1
Дорогая Софи,
наконец-то все наши трудности позади, воробушек! Мадам Селин выздоровела! Память полностью вернулась к ней. Ты, наверное, поняла это сразу, еще не вскрыв конверт, потому что в этот раз письмо принес тебе почтальон. Неважно, узнает ли об этом месье Эдуар: вместе с этим моим письмом должно прийти письмо и для него.
Я пишу тебе еще до того, как получил твой ответ на предыдущее письмо, потому что хочу, чтобы ты как можно раньше узнала счастливую весть. Корабли, которые везут наши письма, наверное, встретятся в Ла-Манше.
Но есть и еще одна новость: тебе пишет свободный человек! Знаешь, где была спрятана моя вольная? Внутри у Дагоберты! Вместе с завещанием Гражданина Маркиза, драгоценностями и деньгами, которые были в доме на момент смерти крестного.
Поэтому Адель жаловалась, что кукла стала толще и тяжелее и что у нее «устают руки ее носить». Мы полагали, что Адель все выдумывает, — а если бы мы к ней прислушались и пригляделись бы к кукле, то могли бы избежать большинства постигших нас несчастий.
А теперь я расскажу тебе с самого начала, как это было. Мадам Селин настаивала, чтобы я как можно скорее принес Дагоберту, и у нее были на то основания. Когда к ней уже полностью вернулась память, а мы этого еще не поняли, она вспомнила последнее, что сделала перед тем, как ее увели стражники.
Она рассказала нам, что в ту ночь крестный, казалось, спал спокойно и она решила заняться починкой куклы Адели. Она распорола шов, вытряхнула превратившуюся в труху старую лаванду и уже было собиралась набивать куклу новыми цветами, когда крестный проснулся и застонал. Мадам отложила работу на середине и стала за ним ухаживать. Однако спустя несколько часов Гражданин Маркиз умер. Новость о его смерти разнеслась с быстротой молнии, и на бульвар Капуцинов нагрянули наследники. Услышав шум подъезжающих карет, мадам сообразила, что они приехали не затем, чтобы выразить соболезнования. Она хорошо знала, что племянники маркиза высокомерны и лишены каких бы то ни было моральных принципов. Мадам опасалась, что они уничтожат все документы, не отвечающие их интересам. Все бумаги, драгоценности и наличные деньги хранились в секретере в примыкающей к комнате крестного маленькой гостиной. Однако вынести их из дома в безопасное место было совершенно невозможно, потому что из окна было видно, что обе двери стерегут слуги виконта Лагардьера и жандармы, которых призвал маркиз д’Арконвиль под предлогом того, что в доме якобы «обнаружилась кража».
Было ясно, что наследники вот-вот поднимутся на второй этаж, времени почти не оставалось. Пока мадам лихорадочно думала, что делать, взгляд ее упал на Дагоберту, наполовину заполненную новой набивкой, но все еще с незашитым швом. Иголки с нитками уже был приготовлены и воткнуты в крышку корзинки для рукоделия.
Тогда мадам схватила куклу и, торопясь, вытряхнула часть набивки, чтобы освободить достаточно места, завернула драгоценности в тряпочки, которые она держала под рукой, чтобы отирать лоб больного, увязала их потуже в носовой платок, чтобы они не гремели и не звякали, и сунула внутрь куклы. То же она сделала с деньгами и документами, завернув их в мягкую фланель с тумбочки крестного. Сердце мадам билось, она слышала, как стражники приказывают Жан-Батисту отойти, — они уже поднимались по лестнице. Мгновенно она закрыла шов и бросила Дагоберту на стульчик.
Она не успела предупредить никого из нас, потому что в эту минуту вошли стражники и увели ее через черный ход.
Как и предвидела мадам, наследники перерыли весь дом, завладели всем, что показалось им ценным, но не обратили ни малейшего внимания на старую и потрепанную тряпичную куклу. К счастью, Соланж знала, как дорога эта игрушка Адели, вы ее нашли и сунули в сундучок.
Вот так с самого первого дня орудия нашего спасения были у вас в руках. Если бы мы только заметили! Представь себе, Софи, скольких страданий могла бы избежать мадам Селин!
В утешение себе я думаю, что, в общем, нам все равно повезло. Ведь Дагоберту могли выкинуть до того, как Соланж ее нашла и забрала. Да и Адель могла увезти ее с собой в Англию, и, когда мадам попросила бы ее принести, мы не смогли бы исполнить ее просьбу.
Доктор Манетт полагает, что именно те чувства, которые испытала мадам, когда взяла в руки Дагоберту и увидела, что она не тронута, когда прощупала ее содержимое, распорола шов и достала документы и все остальное, — произвели толчок к полному восстановлению ее памяти и рассудка.
На завещании стоит также и имя нотариуса, того самого, который составлял мою вольную. Мадам Женевьева послала за ним, и мэтр Боссе подтвердил законность всех документов. Он сам сопроводил меня к виконту вместе с судебным приставом и объявил ему, что он незаконно удерживает в рабстве свободного гражданина, приказав немедленно меня отпустить. Таким образом, теперь я тоже живу у мадам Сулиньяк, доброта которой так велика, что мы никогда не сумеем выразить ей всю нашу благодарность в полной мере.
Завещание было передано судьям, но, поскольку судебное разбирательство уже начато, теперь нужно ждать заседания суда, чтобы оправдать мадам Селин по всем пунктам обвинения и дать ей возможность вступить в наследство. Мадам Женевьева пообещала, что пустит в ход все свое влияние и связи, чтобы это произошло как можно скорее.
