Французская империя и республика — страница 21 из 69

Впоследствии некоторые исследователи отмечали, что из скромного и демократичного правителя Туссен-Лувертюр постепенно превратился во властителя без четких прав и обязанностей. Словно почувствовав себя царственной особой, он пристрастился к роскоши: ел только с золотой посуды, предпочитал блюда, приготовленные французскими поварами, и европейское платье. Якобы по той же причине Черный консул любил носить очень яркую одежду (на всех прижизненных портретах, как правило, он изображался в голубом мундире с роскошными, отделанными золотом эполетами и галунами, большой красной накидке, треуголке с красными перьями и высоких сапогах). Но эта его любовь к ярким цветам вряд ли может считаться проявлением тщеславия. Скорее всего она объясняется его африканским происхождением. Вызывает сомнение и наличие у него притязаний на монарший трон. Судя по воспоминаниям современников, Туссен презирал пышные титулы и относился к своему генерал-губернаторству как к государственной должности, на которую его избрал народ. В связи с этим интересен и такой факт, приведенный Е. Тарле: «В 1798 г. Туссен приобрел такую власть и влияние на острове, что Англия, вступив с ним в тайные сношения, предлагала ему сделать из Сан-Доминго независимое государство, а себя самого провозгласить королем и обещала помощь. Туссен-Лувертюр на это не пошел, не доверяя англичанам.

Но от французских комиссаров он мало-помалу тоже почти вовсе избавился».

Наряду с демократической политической программой в республике Сан-Доминго по инициативе Черного консула была осуществлена и важная экономическая программа. Чтобы восстановить экономику острова, сильно пострадавшую в ходе войны, и возобновить торговые контакты с США и Великобританией, он предложил смелые и оригинальные решения. Согласно его декрету, всем покинувшим страну плантаторам были возвращены их земельные угодья, но без рабов, поскольку таковых в республике уже не существовало. Владельцев поместий возмущало то, что им теперь приходилось нанимать себе работников. А сделать это было непросто, поскольку все негритянское население было разделено на тех, кто должен служить в армии, и тех, кто в течение пяти лет был обязан отработать поденщиком на плантациях. Но вчерашние невольники неохотно возвращались к тяжелому принудительному труду на земле, считая его чуть ли не восстановлением рабства. Одни из них предпочитали просто бродяжничать. Другие уходили в горы и объединялись там в отряды и с оружием в руках пытались бороться с нынешней властью. В этих случаях Черному консулу приходилось применять силу, посылая против мятежников войска. Но, несмотря на недовольство некоторой части населения, он упорно продолжал осуществлять свою экономическую программу. «Интересно отметить, — писал Е. Тарле, — что Туссен-Лувертюр делал в это время усилия, чтобы распределить брошенные бежавшими плантаторами земли между рабами, а на тех плантациях, где еще остались прежние владельцы, он стремился ввести систему отдачи участков рабам на началах фермерской аренды. Так как белые все равно не намеревались работать на плантациях, то сплошь и рядом условия аренды диктовались рабами, а не хозяевами. Туссен-Лувертюр конфисковал земли тех собственников, которые забрасывали плантационные работы вовсе или числились в безвестной долгой отлучке». Принятые им меры вскоре стали приносить плоды: одна только выработка сахара за 1800–1802 гг. утроилась. Правда, теперь его уже продавали не Франции, а другим странам. Судя по названию докладной записки «О гибели сахарной промышленности после прекращения доставки сахара из колоний», поданной Первому консулу Бонапарту, это больно ударило по экономике метрополии.

Тем не менее вплоть до середины 1801 г. отношение французских властей к действиям Черного консула было довольно снисходительным. По словам Е. Тарле, «Директория, зная полное свое бессилие на острове, делала вид, будто считает по-прежнему Туссена своим генералом, действующим якобы согласно ее желаниям», а ставший Первым консулом Бонапарт поначалу думал, что перемены на Гаити носят временный характер. Поэтому письма, получаемые им от правителя острова со своеобразным обращением «от первого среди черных первому среди белых» и на которые он не считал нужным давать ответ, скорее раздражали его такой бестактностью и фамильярностью, нежели настораживали. Вплоть до того момента, пока он не ознакомился с туссеновской конституцией. Возмущению Бонапарта не было предела: «Я прочел это ужасное предложение африканского консула. Черный генерал Туссен не лишен ума, он даже «идеолог». Это мудрец, начитавшийся Рейналя[8]. Но «Конституция Республики Гаити» с Черным консулом во главе — это нарушение суверенитета Франции, равно как свобода чернокожих есть оскорбление Европы… Они обезумели, эти обезьяны!»

