обязан своим чудесным спасением. Ведь он буквально вытащил меня с виселицы, да к тому же подарил мне табакерку. Необычную, с прелюбопытнейшей историей. Эта табакерка…»
Антон перечитал последнее предложение несколько раз.
— Что? — спросил он, глядя на Жерара. — Хотите сказать, ваш предок был знаком с Александром Первым и тот подарил ему эту реликвию? Отчего же он бежал из России, почему не вернулся за сокровищами? Не верится что-то.
— Вы же сами видите, копия письма подлинная, того времени, перевод дословный. Есть одна проблема. В конце письма не читается несколько предложений, со временем они стерлись, а там как раз и говорится про этот предмет. Но Роджер так поверил в то, что он и по сей день надежно спрятан в московском подвале, что пожертвовал на поиски огромные деньги, а может быть, поплатился за свою страсть жизнью.
— Какой предмет? — спросил Ральф.
— Я тебе вечером расскажу. Это долгая история, — ответил Антон. — Жерар, получается, клад и, так сказать, бонус все еще могут находиться здесь, под нами? Лежат больше двухсот лет и ждут нас? Это же здорово! — Антона охватило сильнейшее волнение.
— К сожалению, это не так, — вздохнул Жерар. — Да, ротмистр Ушаков больше никогда не увидел своей родины, а мой предок мало пожил: видимо, неподходящим оказался для него климат Санкт-Петербурга. Он женился на русской дворянке Евдокии Спиридоновой, которую, по семейному преданию, отбил у самого Александра Сергеевича Пушкина, вашего великого поэта. Жена его умерла при родах, но ребенок — сын — выжил. Почти сразу же он по службе отправился в Малороссию, где женился на наследнице небогатого помещика, у которого было имение в местечке Красное, что под Киевом, кажется. От этого брака у него осталась дочь Ольга. Вскоре после ее рождения мой предок скончался.
— По имени Ольга? — переспросил Антон.
— Антон, come on! — воскликнул Ральф. — Жерар, продолжайте.
— Я продолжаю. Так вот, клад, скорее всего, так и оставался невостребованным много лет.
— Ну, и… — Антон уже не скрывал нетерпения.
В это время его телефон завибрировал.
— Незнакомый номер, — проговорил Антон. — Не знаю, ладно, отвечу, не говорите ничего без меня. Да! — он прикрыл ладонью микрофон.
— Привет, — раздался в трубке голос, который он узнал бы сейчас из миллиона.
— Оля?
Ральф снова вздохнул и, пожав плечами, демонстративно отвернулся.
— Антон, прости, что я тебе не звонила и не писала. Сам понимаешь. Все так сложно и неожиданно. Тем более, твоя личная ситуация. Ты несвободный человек, а мне надо было устраивать свою жизнь.
— Оль, — перебивая ее, спокойно промолвил Антон. — Ты уверена, что ты украинка, а не немка?
— К чему такие вопросы?
— Ты слишком практична.
— Это не так, — со смехом ответила она. — Если бы я была практична, то не стала бы тебе звонить. Я просто… В общем, лучше было бы написать тебе эсэмэску, но я скажу. Тебе, кстати, удобно вообще говорить сейчас?
Антон взглянул на своих собеседников. Ральф с осуждением посмотрел на него и чуть слышно прошептал: «Тебе что, совсем неинтересно окончание истории?» Жерар демонстрировал полное хладнокровие.
— Все нормально, удобно, — ответил Антон.
— Не могу я тебя забыть. Делай что хочешь, но нам надо встретиться и объясниться. Чтоб тебе было легче думать, я уже в Москве.
Они поговорили еще несколько минут, и, наконец Антон — уже другой Антон: не тот, что присутствовал при начале разговора, а Антон абсолютно счастливый и улыбающийся, простивший Жерара и еще больше возлюбивший своего немецкого друга, — вернулся к своим собеседникам.
— Итак, что было дальше, Жерар?
— Наконец-то, — проворчал Ральф.
— Я ведь приехал в Москву не вчера, а несколько дней назад, — продолжил Жерар. — Мне стало известно, что владелец кафе объявил тендер на капитальный ремонт. Под видом топ-менеджера крупной французской строительной фирмы я умудрился исследовать все подвальные помещения кафе. Задача: найти способ проникнуть туда и все более детально изучить. Согласен, идея бредовая. Но для очистки совести надо было. Нанял кое-кого, кого-то просто подкупил. Пока ходили по подвалам с умным видом, через переводчика разговорился с местными рабочими, которые нас сопровождали. И один из них, по виду и поведению старший, поведал удивительнейшую историю. «Кафе это, — сказал он, — построено на деньги, вырученные от сдачи государству какого-то баснословно крупного клада, найденного под тем самым местом, где мы с вами сейчас стоим…»
— История, описанная в романе «12 стульев», наконец-то случилась в реальности, правда? — рассмеялся Антон.