А вы тем временем вернетесь домой из Англии. Мадам Селин мечтает поскорее вас обнять. Она сама тебе напишет, не буду пересказывать ее слова.
Обнимаю тебя, милый воробушек. Жду не дождусь, когда смогу обнять тебя лично, когда мы вместе будем прыгать от счастья, как акробаты или как на уроках танцев месье Жоливе. Мне не терпится увидеть, как ты выросла, и показать тебе свою новую ямайскую прическу, хоть я уже и не ношу экзотичную ливрею мадам Виолен, а под цилиндром косички не так заметны.
Виконтесса еще не вернулась из-за города. Ее удар хватит, когда она узнает, что ее личный молодой дикарь, живописный и опасный, упорхнул. Представляешь, что с нею будет, когда она встретит меня в карете рядом с Олимпией на прогулке в Булонском лесу, куда ездят покрасоваться все богатые аристократы?
До скорой встречи, Софи. Обними Адель и расскажи ей новости, только так, чтобы она не переволновалась. В конверте есть письмецо и для нее тоже.
С нетерпением ждущий вас старший брат
Дорогая Софи,
я знаю, что Тусси тебе уже все рассказал. Я пока не могу написать тебе длинное письмо, потому что еще очень слаба. Я только теперь приступаю к чтению писем, которые ты без устали писала весь год с отчаянной верой в мое выздоровление. Каждая страница заставляет меня трепетать при мысли о том, какой опасности вы с Аделью подвергались, но я неизменно убеждаюсь, что ты всякий раз принимала правильное решение, наилучшим образом подходящее для сложившейся ситуации.
Я благодарю тебя за любовь и за все, что ты сделала и делаешь для Адели. Моя девочка не могла оказаться в лучших руках, чем твои.
Мне также повезло, что я могла рассчитывать на упорство Тусси в желании меня разыскать, на помощь мадам Сулиньяк и милой Олимпии. Не знаю, много ли еще есть таких подруг, которые бы стерпели столько неприятностей и понесли столько расходов ради спасения несчастной, покинутой всеми. Мне не хватит целой жизни, чтобы выразить свою благодарность. Что на тебя можно рассчитывать, Софи, я знала с того самого дня, как ты, впервые переступив порог моего дома, пообещала, что будешь оберегать Адель от всякой опасности. Кто мог тогда знать, что жизнь подвергнет твое обещание такой суровой проверке!
В надежде, что скоро мы обнимемся снова, благословляет тебя твой признательный друг
Дорогая Деде,
не уверена, что ты узнаешь мой почерк. Это я, твоя мама. Я видела, что теперь ты умеешь писать. Спасибо за все чудесные письма, которые ты мне послала, но я была бы рада, чтобы ты писала все слова по-французски. Тебе уже исполнилось семь, поздравляю тебя! Бедный мой птенчик, второй год подряд ты празднуешь день рождения вдали от мамы. Клянусь, это последний раз. Я знаю, что Софи уже рассказала тебе, почему я никак не могла тебе ответить. Теперь я на свободе, живу у Олимпии и уже совсем здорова. К сожалению, я еще не так крепка, чтобы приехать за тобой прямо сейчас, как мне бы того хотелось. Слушайся Софи — и увидишь, что скоро мы уже встретимся и сможем друг друга обнять. Благослови тебя Господь!
2
Месье,
я узнала, что моя дочь Адель находится у Вас. Я благодарю Вас за помощь и поддержку, оказанные ей в трудную минуту, когда я по не зависящим от меня обстоятельствам не могла о ней позаботиться. Теперь все препятствия преодолены, и Адель вновь может жить со мной. Мои друзья готовы предоставить нам кров, и я надеюсь вскоре вступить во владение своим имуществом. Тем временем прошу прислать мне дочь, посадив ее на первый же дилижанс, который пройдет через Торнфильд по направлению к побережью. Ее няня — ответственная и сообразительная особа, она прекрасно может сопроводить ребенка и разрешить все вопросы в пути. В конверте Вы найдете сумму, которая должна покрыть все сопутствующие расходы.
Со всей возможной признательностью,
3
Мадам,
сообщаю Вам, что не имею ни малейшего намерения исполнить Ваше пожелание. Я совершенно не хочу, чтобы Адель возвращалась к жизни с Вами, соприкасалась с развращенным миром сцены, подвергалась дурному влиянию и брала пример с недостойной матери. Хотя я не признаю за ней никакого законного права на содержание за мой счет, я вынужден был ее подобрать, и теперь она получает солидное английское воспитание, которое через несколько лет превратит ее в честную богобоязненную женщину, какой Вы никогда не были и не станете.
Вас обвиняют в тяжких преступлениях, и я уверен, что Вас признают виновной. Ваше бесчестье не должно замарать и Адель. Девочка считает, что Вы умерли. И Вы можете также считать, что она умерла. Забудьте о ней, вычеркните ее навсегда из своей жизни.
Не советую Вам продолжать докучать мне своими письмами или пытаться связаться с Аделью. Я уже оповестил судебные власти…ширского графства, чтобы в подобном случае были приняты незамедлительные меры.
В конверте Вы найдете присланные Вами деньги.
С надеждой на то, что это наш окончательный и последний разговор.
4
Дорогая, любимая мадам Селин,
знали бы Вы, как я счастлива! Как я Вас люблю! Как я благодарна всеблагому Господу, Который услышал наши молитвы! Как только я прочла Ваше письмо, я побежала в церквушку, что стоит за оградой парка, чтобы на коленях благодарить Пресвятую Деву, хотя там нет ни образа ее, ни статуи, потому что это протестантская церковь. Я так расчувствовалась, что плакала навзрыд, из ризницы вышел пастор мистер Вуд и посмотрел на меня с тревогой. Он ведь меня первый раз увидел на скамье своей церкви. Мисс Джейн водит Адель по воскресеньям на службу, но я вошла туда впервые. Наверное, пастор Вуд подумал то, что мисс Джейн частенько говорит вслух: «Эти папистки — все истерички».