Бонапарт не мог допустить потери столь богатой колонии, тем более что в начале XIX века Франция стремилась упрочить свое положение в Карибском бассейне и в Северной Америке, и в этих проектах Гаити отводилось едва ли не главное место. Но вместе с тем он хорошо понимал, что после произошедших революционных событий, отмены рабства и установления власти чернокожих восстановить на острове прежний режим будет весьма затруднительно. Поэтому к решению этой проблемы он пришел не сразу. Вот что писал по этому поводу Е. Тарле: «После кратких колебаний его [Бонапарта. — Авт.] политика относительно рабовладения в колониях определилась: не уничтожать рабства там, где оно почему-либо удержалось, например в тех французских колониях, которые были захвачены англичанами в эпоху революционных войн и могли быть отвоеваны или возвращены по договорам с Англией в будущем, но и не восстанавливать рабства на Сан-Доминго, где оно фактически было уничтожено. Но делиться своей властью с кем бы то ни было, поддерживать притворную игру Директории с Туссеном-Лувертюром, мириться с фактической самостоятельностью нового государства, к завершению создания которого быстро шел Туссен, Наполеон Бонапарт решительно не желал». Выход из создавшегося положения он видел в том, чтобы найти подходящую причину для обвинения Черного консула в государственной измене и устранить его от управления страной, а вместе с ним и всех его чернокожих сподвижников в армии.

Сценарий этой военно-политической операции был разработан Бонапартом до мельчайших деталей. В нем были четко распределены роли исполнителей. Морской министр Дени Декре и зять Наполеона, бригадный генерал Шарль Виктор Эммануэль Леклерк, должны были «заставить колонию военной силой выслать во Францию всех черных, занимавших должности свыше начальников батальонов», «разрушить черную армию, для вида обеспечить ее воинам гражданскую свободу», «восстановить владения белых колонистов» и, главное, «полностью восстановить рабство и негроторговлю». Для выполнения этих задач в Сан-Доминго направлялся большой экспедиционный корпус[9]. Подготовка судов для его отправки, снабжение провиантом и оружием поручались генералу Жану Батисту Бернадоту, а проведение самой военной операции — Леклерку. Ему Бонапарт вручил обширную (на 27 страницах) тайную инструкцию. Суть ее он выразил в устном напутствии так:

«…Когда вы нейтрализуете Туссена, Дессалина и других бандитов и все негры будут разоружены, высылайте на континент негров и мулатов, участвовавших в общественных конфликтах… Освободите нас от этих просвещенных африканцев.

Мы не желаем ничего другого». Чтобы выполнить это задание, Леклерк должен был опутать Туссена паутиной из лести и лжи: «Говорите одно, делайте другое; левой рукой гладьте по голове, правой всаживайте нож. Никаких законов войны, помните — негры не люди!»

Основной частью этой паутины должно было стать «милостивое» письмо от самого Бонапарта — «первого среди белых» — Черному консулу. В нем, «желая усыпить бдительность и осторожность» Туссена-Лувертюра, он писал: «Мы чувствуем к вам уважение, и мы рады оценить и отметить большие услуги, которые вы оказали французскому народу. Если его знамя развевается над Сан-Доминго, то он обязан этим вам и черным храбрецам». Вслед за этим, желая в дальнейшем использовать в качестве предлога для обвинения Черного консула его же Конституцию, Бонапарт, как бы между прочим, замечает, что она, «заключая в себе много хорошего, имеет также много противоречий достоинству и верховной власти французского народа, достоянием которого является Сан-Доминго». В них, по словам Первого консула, французское правительство «усмотрело лишь невежество, узурпирующее свободу». Последние строки этого письма содержали в себе скрытую угрозу. В них Туссен уведомлялся о том, что «из портов Европы готовятся отплыть флот и армия, которые вскоре рассеют все тучи, и Сан-Доминго целиком вернется к законам Республики». Одна из последних фраз, обращенная непосредственно в адрес Черного консула, и вовсе звучала как предупреждение о грядущей расплате: «Подумайте, генерал, о том, что если вы, первый человек вашего цвета кожи, дошедший до такого большого могущества, если вы отличились своею храбростью и военными талантами, то вы — главное ответственное лицо перед Богом и перед нами за поведение черных войск».

С этим письмом «посол» Наполеона генерал Леклерк в сопровождении 86 кораблей с солдатами на борту отбыл 14 декабря 1801 г. из Франции. На гаитянскую землю они ступили примерно через 1,5 месяца: по одним данным — 29 января, по другим — 2 февраля 1802 года. Корабли вошли в гавань форта Кап-Франсе (ныне Кап-Аитьен). И хотя с французской эскадры просигналили на берег о своих мирных намерениях, предлагая помочь высадке солдат, первый адъютант и наместник Черного консула Анри Кристоф (Туссен в это время находился в глубине острова) сразу понял, что вооруженные пришельцы посланы сюда для восстановления рабства. И не ошибся. В ответ на последовавшее требование Леклерка сдаться он приказал открыть огонь из 48 орудий форта. Перестрелка с французской эскадрой длилась весь день, а 5 февраля после того, как все жители покинули город, черные войска Кристофа сожгли его дотла. Генералу Леклерку пришлось довольствоваться развалинами Капа.