{763}. Группа ученых - членов Комиссии по наукам и искусствам и Института Египта работала в верховьях Нила, изучая все стороны жизни этого региона и, конечно же, древние сооружения{764}.
У Вивана Денона, Жоллуа{765} и Вийера дю Терража встречаются разные по степени подробности описания достопримечательностей Верхнего Египта. Величественные памятники той местности произвели большое впечатление на участников экспедиции. Жоллуа подчеркивает, что египтяне обладали глубокими знаниям: «При виде многочисленных колоссов, расположенных по обеим сторонам реки [Нила], нельзя не испытать чувство восхищения. Даже одного такого монумента, если бы его возвел какой-либо из современных народов, оказалось бы достаточно, чтобы прославить в потомстве то царствование, в которое это произошло бы. Потребовалось бы существенно усовершенствовать имеющиеся сегодня механизмы, ибо трудно себе представить, как при современном уровне наших знаний можно выполнить такие грандиозные работы, даже если и будет на то желание»{766}. Он отмечает, что архитектуре древних египтян были присущи грандиозность и величественность. Особенно большое впечатление на инженера произвел храм в Дендере{767}, поскольку, по его словам, посетив все достопримечательности Верхнего Египта и вернувшись в Дендеру, он снова поразился «совершенству» этого храма. Вийер дю Терраж также отмечает впечатляющую архитектуру Дендерских построек, которая не похожа ни на греческую, ни на европейскую, и подчеркивает, что даже простые солдаты сворачивали с пути, чтобы подробнее рассмотреть восхитившие их здания{768}. Архитектор Ш.-Л. Бальзак называет храм Денедры самым красивым из увиденных, отмечая, что построившие его люди обладали «гением, дерзостью, талантом и терпением»{769}. Виван Денон с таким же восхищением описывает храм Дендеры, высоко оценивая и постройку, и людей, ее воздвигнувших: «Я чувствовал, что на самом деле нахожусь в святилище искусства и наук! Как много эпох представились моему воображению при виде этого храма! Сколько веков понадобилось, чтобы нация-созидатель смогла достигнуть таких результатов, такого совершенства и возвышенности в искусствах!.. Какой постоянной мощью, богатством, изобилием и избытком средств должно было обладать правительство, чтобы воздвигнуть такое строение и найти в государстве людей, способных задумать и исполнить его постройку, украсить и дополнить всем тем, что дает пищу для глаз и ума! Никогда еще труд человека не представлялся мне столь древним и великим: на руинах Дендеры египтяне показались мне гигантами»{770}. По словам художника, один из офицеров армии - Лятурнери - подошел к нему и сказал, что после увиденного в Дендере вся его усталость исчезла и что он навсегда запомнит Египет{771}.
Памятники Луксора и Карнака - древних Фив античных авторов - также произвели большое впечатление на участников экспедиции, особенно своей масштабностью. Французы считали, что там перед ними предстали и храмы, и дворцы египтян - настолько непривычна им была идея огромных храмовых комплексов{772}. Виван Денон отмечает, что при виде древних Фив армия остановилась и захлопала в ладоши{773}. Вийер дю Терраж пишет, что по прибытии в Луксор участники похода были поражены и восхищены грандиозностью и величественностью построек, но руины Карнака оказались еще более впечатляющими{774}. Тем не менее французы, чей художественный вкус был воспитан на примерах античного и европейского искусства, легче воспринимали и потому считали более соответствующими канонам красоты храм Дендеры. Так, Денон прямо полагает, что постройки Карнака и Луксора относятся, по-видимому, к начальному этапу зарождения искусства в Египте (временам Геродотовского царя Сесостриса, который, по мнению «отца истории», правил раньше Хеопса), когда масштабность и грандиозность превалировали в постройках над совершенством исполнения. По мнению же художника, красота независима от величины, а потому храмы Дендеры, Эсны и Эдфу ценились им выше{775}. Более того, в карнакских постройках Денон обнаружил несовершенную технику, «варварские барельефы» и «безвкусные иероглифы», полагая, что изящные и искусно выполненные обелиски были построены в Карнаке позднее{776}.