Адель тоже была вне себя от радости. Свое «личное» письмо она перечитала раз тридцать, не меньше, а когда пришла пора ложиться спать, взяла его с собой в постель и положила под подушку. Могу представить себе, как радуются Тусси, и Олимпия, и все друзья. Счастливого возвращения к тем, кто Вас любит, мадам!
Не тревожьтесь о том, что написал Вам мистер Рочестер. Мы не рабыни, и он нам — не хозяин, он не может держать нас в заточении и не сумеет помешать нам вернуться домой. Конечно, он может существенно осложнить эту задачу, но Ваша Софи уже столько всего преодолела, что несомненно найдет способ в скорейшем времени вернуть Адель в мамины объятия. Верьте мне и скорее поправляйтесь окончательно.
Целую Ваши руки с благодарностью и любовью, Ваша
P. S. Не удивляйтесь тому, что рассказывает в своих письмах Адель. И в тех, что уже у Вас в руках, и в том, что она сейчас собирается написать. Она уже больше года не видела детей своего возраста, а этот пустой огромный дом пробуждает в ней самые удивительные фантазии. К тому же Вы знаете, как Ваша дочь умеет одушевлять крошки хлеба или тени от облаков.
Дорогой Тусси,
не показывай это письмо мадам. Придумай что-нибудь, но не показывай. Я вне себя от ярости! Подумать только, что вчера я была совершенно счастлива… Прости меня, мой дорогой, я даже не поблагодарила тебя за то, что ты о нас сразу подумал и поспешил сообщить нам прекрасные новости. Извинить меня может только ужасный гнев, причину которого ты поймешь, когда прочтешь ответ мистера Рочестера на письмо мадам. Этот страшный человек не собирается отпускать нас домой. Я знаю об этом, потому что, прежде чем вложить письмо в конверт, он оставил его сохнуть на письменном столе в библиотеке. К счастью, он так и не знает, что я умею читать, поэтому, когда я вошла вытереть пыль, он его даже не прикрыл.
Большая удача, что вчера, когда пришел почтальон, месье был в Милкоте вместе со своей невестой, а то бы в нем сразу зародились подозрения: я же, по его сведениям, неграмотная. А то еще мисс Джейн предложила бы мне прочесть письмо, и нужно было бы выдумывать предлог, чтобы не принимать ее любезную помощь. Удача также, что я из осторожности никому, кроме Адели, не рассказала о полученных новостях. Когда я увидела, что почтальон достает не только письмо для меня, но и конверт для мистера Рочестера, и узнала почерк на конверте, я решила, что мне лучше еще какое-то время побыть невежественной нянькой. Я начинаю уже ненавидеть этот дурацкий персонаж. До того как я прочла письмо месье, я питала надежды, что со дня на день я с этой ролью расстанусь, что нянька-дура останется в Торнфильде как призрак в компанию Берте. Но, похоже, мне придется пока продолжать этот маскарад. Моя первая спасительница, которую я никогда не встречала, мама мадам Селин, всю жизнь играла разные роли на сцене, и она могла бы мною гордиться.
Сегодня утром мистер Рочестер отправился с гувернанткой в Хэй, чтобы собственноручно опустить в ящик это жестокое и обидное письмо, которое принесет мадам новые страдания, как будто ей не хватает тех, что уже выпали на ее долю!
Пусть он не думает, что мы подчинимся его приказам! Он думает, что если он — огромный орел, а я — маленький воробушек, то меня можно придушить? Он просто не знает, что маленьких птичек не так легко поймать. Если он не захочет нас отпускать, мы просто сбежим.
Вчера в Вестминстерском аббатстве в Лондоне торжественно короновали взошедшую ровно год назад на английский престол королеву Викторию. Ее подданные уже неделю празднуют это событие: едят, пьют, пляшут и дома, и на улице. Знаешь от какого танца тут теперь все без ума? Вальс! Помнишь, как два года назад они и слышать о нем не желали, обвиняли нас, что мы, французы, предаемся нескромному и бесстыдному танцу? Словом, на дорогах и везде царит полная неразбериха, так что нам с Аделью нетрудно будет ускользнуть незамеченными.
У меня есть еще в запасе немного денег: во-первых, остатки сбережений в чулке, а во-вторых — жалованье за первые полгода. Я его отложила, да тут и тратить особо не на что. Боюсь, конечно, что нам этого все равно не хватит. Нужно будет выяснить, сколько стоит дилижанс до Лондона и от Лондона до Дувра, а также сколько надо денег, чтобы переправиться через пролив. В течение путешествия нам придется три, а то и четыре раза где-то ночевать. Это должны быть приличные постоялые дворы. Я не хочу, чтобы Деде испытывала неудобства или подвергалась опасности. Но сперва нам придется, наверное, дойти пешком до Стренглера, чтобы сбить с толку преследователей: ведь если мы сядем в дилижанс в Хэе или Милкоте, они сразу выйдут на наш след.