Жерар и Ральф посмотрели на него с недоумением.
— Ах да, — добавил он уже серьезно. — Откуда вам… Господи, как же вы живете там у себя, без Булгакова, Гоголя, Ильфа и Петрова? Жерар, получается, что кафе-то действительно ваше.
…Антон шел по Тверскому бульвару вниз, к Никитским воротам. На сердце было тепло, в голове пели ангелы, душа стремилась к девушке, которую он, похоже, полюбил. Он думал о том, что уже достаточно повидал за последние годы. Пора было уже остепениться, устроить свою жизнь, создать настоящий домашний очаг, отправиться в путешествие. Но не в такое путешествие, из которого мало шансов вернуться живым, а в нормальное, вероятно даже, свадебное. Он шел по бульвару и улыбался прохожим. Некоторые проходящие девушки отвечали ему чуть заметными улыбками, но уже не волновали его. Скоро он снова увидит Олю. Он думал о ней и впервые действительно ощутил, что означает выражение «мысль греет».
Неожиданно он остановился на месте и задумался. Достав телефон, он набрал Ольге.
— Да, дорогой мой, — ответила она, и по голосу было понятно, что она так же счастлива, как и он.
— Оля, помнишь, ты на яхте рассказывала мне про свою деревню под Киевом, откуда родом все твои предки и где ты все лето проводила в детстве?
— Конечно, помню.
— А как деревня называется?
— Красное. А что?
Эпилог
Михаил Иванович Ушаков был доставлен в Петергоф, во дворец Монплезир. Здесь ему дали воды и каравай, попросили сидеть и ждать, после чего дверь заперли.
Все еще находясь в глубочайшем волнении от произошедшего, еще не до конца веря в свое чудесное спасение, ротмистр упал на колени перед образом Казанской Божьей Матери и стал истово молиться и благодарить. Еще никогда в жизни он не обращался с такими словами к Богородице. Молитва для него стала мостиком, который протянулся от неминуемой, казалось бы, дороги в бездну к возрождающимся надеждам и полной груди такого сладкого, упоительного воздуха Жизни!
— Богородица, Матушка, заступница! Благодарю тебя за все благодеяния твои! Не знаю, как мне теперь жить и что я должен сделать, чтобы оправдать милость твою, Матушка, всесильная, предобрейшая, премилостивая. Матушка Богородица, как же хорошо жить! Велик Господь, велик Сын Твой, который умер на кресте за нас всех, неразумных, и воскрес, подарил надежду. Однако же, страшно, страшно, Матушка, помирать. Люди мы неразумные и не все подобны старцам, что постигли святую веру. Боимся смерти и темноты. Слава тебе, Господи, слава тебе, Богородица…
Он молился, проговаривая то, что помнил наизусть, а остальное своими словами, заливаясь слезами радости и умиления.
Загремели замки, дверь отворилась, и в комнату вошел государь. Перекрестившись на икону, он подошел к ротмистру и подал ему руку. С волнением Ушаков пожал ее.
— Вставай, ротмистр, — произнес Александр с чувством. — Прости своего государя, что дела великие заставили позабыть об одном из самых преданных и честных наших подданных.
Слезы текли из глаз ротмистра беспрестанно. Однако же он их не стыдился. Умиление, вызванное такими простыми словами великого государя, окончательно согрело его сердце.
— Ладно, брат, — царь присел на скромный стул, стоящий в углу помещения. — Я бы с преогромным удовольствием продолжил бы с тобой беседы, да и чарку бы опять поднял, так уж по-доброму с тобой выпивать, но, думаю, в другой раз. А теперь есть у меня для тебя одно поручение. Отправляйся по следам Наполеона, лишь только убежит сей несчастливый вояка из моей России, отыщи за границею его штаб. Хитростью или за счет подкупа, но, заклинаю тебя, передай для него личное мое послание. Это дело чрезвычайной государственной важности. Понял меня?
Ушаков молчал.
— Вы колеблетесь?! — с удивлением воскликнул царь, сдвинув брови.
— Никак нет, государь. Я выполню любое Ваше поручение. Но мне бы только одно дело провернуть…
— Да какое еще дело! Быстро собирайся в дорогу! — горячо приказал Александр. — Хотя… Все, я теперь понял, о чем ты. Зазнобу свою хочешь найти? — догадался царь. — Что ж, и это позволяю. Попрошу сей же час справить для нее паспорт и подорожную. Как ее фамилия?
— Не знаю, Ваше Величество…
— Вот ведь нравы, — со смехом заметил Александр. — Влюбился в девицу, а фамилию спросить позабыл. Право, ротмистр, не отпускал бы тебя от себя, коли не спешное и важное дело, которое вот прямо сейчас мне совершенно некому поручить, кроме тебя, голубчик. Да и удача на твоей стороне: надо ж так, веревка порвалась.