{597}. Впрочем, отмечает Франсуа, подобное поведение столь «противоположное... привычным представлениям о восточном характере» было данью уважения «великому характеру» французов и стало «наиболее прекрасным свидетельством славы, которую мы обрели в Египте»{598}.
Что касается условий жизни египтян, то облик восточного города явно поразил французов несхожестью с европейскими городами. Как пишет Моран, «пропитанный дымом воздух, заполненные экипажами, лошадьми и путешественниками широкие улицы и дороги в обрамлении прекрасных домов - все это обычные признаки того, что вы приехали в хоть сколько-нибудь значительный европейский город»{599}. Но в Египте, продолжает Моран, «ничего не напоминает того, к чему мы привыкли»{600}. Особенно поражала французов бедность городов и невзрачные жилища египтян. Некий Авриёри в письме подруге с ужасом восклицает: «Все, кто бывал в стране, говорят, что Александрия - красивый город. Что же тогда должно быть в остальных местах? Вообразите себе скопище плохо построенных и беспорядочно расположенных одноэтажных домов; красивые [дома] имеют балконы, маленькие деревянные дверцы, замки; окон нет, а только деревянные решетки, настолько частые, что никого невозможно увидеть сквозь них; узкие улицы, за исключением квартала франков и того района, где живут богатые»{601}. Брикар пишет об Александрии: «Только их богачи имеют какие-то удобства; мелкие лавочники и поденщики спят на соломенных циновках; бедняки спят в грязи, как в Европе животные. Из-за того, что они никогда не раздеваются, на них полно паразитов; на окнах у них решетки, как в женских монастырях»{602}. Более того, некоторые участники экспедиции отмечают, что люди в Египте зачастую живут в одном помещении со скотиной{603}. Что же касается такого не знакомого французам архитектурного элемента, как машрабии - узорчатые решетки{604}, то Моран, описывая Каир, так же, как и Брикар, утверждает, что они навевают ему «мысли о тюрьме и насилии»{605}. А вот Вийер дю Терраж, напротив, считает, что подобная конструкция оригинальна и красива{606}.
Впрочем, не только города удивили французов бедностью и примитивностью застройки, но и деревенские поселения. Минеролог Кордье пишет: «Мы были невероятно поражены, увидев, что обитатели такой прекрасной страны живут намного хуже, чем наши крестьяне, обитающие в местности более бедной и неблагодарной. Несколько кирпичных домов, окруженных хижинами из ила и тростника, составляют деревню»{607}.
Даже столица, Каир, не оправдала чаяний французов увидеть богатый город. Так, Франсуа рассказывает: «Войдя в Каир, мы были поражены общим видом нищеты. Этот город населен бедняками, и толпа, заполнявшая улицы, являла нашим глазам лишь ужасающие отрепья и возмутительную наготу»{608}. О том же говорит и генерал Догеро: «Он [Каир] представляет взору европейцев только отвратительное зрелище скопления 40 тысяч человек, в высшей степени безобразных и грязных. Дома, плохо построенные и лепящиеся один к другому, разделены только узкими улицами, где витает копоть и запах грязных турецких кухонь»{609}. Узость улиц, невзрачность домов и немощеные дороги - эти особенности Каира чаще всего отмечаются в дневниках и письмах{610}. Виго-Руссильон, обобщая, утверждает, что узкие улочки вообще характерны для «всего Востока»{611}. Более того, как свидетельствуют участники экспедиции, повсюду в городе присутствуют признаки заброшенности. По словам Жоллуа, даже Цитадель выглядит разрушающейся, а вокруг нее полно развалин. Вийер дю Терраж подчеркивает, что, несмотря на оригинальный фасад, большинство домов находится в упадке. Брикар считает, что кварталы Каира, хоть и большие, но тем не менее «плохо отстроены, плохо спланированы и плохо расположены», и только «квартал франков и Мечети{612} показался мне оживленным и приятным»{613}.
Отмечают французы и то, что Каир - огромен{614}, а бригадный генерал Рампон в письме брату даже называет этот город самым большим в мире{615}.