Как видишь, я потихоньку составляю план, но пока что не могу начать приводить его в исполнение, как бы мне этого ни хотелось. Если бы мистер Рочестер не отослал деньги мадам обратно, я бы взяла их без малейшего угрызения совести и не считала это кражей. Теперь же придется искать другой выход. Знаю, что, будь ты здесь, ты вмиг заработал бы нужную сумму, не вызывая ничьих подозрений, — ты ведь умеешь показывать фокусы и трюки. Но я не такая умелая и могу надеяться только на помощь Олимпии. Попроси ее, чтобы она узнала, во сколько нам обойдется дорога, и прислала мне денег. Мы вернем их, как только мадам выиграет процесс.
Перечитывая свое письмо, я обнаружила, что упомянула невесту мистера Рочестера. Не думай, что это мисс Ингрэм снова посетила нас со всем своим семейством. Тут, в Торнфильде, на прошлой неделе, а точнее прямо на Святого Иоанна, случились важные события. Мистер Рочестер обручился с гувернанткой. Это уже совершенно точно, он торжественно объявил об этом миссис Фэйрфакс, и уже назначен день бракосочетания. Они должны обвенчаться в церкви пастора Вуда 25 июля сего года.
Миссис Фэйрфакс все никак не может в это поверить. Однажды ночью, когда молния ударила в каштан в саду, она увидела, как эти двое целуются в холле, и подумала, что между ними — греховная связь. Она все время твердит, что мистер Рочестер принадлежит к такой старинной и знатной семье, что никогда, ни при каких обстоятельствах ее отпрыск не может настолько потерять достоинство, чтобы жениться на гувернантке. Месье Эдуар, однако, уже написал своему банкиру в Лондон, чтобы тот прислал ему фамильные драгоценности, хранящиеся у него в бронированном сейфе. А еще он заказал у модистки для мисс Джейн элегантные наряды. Он хотел подарить ей сразу шесть туалетов, но гувернантка отказалась, произнеся при этом очень обидные слова: «Не думайте подкупить меня вашими дарами. У меня есть чувство собственного достоинства. Я не хочу стать вашей английской Селин Варанс».
Я опасалась, что, когда известие о свадьбе с мисс Джейн разнесется по окрестностям, последует яростная реакция мисс Бланш Ингрэм. Такая надменная знатная леди не сможет принять унижение быть отвергнутой — и ради кого? Ради нищей гувернантки, которая собственным трудом должна зарабатывать себе на хлеб. Похоже, однако, что, прежде чем просить руки мисс Джейн, месье распустил слух, что его состояние вчетверо меньше, чем полагали Ингрэмы, и мисс Бланш тут же сама дала ему от ворот поворот.
Адель замирает от восторга: она ведь думает, что будет нести шлейф свадебного платья своей «мадемуазель Жанетт». Месье заявил, что намерен подарить невесте драгоценную старинную кружевную вуаль, в которой венчались все невесты рода Рочестеров.
Меня же очень беспокоит, что месье сказал, и на этот раз совершенно определенно, что собирается отправить Адель в колледж, чтобы ничто ему не препятствовало путешествовать с мисс Джейн и чтобы освободить ее от всякого труда. Я еще не успела придумать, что с этим делать, как пришли ваши письма, и все мои сомнения разрешились сами собой.
Надеюсь, что Олимпия вышлет нам денег для путешествия следующей же почтой и в день свадьбы мы будем уже далеко отсюда.
Обнимаю тебя, Тусси, на этот раз не с надеждой, а с уверенностью, что мы скоро увидимся.
Дорогая мамочка,
как хорошо, что я научилась читать и по-французски и Софи не нужно было мне помогать: я сама смогла прочесть твое письмо. И могу перечитывать его, сколько захочу. Я ношу его в кармане и никому не показываю. Какое счастье, Софи сказала, что ты уже не в тюрьме, а у Олимпии дома и все к тебе добры. И мы скоро поедем жить к тебе, только об этом нельзя говорить с месье Эдуаром.
Представляешь, мама, в конце июля месье Эдуар женится на мисс Джейн! Я очень рада, потому что мисс Бланш я терпеть не могла.
А Берта сердится. Может, она ревнует, что это я буду держать шлейф во время венчания? Она сказала, что кружевную вуаль она порвет на кусочки и будет топтать ногами. Я ей сказала, что она может делать все, что ей вздумается, потому что мы с Софи убежим еще до свадьбы. Тогда она заплакала и сказала: «Умоляю тебя, не уезжай. Как я тут буду без тебя? Кто будет ко мне приходить?» А я ей сказала: «Чего же ты не убежишь с нами? В Париже не так холодно, как в Торнфильде». Она сказала, что, может, и убежит, если только ей удастся обмануть свою воспитательницу. Ты же не расстроишься, если мы еще и Берту привезем, правда, мама? Мне ее, бедняжку, жалко оставлять тут одну. Я спросила у Софи, и она сказала, что это нетрудно, что ее Пиполет ходил с нею всюду и никому не мешал. Берта иногда озорничает, но, если я ей велю перестать, она слушается.
Дорогая мама, Софи говорит, что, когда придет письмо от Олимпии, мы сможем уехать. Я жду не дождусь, когда тебя увижу. И ты посмотришь, как я выросла. Ты знаешь, что у меня уже два новых зуба? И видишь, я ни слова не пишу по-английски!