Памятники Верхнего Египта, несмотря на признание того, что их строители обладали глубокими познаниями в науках и точностью в расчетах, тем не менее также наводили участников экспедиции на мысли о деспотизме в древнеегипетском обществе. Вийер дю Терраж пишет о беспечности подданных и деспотизме правительства, воздвигнувшего карнакские постройки{777}. Виван Денон преувеличивает роль жречества в истории Древнего Египта - по его мнению, правители Египта были заложниками могущественных жрецов, которые, в свою очередь, представлялись ему настоящими тиранами, единолично владевшими познаниями в науках и искусствах, а население Египта - покорными рабами{778}.
Таким образом, восприятие древнеегипетской цивилизации у участников экспедиции было двояким: с одной стороны, ими отмечалась ее уникальность и величественность, обширные знания египтян, с другой - общество древнего Египта представлялось французам поделенным на тиранов и рабов. Следы цивилизации древних египтян произвели сильное впечатление на завоевателей, однако и в древнем обществе они находили те же черты деспотизма и рабского сознания, что и в современном им Египте. Вообще на страницах писем и дневников участников экспедиции не раз проводятся параллели между образом жизни древних и современных египтян. Тем не менее древние жители долины Нила представлялись французам более изобретательными и умелыми, чем их бездеятельные наследники, позволившие достижениям предков прийти в запустение{779}.
Вийер дю Терраж повествует о том, как во время путешествия по окрестностям Асьюта местный проводник в разговоре с французами продемонстрировал кое-какие знания по истории Древнего Египта. Инженер полагал, что эти знания едва ли могли быть переданы ему с традицией, скорее «они ему были сообщены европейскими путешественниками»{780}. То есть, по его мнению, никакой преемственности в знаниях между древними и современными египтянами быть не могло, а эта фраза инженера лишь подтверждает то, что именно себя европейцы считали наследниками древних египтян.
Образ Востока в источниках личного происхождения не соответствовал официальному, насаждаемому через прессу французской армии. Египет был для участников экспедиции страной тяжелого климата, невежественного народа и поразительной нищеты, а потому главным желанием солдат и ученых было скорее вернуться домой.
Именно в сравнении с местными жителями, с их привычками, обычаями, религией и образом жизни французы осознавали свое превосходство в культурном плане. Соответственно в сочинениях участников экспедиции звучит мотив о необходимости «подтянуть» жителей Востока до уровня французов, высказывается убеждение в необходимости распространения ценностей Французской революции. Однако французы не всегда спешили применять эти идеи на практике, предпочитая на невежественном и жестоком, по их мнению, Востоке, действовать «принятыми здесь способами». То есть, сложившийся образ Востока определял и политику французов по отношению к нему. Дальнейшему развитию этого образа способствовали и обобщения относительно «восточных людей», которым приписывались специфические черты и обычаи - эти обобщения не раз встречаются на страницах источников личного происхождения. Более того, даже в обществе Древнего Египта французы находили те же черты восточного общества, что и в современном им Египте: деспотизм правителей, привычка к рабству, молчание и покорность остального населения. К тому же французы подчеркивали, что современные египтяне утеряли знания предков, соответственно именно французы должны были вернуть им их.
Заключение
Восточный поход Бонапарта стал поворотным пунктом в истории не только арабских стран и, в частности, Египта, где французское вторжение подорвало основы существовавшей многие столетия системы управления и откуда французы ушли в 1801 г., чтобы вернуться спустя десятилетие в качестве приглашенных египетским пашой Мухаммадом Али специалистов, но и в истории Европы. Эта экспедиция открыла миру древнеегипетскую цивилизацию, вызвала в Европе египтоманию и так близко столкнула французов с восточным «Другим».
Отличительной чертой этой экспедиции стало ее богатое научное содержание: по прибытии во Францию на протяжении нескольких десятилетий издавался главный труд ученых Египетского похода - многотомное «Описание Египта». В нем нашел отражение образ и нового Египта, и древнего. Очевидно, что этот осмысленный учеными образ мог отличаться от коллективных представлений остальных участников экспедиции. Если в массе своей французы экстраполировали характеристики деспотизма и рабства с современного Египта на древний, то в «Описании» Древний Египет, как показал французский египтолог К. Тронекер, идеализировался и изображался как своего рода утопия{781}