т, по которым можно было бы опознать его. Вот что происходит, когда двор кишит иностранцами, а сам король, как говорят, по-французски объясняется свободнее, чем по-английски. Но я рассчитываю сполна расплатиться сегодня ночью за все разом.
Дона посмотрела украдкой на часы над лестницей. До полуночи оставалось двадцать минут.
— А вы, милорд? — повернулась она к Годолфину. — Вы тоже принимали участие в этой истории с пропажей корабля мистера Рэшли?
— Да, мадам, — натянуто ответил он.
— Надеюсь, вы не пострадали?
— К счастью, нет. Мошенники поспешили показать нам свои пятки. Как все французы, они предпочли удрать, нежели встретиться в честном бою.
— А их предводитель? Он действительно оказался воплощением жестокости, о чем вы мне толковали в прошлый раз?
— О мадам, даже в тысячу раз хуже. Это самый бесстыжий, кровожадный и злонамеренный негодяй, какой когда-либо попадался мне на глаза. Мы выяснили, что в каждое плавание он берет на борт своего корабля множество женщин. Большинство из этих погибших созданий было украдено им из наших окрестных деревень.
— Да, на борту «Мерри Форчун» находилась женщина! — с негодованием воскликнул Филипп Рэшли. — Я сам видел ее на палубе так же ясно, как вижу теперь вас. У этой нахалки была кровь на подбородке, а спутанные волосы упали ей на глаза. Вероятно, какая-нибудь шлюха из французского порта.
— Там еще был мальчишка, — вставил Годолфин. — Этакий малолетний негодник. Он стучался в дверь Филиппа. Готов поручиться, в этой заварухе без него не обошлось. Он скулил и хныкал. А профиль у него был совсем женский, что меня тогда неприятно удивило.
— Вы правы, во французах есть что-то извращенное, — поддержала его Дона.
— Им бы ни за что не уйти от нас, если бы не ветер, — бросил Филипп Рэшли. — Внезапно со стороны Редимаунтс налетел шквал и наполнил паруса шхуны. Это походило на проделки самого дьявола. Джордж прицелился из мушкета в главаря, но, увы, упустил его.
— Как же это случилось, милорд?
— Я оказался в невыгодном положении, — откашлявшись, пробормотал Годолфин, и предательская краска разлилась по его лицу.
— Не стесняйся, Джордж! — хлопнув себя по коленям, крикнул Гарри с другого конца стола. — Мы уже все знаем об этом. Ты остался без парика, ведь так? Подлый лягушатник подцепил твой парик?
Глаза всех присутствующих устремились на Годолфина, который, окаменев, уставился на свой стакан.
— Не обращайте на них внимания, дорогой лорд Годолфин, — утешила его Дона. — Выпейте еще немного. В самом деле, велика потеря — парик. А ведь вы рисковали куда большим… Представьте себе, что бы тогда делала леди Годолфин?..
Без четверти двенадцать. Без десяти. Без пяти двенадцать. Внезапно Эстик, взглянув на часы, поднялся на ноги и обратился ко всем присутствующим:
— Джентльмены, мы уже потеряли довольно много времени. Надеюсь, вы не забыли, с какой целью мы собрались здесь сегодня?
Мигом воцарилась мертвая тишина. Покрасневший Тремайн тупо поглядел на свою тарелку. Карнетик вытер кружевным платком пот, стараясь ни с кем не встречаться глазами. Кто-то закашлялся, кто-то зашаркал под столом ногами. И только Гарри продолжал бессмысленно улыбаться, мурлыкая пьяным голосом свою песню. Часы пробили полночь. Эстик выжидающе посмотрел на хозяйку. Дона сразу же поднялась на ноги и спросила:
— Вероятно, вы ждете, чтобы я ушла?
— Чепуха! — запротестовал Гарри, приоткрыв один глаз. — Пусть моя жена остается за столом. Не то, будь я проклят, вечер без нее будет испорчен — так всегда бывало. Твое здоровье, моя красавица, даже несмотря на то, что ты позволяешь слугам разгуливать по своей спальне.
— Гарри, время для шуток миновало, — оборвал его Годолфин. Обращаясь к Доне, он добавил: — Нам действительно было бы проще обсудить все без вас.
— Ну конечно, я понимаю, — согласилась Дона. — В любом случае мне бы не хотелось вам мешать.
Все встали со своих мест, чтобы раскланяться с хозяйкой, как вдруг во дворе раздался звон большого колокола.
— Кто-то пожаловал к ужину с опозданием на два с половиной часа, — зевнул Гарри. — Надо бы откупорить еще одну бутылку.
— Разве не все в сборе? — недоуменно спросил Эстик. — Мы что, ожидаем еще кого-то, Годолфин?
— Нет, я никого больше не предупреждал, — нахмурился Годолфин. — Наша встреча держалась в секрете.
Снова настойчиво зазвонил колокол.
— Эй, кто-нибудь! Ступайте и откройте дверь, — крикнул Гарри. — Где вы там? Эй, Томас!
— Какие приказания ты отдал своим слугам, Гарри? — отодвигая стул, резко спросил Годолфин. — Ты что, позволил им уйти спать?
— Спать? Вот еще! — фыркнул Гарри, с трудом приподнимаясь на ноги. — Вся братия, небось, околачивается где-нибудь на кухне. Кликни-ка их снова, Рок, что у тебя — язык отнялся?
— Никого нет, — отрезал Рокингэм. — Кругом ни огонька. В кухне темно, как в яме.