Обнимаю тебя крепко-крепко и до скорого-прескорого свидания,
5
Дорогая Софи,
вчера утром состоялось слушание моего дела в суде, и меня оправдали по всем пунктам, сняв с меня все обвинения, выдвинутые родственниками Гражданина Маркиза. Их обязали передать мне во владение поместье Поммельер, дом на улице Жакоб, ценные бумаги и облигации, которые оставил мне крестный, и еще покрыть все судебные издержки и выплатить мне десять тысяч франков компенсации за почти год заключения в тюрьме и в Сальпетриере. Все прошло очень быстро. Судья успел внимательно изучить все документы: оригинал завещания, его копию, хранившуюся у нотариуса, письма, которые много лет назад крестный написал мадам Женевьеве, и те, которые совсем незадолго до смерти он отправил в Америку отцу твоих друзей Анжелики и Максимильена. Эти письма подтверждают ясность рассудка нашего дорогого крестного, который вплоть до последнего дня своей жизни пребывал в здравом уме и твердой памяти и имел прекрасную способность к рассуждению. Какими нелепыми и безосновательными выглядели обвинения племянников, что я обвела вокруг пальца беспомощного, слабоумного старика и управляла им! На заседании выступили свидетели. Виконт д’Анже произнес блестящую речь, сравнив презрение и равнодушие племянников по отношению к маркизу с любовью, которой он был окружен на бульваре Капуцинов. Он особенно подчеркнул тот факт, что много лет племянники вообще не встречались с дядей и, следовательно, не могли судить о состоянии его рассудка. Д’Анже добился права свидетельствовать даже для Туссена. Он заявил, что, будучи отпущенным на свободу гражданкой Франции на территории Франции, Туссен стал полноправным гражданином Франции.
К моему невероятному утешению, верными друзьями показали себя и пришли свидетельствовать в мою пользу месье Жоливе, маэстро Джоаккино Россини, дорогой Теофиль Готье, Сен-Беф и даже графиня де Мерлен, несмотря на то, что всего несколько недель назад она потеряла своего супруга. А еще, конечно же, пришли наши слуги, некоторые из них нарочно приехали из провинции, где нашли себе новое место.
Очень укрепляет сердце, когда видишь, что старые друзья тебя не забыли, что они не боятся неприязни и мести со стороны столь влиятельных особ, как племянники моего крестного.
Теперь я могу не зависеть от милости друзей, дорогая Софи, и даже могу достойно вознаградить всех, кто мне помогал.
Не удивляйся, однако, что в конверте нет денег, которых ты просила у Олимпии и которые я сама могла бы теперь тебе послать. Но я совершенно не одобряю твой план побега. Вы с Аделью вдвоем на английских дорогах, вынужденные скрываться от преследования? Это слишком безрассудно. Конечно, я сама просила мистера Рочестера отправить вас одних, но предполагалось, что он организует путешествие, вверит вас опеке кондуктора, поручит ему устроить вас на ночлег в проверенных постоялых дворах, подскажет надежное судно, чтобы пересечь Ла-Манш. А задуманное тобою путешествие на авось может оказаться опасным. Я запрещаю тебе покидать Торнфильд, пока не приедут Тусси и Олимпия; они отправятся за вами в воскресенье. Сама не могу приехать по нескольким причинам: для такого путешествия я еще слишком слаба; паспорт мне выдадут не раньше чем через два месяца; и главное, я боюсь, что отец моей дочери меня узнает. Он питает, как явствует из его письма, такую обиду и такую неприязнь ко мне, что может спрятать Адель или отдать ее чужим людям, только бы не возвращать мне. Я не думаю, что он узнает Туссена. За прошедшие годы малыш-раб преобразился. Как бы то ни было, Туссен не станет приближаться к дому, он будет дожидаться неподалеку, чтобы сопровождать вас в Париж. В Торнфильд за вами явится Олимпия, которую мистер Рочестер узнать никак не сможет, ведь он никогда ее не видел.
Наверное, тебе интересно, почему я затеяла это «похищение», вместо того чтобы просто предъявить свои законные права на возвращение дочери. Тому есть две причины. Во-первых, в своем…ширском графстве мистер Рочестер — особа известная, как ты сама пишешь: он — друг окружного судьи. Во-вторых, я очень устала от судов, не могу больше выносить слушаний, адвокатов, свидетельских показаний. К тому же даже при успешном решении дела ожидать результата пришлось бы бесконечно долго, а я хочу поскорее вас обнять.
Поэтому приготовься. Собери немного вещей — то, что понадобится вам в пути. Все остальное оставь, в Париже купим вам все новое. Я поведу тебя к моей портнихе, и она сошьет тебе полный гардероб по последней моде, чтобы хоть как-то восполнить тот год, который тебе пришлось проходить в убогом платье неграмотной няньки.
Я буду ждать вас в Поммельере. Теперь, когда я снова могу выезжать из Парижа, мне хочется вдохнуть воздух, которым я дышала в детстве. Со мною поедут мадам Женевьева, ее личная горничная и… угадай кто? Лизетта, Соланж и Жан-Батист! Они согласились оставить своих новых хозяев и вернуться служить у меня.
Вот и все, воробушек милый. Точнее, нет. Я волнуюсь за ту девушку, гувернантку. Я уверена, что Рочестер обманывает и ее. Понятно, что, пока вы с Аделью не окажетесь в безопасности, ты не можешь ей объяснить, как коварен Эдуар. Держи ее все же в поле зрения, и хорошо было бы, чтобы она как можно меньше оставалась с ним наедине. А когда будете уезжать, напиши ей и расскажи, как он обошелся со мной на самом деле. Убеди ее прежде всего удостовериться в том, что брак будет заключен по-настоящему, а не окажется комедией, как это было со мной. Вера мисс Джейн очень строга, к тому же эта девушка живет не среди актеров, где принято снисходительно относиться к ошибкам, совершенным во имя любви, и у нее нет такого крестного, как Гражданин Маркиз. Что с нею станется, если она слишком поздно осознает, что была обманута? Ведь она может уже к этому времени носить ребенка, которого будут презирать все ее знакомые, потому что он окажется незаконнорожденным. Если же после всего этого она захочет снова стать гувернанткой, кто возьмет ее к себе в дом, кто доверит ей воспитание своих детей?