Привлекают внимание участников экспедиции и такие экзотические для европейцев архитектурные сооружения, как мечети. Виго- Руссильон описывает их следующим образом: «В Каире расположены огромные мечети, окруженные множеством оригинальных шпилей (flèches), которые называются минаретами. Большое их количество придает городу очень красивый вид. Так странно слышать религиозных глашатаев, называемых муэдзинами, которые с высоты этих шпилей провозглашают время и призывают правоверных мусульман на молитву. Это необходимо, потому как в Египте не существует башенных часов»{616}. Догеро отмечает, что мечети почитаются мусульманами, но в Европе они «не привлекли бы к себе большого внимания»{617}. Моран очень подробно рассказывает об устройстве мечети, описывая интерьер и внутренний двор, отмечая, что в мечетях нет ни картин, ни скульптур, потому как Коран это запрещает. Описывает он и минбар (не приводя этого названия), как то место, откуда имам читает молитву, и упоминает про отдельный зал для женщин. По его словам, мечети - «здания весьма примечательные; некоторые из них отличаются очень красивой архитектурой в мавританском стиле»{618}. Чаще всего в дневниках говорится о мечети аль-Азхар, которую инженер Детрое называет «восхитительной мечетью, знаменитой по всему Востоку»{619}. Иногда также упоминаются мечети Хасана, Ибн Тулуна{620} и Амра ибн аль-Аса. Встречаются сведения и о других достопримечательностях города - о Цитадели{621}, которую Жоллуа считает величественной и красивой, но показывающей «вкус довольно варварский в деталях»{622}, о кладбище мамлюков{623}.
Художник Виван Денон, воспитанный на образцах классического зодчества, также воспринимает необычную для европейцев арабо-мусульманскую архитектуру как варварскую: «Эти здания носят те же признаки, что и остальные, построенные мусульманами в регионе, а именно они представляют собой смесь великолепия, бедности и невежества»{624}. В дневнике Клебера перечислены многие исторические места, которые он посетил в Каире: мечети, гробницы мамлюков, ворота. Все они произвели на него позитивное впечатление, поскольку он отмечает красоту их архитектуры{625}.
Заняв Каир, французы разместились в домах мамлюков, бежавших из города. Эти строения, как отмечает Моран, хоть и называются «дворцами» (palais), что может навести на мысль о роскоши, на самом деле представляют собой просто «большие дома, где только внутренние стены сложены из кирпича, а остальные же - из смеси глины и соломы; туда заходят через двор, окруженный жилыми помещениями, узкими и часто неопрятными, составляющими галерею, которая служит и столовой для дневной трапезы, и передней»{626}. Моран подробно описывает устройство таких домов, отмечая, что они бывают обильно украшены изразцами и мозаикой. Хотя эти «дворцы», по-видимому, и не могли сравниться с пышностью европейских, однако так выделялись на фоне окружающих их бедных домов, что Малюс заключает: поселившись в доме Мурад-бея, французы впервые смогли оценить «восточный вкус и восточную роскошь»{627}.
Таким образом, можно утверждать, что Каир не оправдал надежд французов увидеть изобилующий богатством город. Несмотря на восхищение оккупантов отдельными архитектурными сооружениями, он не произвел на них большого впечатления и уж тем более не соответствовал их представлениям о том, какой должна быть столица, а необычный европейцу облик города воспринимался французами с отторжением, считавшими, что даже архитектура несет на себе следы общества, где царит невежественность. Мысль о разочаровании Каиром точнее всего формулирует Моран: «Этот город, который турки считают вторым [по значимости] в своей огромной империи, жители Африки признают столицей мира, центром богатства, роскоши и величия, а арабы Йемена и Хиджаза, великих пустынь и остальные мусульмане глубоко почитают, называя “Святым”, “Победоносным”, “Любимым городом Пророка”, “Садом наслаждений”, выглядит для европейца всего лишь огромной, бедной и грязной деревней»{628}.
Что же до жителей Египта, то, как правило, их внешность описывается в негативном ключе. Так, Догеро характеризует местных жителей чаще всего как «безобразных»: «Жители, мужчины и женщины из простого люда, крайне некрасивы; дети уродливы; их глаза, всегда покрытые мухами, почти невозможно разглядеть»