Колокол ударил в третий раз. С проклятием Эстик пошел к двери, чтобы отодвинуть засов.
— Вероятно, это кто-нибудь из расставленных нами в лесу людей, — предположил Рэшли. — Может быть, уже завязалась схватка.
Дверь распахнулась. Эстик, стоя на пороге, крикнул в темноту:
— Кто пожаловал в замок Наврон?
— Жан-Бенуа Абери — к вашим услугам, джентльмены, — последовал ответ, и в зал вошел Француз со шпагой в руке. — Не двигайтесь, Эстик, — с дерзкой улыбкой предупредил он. — Всем оставаться на местах. Вы под прицелом. Первый, кто шевельнется, получит пулю в голову.
Подняв глаза к галерее, Дона увидела Пьера Бланка и Эдмона Бакайера с пистолетами в руках. Одновременно у двери, ведущей на кухню, появился Уильям. Он был матово бледен, одна его рука висела, как плеть, зато в другой поблескивала абордажная сабля, которую он приставил к горлу Рокингэма.
— Так что, джентльмены, прошу посидеть еще немного. Долго я вас не задержу. Что касается ее светлости, то она может поступать по своему усмотрению, но прежде ей придется расстаться с ее рубиновыми серьгами, — я держал на них пари со своим юнгой.
Поигрывая шпагой, Француз остановился перед Доной, а двенадцать мужчин взирали на него со страхом и ненавистью.
Глава 19
Все словно примерзли к своим местам, не проронив ни слова, глаза присутствующих устремились на Француза, который с усмешкой протянул руку к Доне, чтобы снять с ее ушей драгоценности.
Пятеро против двенадцати. Но эти пятеро были вооружены, а те двенадцать слишком плотно поужинали, их шпаги, вложенные в ножны, бесполезно болтались у них на боку. Эстик продолжал держаться рукой за дверь, но, почувствовав против своего ребра ствол пистолета, наведенного Люком Дюмонтом, он медленно закрыл дверь и задвинул засов. Пьер Бланк со своим товарищем спустился с галереи вниз, и они заняли позицию на другом конце длинного зала. Стоило кому-нибудь потянуться за шпагой, он тотчас же получил бы пулю в грудь. Рокингэм откинулся назад, скосив глаза на острие абордажной сабли Уильяма. Не издавая ни звука, он провел языком по пересохшим губам. И только хозяин дома снова бухнулся на стул, с легким недоумением обозревая происходящее и забыв даже поставить на стол недопитый бокал.
Дона вынула из ушей рубиновые серьги и опустила их в требовательно протянутую руку Француза.
— Это все? — холодно осведомилась она.
Он указал шпагой на ее колье:
— Если не возражаете — еще вот это. Иначе мне не простит мой юнга. Вынужден также напомнить о браслете на вашей руке.
Колье и браслет перекочевали в ладонь Француза.
— Благодарю, — галантно склонил он голову. — Надеюсь, вы излечились от лихорадки?
— Я полагаю, что да, — ответила Дона. — Но с вашим появлением, мне кажется, она вернулась ко мне с новой силой.
— Искренне жаль, если это так, — серьезно проговорил он. — Мне не хотелось бы отягощать свою совесть. Мой юнга тоже иногда страдает лихорадкой, но морской воздух творит с ним чудеса. Вам не мешало бы почаще дышать морским воздухом. — Отвесив глубокий поклон, он сунул драгоценности в карман и повернулся к гостям.
— Лорд Годолфин, если не ошибаюсь? — обратился он к его сиятельству. — В нашу последнюю встречу я, помнится, избавил вас от парика. Я держал пари, что сниму его с вас. Однако на сей раз, боюсь, буду вынужден позаимствовать у вас что-нибудь посущественнее. — Кончиком шпаги он молниеносно срезал с груди Годолфина ленту, на которой висел золотой орден со звездой. — Теперь ваше оружие. Весьма сожалею, но не могу вам его оставить. — Одно движение — и ножны Годолфина грохнулись на пол. Француз поклонился и учтиво обратился к Филиппу Рэшли:
— Добрый вечер, сэр. Сегодня вы выглядите менее разгоряченным, чем в прошлый раз. Да! Должен поблагодарить вас за подарок — за «Мерри Форчун». Превосходное судно! Держу пари, вы бы не узнали его сейчас. Там, на моей стороне пролива, его переоснастили и покрыли новым слоем краски. Не откажите, сэр, вашу шпагу. И что там у вас в карманах?
На лбу Рэшли вздулись вены, дыхание участилось.
— Подожди, ты за все заплатишь, будь ты проклят, — прошипел он.
— Возможно, — беспечно отозвался Француз. — Только сейчас платите вы. — И он опустил соверены, переданные ему Рэшли, в мешочек, висевший у него на запястье.
Француз медленно обходил стол, и гости по очереди расставались со своими запонками, кольцами, перстнями, булавками для галстуков, содержимым карманов. Тихо насвистывая, он то и дело наклонялся к вазе с фруктами и отщипывал по ягодке от виноградной кисти. В ожидании, пока тучный гость из Бодмина освободит себя от множества колец, унизывавших его скрюченные от подагры пальцы, Француз присел на край стола, прямо среди серебра и фарфора, и налил себе в бокал вина из графина.
— Хороший у вас погреб, сэр Гарри. Но я бы посоветовал вам выдержать это вино еще с годик. Оно как раз того сорта, что от времени становится крепче и ароматнее. В моем доме, в Бретани, хранилось с полдюжины бутылок этого вина, но я, к сожалению, опустошил их слишком быстро.