Я бы написала ей сама, раз она понимает по-французски, но у меня нет сил, и слишком больно вновь обращаться к прошлому.
Что же касается выдумок Адели, то не стоит так удивляться. Я тоже в детстве видела людей и предметы, которых не видел никто больше. Какая удача, что Деде унаследовала от меня не только богатую фантазию, но и жизнерадостный нрав; в этом мрачном доме, который ты описываешь в своих посланиях, она придумала для себя всего-навсего капризную девочку, с которой можно ссориться и играть. Было бы гораздо хуже, если бы она весь год воображала ужасы, монстров, привидения и убийц, как героиня «Нортенгерского аббатства». Конечно, Адель еще слишком мала, чтобы читать готические романы. Зато она знает про островных духов Туссена и могла слышать, как мы читали вслух «Франкенштейна» — удивительную книгу, написанную дочерью Мэри Уолстонкрафт. Представляю, какое это было адское для тебя время, бедная моя Софи, когда приходилось без конца утешать ее и успокаивать.
Так что пусть приезжает озорница Берта. Я, как и ты, полагаю, что Адель ее так окрестила в честь незабвенной Дагоберты, нашей спасительницы.
Думаю, что это последнее письмо тебе в Англию. Ты же, прошу тебя, ответь мне и, главное, сообщи, когда приедут Тусси и Олимпия. Очень надеюсь, что скоро нам уже не понадобятся перья и бумага для разговора, мы снова обнимемся и сможем беседовать, глядя друг другу в глаза.
Люблю тебя. День, когда ты пришла на бульвар Капуцинов, стал счастливым днем для нас с Аделью.
Умоляю тебя, будь осторожна, целую нежно и жду не дождусь, когда смогу прижать тебя к сердцу.
Твоя благодарная подруга
Радость моя,
я вся в нетерпении, хочу увидеть твои новые зубки. Однако мне совсем не нравится идея, чтобы вы с Софи пускались в путь одни-одинешеньки. Поэтому я отправила за вами Тусси и Олимпию. Потерпи немножко и слушайся Софи. А главное, никому ничего не рассказывай. Я знаю, что ты все эти месяцы отлично притворялась, что Софи — твоя нянька и что она ни слова не понимает по-английски. Нужно продержаться еще несколько дней. Конечно, ты можешь взять с собой свою подружку! В Поммельере ты покажешь Берте качели и бассейн с золотыми рыбками. Прошу тебя, Деде, слушайся Софи, это важно; выполняй все, что она говорит, сразу и без обсуждения. Софи знает, что вам надо делать, чтобы как можно скорее вернуться домой.
Обнимаю тебя с любовью,
Дорогая Софи,
послезавтра мы с Олимпией отправляемся в Дувр. Но нам может понадобиться дней десять, а то и больше, чтобы добраться до Торнфильда. Ведь, оказавшись в Англии, мы должны придумать, как передвигаться, не привлекая к себе внимания. Это важно, чтобы потом, когда мы будем возвращаться с тобой и с Аделью, люди нас не могли узнать и не стали бы о нас сообщать, если месье Эдуар предпримет погоню. А потому запасись терпением. Как только мы прибудем в Милкот, я тебе сообщу.
Как я хочу поскорее увидеть тебя, сестренка, посмотреть, правда ли ты выросла настолько, что юбку приходится надставлять на целую пядь, чтобы прикрыть лодыжки. Хочу еще рассказать тебе смешное, прежде чем закончить письмо. Маркиз д’Арконвиль получил от Олимпии по заслугам. Видишь ли, при разделе имущества крестного между племянниками Поммельер достался маркизу, и в июне он отправился туда на лето. По словам Олимпии, маркиз поскупился нанимать новую прислугу, а оставил себе старых слуг своего дяди, тех самых, что заботились о нас каждое лето и помнят мадам еще девочкой. Из Парижа д’Арконвиль привез только своего личного лакея.
Приговор суда предписывал ему немедленно вернуть поместье мадам Селин Варанс. В таких случаях проигравшему обычно дают неделю на переезд, и мадам так и думала поступить, но Олимпия попросила сделать ей личное одолжение и отпустить ее съездить в Поммельер сегодня утром. Она позвала с собой меня, Жан-Батиста, кучера мадам Женевьевы и еще двух самых здоровенных слуг из дома Сулиньяк. Д’Арконвиль нашего приезда не ожидал. Он только что встал и пил кофе, сидя в халате на террасе. Представь себе, как он удивился и разозлился, когда Олимпия зачитала судебное решение и приказала своим спутникам: «Гоните его взашей!»
Его схватили и понесли к воротам. Маркиз кричал, ругался и звал на помощь слуг из Поммельера, но, как и ожидала Олимпия, старые слуги Гражданина Маркиза с большим удовольствием выслушали судебное решение и даже пальцем не шевельнули. Им всем было известно, что хозяин собирался оставить поместье мадам Селин, а д’Арконвиля они считали захватчиком.
За воротами маркиза вышвырнули на дорогу — в пыль, а когда он попытался вернуться, слуги прогнали его палками. Я вспоминал о том, сколько несчастий они с кузеном заставили нас пережить, и мне тоже очень хотелось пинком под зад помочь ему добежать до большой дороги. Но Олимпия меня удержала: «Ты не слуга, — сказала она. — Прошлой осенью маркиз отказался скрестить со мною шпаги, потому что я „ниже его достоинством“: в моих жилах не течет голубая кровь, и он может только приказать слугам „гнать меня взашей“. Теперь же я сама не хочу пачкать лезвие моей шпаги и руки моих друзей об это грязное существо».
Я так и слышу, как ты, с твоей обычной дотошностью, возражаешь, что пинок испачкал бы мне ногу, а не руки, и даже не ногу, а всего лишь подметку или каблук. Что делать! Олимпия пожелала, чтобы пинки тоже раздавались исключительно слугами.
Личный лакей маркиза, по-видимому, тоже не слишком любит своего хозяина: он с интересом и улыбкой наблюдал за происходящим. Олимпия приказала ему собрать вещи и как можно скорее освободить дом. Потом мы возвратились в Париж. У меня было неспокойно на душе: я думал, что маркиз не такой человек, чтобы проглотить унижение, к тому же от женщины, — он будет мстить. Мадам Женевьева смеялась до слез, она сказала, что гордится внучкой. «Если мы будем всегда бояться притеснений от власть имущих, — заявила она, — мы никогда не сможем начать бороться за справедливость».
Видишь, воробушек, для женщин дома Сулиньяк осторожность — не главнейшая из добродетелей, и пока что все указывает на то, что они правы.
Ты, однако, по возможности будь осторожна. Жди нас и готовься к побегу, но не раскрывай никому своих планов.
В надежде скоро тебя обнять шлю тебе сердечный привет. Поцелуй от меня Деде.
Ваш старший брат
6
Дорогая мадам Селин,
спешу сообщить Вам, что мы прибыли в Англию. Вчера нам удалось устроиться на работу в бродячий цирк, который отправляется в сторону Милкота. Олимпия считает, что это самый безопасный способ добраться до Торнфильда, не привлекая к себе внимания. При переправе через Ла-Манш мы обнаружили, что цвет моей кожи в сочетании с костюмом джентльмена вызывает в людях любопытство. На корабле был один господин, удивительно похожий на мистера Мейсона, который всю дорогу неотрывно на меня смотрел, и это довольно подозрительно. Поэтому, когда мы сошли на берег и повстречали конный цирк мистера Слири, среди артистов которого упоминались индейцы из Америки, индусы из Бомбея, африканцы из царства Ашанти и даже китайцы из Нанкина, мы решили, что это — идеальная компания для путешествия, в котором мы не будем обращать на себя внимания.
Записаться в труппу оказалось совсем несложно. Я поразил мистера Слири своими способностями к акробатическим трюкам и фокусам. Олимпия, или «Дженнаро из Милана» — так она себя назвала, — подоспела как раз вовремя, чтобы заменить Древнего Римлянина, который вывихнул плечо и в ближайшие недели не сможет бесшабашно управлять своей квадригой из лозы и папье-маше.
Нет ничего удивительного, что мистер Слири тут же нас принял: ведь мы не только показали ему, на что способны, но и запросили совсем маленькое вознаграждение за свои труды.
Завтра утром мы двинемся на север, остановимся в Лондоне, а потом направимся в…ширское графство, куда надеемся добраться примерно за неделю, ведь в течение путешествия мы будем останавливаться в различных городках и давать представления.
Если по приезде в Милкот нам не удастся связаться с Софи или же что-то осложнит наши планы и задержит побег Софи и Адели, мы Вам сразу сообщим. Если же все пойдет хорошо, то мы вернемся вчетвером, и в скором времени Вы всех нас увидите в Поммельере.
Целую Вашу руку, прошу терпеливо и спокойно ждать и желаю Вам окончательного выздоровления. Ваш старший сын
Дорогая Селин,
добавлю и я пару строк к тому, что написал Тусси. Прошу тебя, заботься о себе, следуй прописанной доктором диете и как можно больше гуляй на свежем воздухе. Передай бабушке привет от бесстрашного «Дженнаро».
Скажи ей, что я попросила Тусси набросать мой портрет в костюме Древнего Римлянина, чтобы, когда мы вернемся, она смогла увидеть необыкновенное зрелище, которым каждый вечер наслаждаются теперь жители Кентербери.
Ты знаешь, что такое сцена, а потому можешь понять, как мне весело катить колесницу по арене цирка под аплодисменты зрителей, какая радость в этот момент меня переполняет!
Как подумаю о той скуке, в которой проводят жизнь барышни моего возраста, запертые дома, как в клетке! Мы должны устроить для них вторую Великую революцию и разорвать их оковы! Я это тебе, наверное, уже тысячу раз говорила — прости. Крепко обнимает тебя твоя преданная санитарка
7
Дорогая мадам Селин,
Олимпия и Тусси наконец прибыли! Я так переживала, что их все нет, а день свадьбы мистера Рочестера и мисс Джейн приближается. Они поженятся 25 июля; предполагается, что на следующий день старый Джон отвезет Адель в К. — там находится колледж, куда ее определили. Не знаю, как бы я смогла это предотвратить, если бы Олимпия и Тусси не приехали. Каждую ночь я воображала себе, что с ними случилось какое-то ужасное несчастье, что они оба погибли и ждать теперь не имеет смысла. Я трижды ходила на почту в Хэй, но там не было никакого сообщения для меня. Я думала, не пора ли вернуться к изначальному плану, взять Адель за руку и бежать на юг вдвоем, почти без денег — потому что миссис Фэйрфакс еще не заплатила мне за вторые полгода.
Можете себе представить, какое облегчение я испытала, когда вчера вечером мистер Рочестер вернулся со своими спутницами из Милкота в сопровождении нового помощника кучера, которого он там нанял, и Адель шепнула мне на ухо, что этот итальянец Дженнаро — Олимпия!
Впрочем, лучше я расскажу все по порядку. Так вот, день свадьбы приближается, и, хотя большого празднования не предвидится, прислуга сбивается с ног, готовя одновременно свадебные угощения и багаж молодоженов. Мне пришлось не только собирать вещи Адели для отправки в колледж, но и помогать Ли, раскладывать по сундукам дорожный багаж «миссис Рочестер», то есть мисс Джейн; она сама до сих пор изумляется, когда видит на багажных бирках свое будущее имя. Недоставало двух легких платьев для Италии и накидки, которые месье Эдуар заказал у лучшей модистки Милкота. Вчера утром жених и невеста отправились за ними в город и взяли с собой Адель и миссис Фэйрфакс, которой не терпелось опробовать новую карету.
Когда они добрались до Милкота, Адель тут же заметила цирк, раскинувший свой шатер на главной площади, и, конечно же, захотела пойти на представление. Вы же знаете, как она любит паяцев, акробатов и дрессированных зверей! Она так просила, что миссис Фэйрфакс согласилась пойти с ней, пока нареченные заедут к модистке и совершат последние предсвадебные покупки на Хай-стрит.
Говорят, почтенной даме особенно понравилась бесстрашная скачка и трюки на лошади Дикого Охотника североамериканских прерий. Адель же сразу узнала чернокожего акробата, который ходил по канату и взмывал на веревке под самую крышу шатра. Это был, конечно же, Тусси. Он тоже узнал Деде и сумел передать ей для меня записку, так чтобы миссис Фэйрфакс ничего не заметила. Знаете, как ему это удалось? Записка была обернута вокруг стебельков маленького букета цветов, который положила Адели на колени дрессированная собачка. Она вместе со своим хозяином исполняла комический номер, который увенчивался цветочным подношением случайно выбранной — как подумали все, включая миссис Фэйрфакс, — девочке в первом ряду. Но Тусси подмигнул Деде, предупреждая, что в цветах — записка, и что ее надо спрятать от провожатой.
В записке Тусси сообщил мне, что они только приехали, и назначил встречу на завтра после обеда, на задворках сельской управы в Хэе. Конечно, теперь, когда Олимпию взяли помощником конюха в Торнфильд, я могла бы и не идти в Хэй, но мне так не терпится обнять Тусси!
Что Олимпия получила место на конюшне — чистое везенье, никто из нас не мог такого ожидать. Обычно, прежде чем кого-то нанять, месье Эдуар подолгу изучает кандидата и задает ему массу вопросов. Вот как было дело. Завершив покупки, нареченные подъехали к цирку, чтобы забрать Адель и миссис Фэйрфакс. Шел дождь, представление уже заканчивалось, поэтому их впустили в шатер, и они смогли увидеть последний номер: триумфальный галоп по арене римской квадриги под управлением «миланца Дженнаро». Мисс Джейн говорит, что месье Эдуар был под большим впечатлением от легкости и виртуозности Олимпии, которой удавалось удерживать четырех ретивых жеребцов посреди шума и неразберихи, потому что зрители уже вовсю галдели, вставали со своих мест и направлялись к выходу. Тут бы все и закончилось, но, спустя буквально несколько минут, когда Адель и дамы уже сидели в карете, а мистер Рочестер еще только собирался вскочить на подножку, наши новые лошади взбрыкнули и понесли, рискуя подавить толпу выходивших из цирка людей, опрокинуть карету и еще невесть что натворить. Джон пытался их удержать, но он стар и скрючен ревматизмом. Адель, мисс Джейн и миссис Фэйрфакс визжали от страха. Месье Эдуар сумел схватить за уздечку одну из лошадей, но она брыкалась, а из ноздрей била пена. К счастью, «Дженнаро», успевший переодеться после представления, заметил, выходя из шатра, какой опасности подвергались дамы; он вскочил на козлы, выхватил вожжи у кучера и в несколько мгновений укротил разбушевавшихся лошадей.
Покоренный такой ловкостью, равно как и представлением в шатре, месье Эдуар тут же предложил итальянцу место помощника старого Джона. Олимпия, конечно же, не заставила себя упрашивать. Она сказала, что устала — точнее, устал, потому что, естественно, она представилась как молодой человек, а не как девушка в мужском платье; что с него довольно бродячей жизни — и сразу же последовала за своими новыми хозяевами в Торнфильд. Джон принял ее радушно, для него управлять новыми лошадьми стало настоящим мучением. К тому же ему понравилась мысль иметь для всякой тяжелой работы на конюшне молодого крепкого помощника. Он разместил Дженнаро в комнатке рядом со стойлами. Как только Адель сообщила мне эту новость, я тут же помчалась на конюшню, сделав вид, что Деде забыла в карете чепчик: мне хотелось поскорее обнять Олимпию. Можете себе представить, мадам, как трогательно было вновь свидеться после стольких лет разлуки. Сколько слез, поцелуев, вопросов! Как Олимпия хвалила мне Адель: ее необыкновенную выдержку, ведь на протяжении многих часов наша девочка ни разу не выдала свою радость от долгожданной встречи с друзьями. Бедная Деде: ей столько приходится притворяться, что, пока вырастет, она уже будет опытной актрисой.
Мы с Олимпией разработали план, который я изложу Тусси, когда он придет завтра встречаться со мной в Хэе.
До свадьбы осталось всего три дня, и мы решили, что не стоит затевать побег раньше — ведь мистер Рочестер пока еще в Торнфильде, он может сам броситься в погоню или пустить по нашему следу полицию. А когда молодожены отправятся в свадебное путешествие, никто не будет проверять, по крайней мере в первое время, доехала ли Адель до колледжа в К. или вернулась домой во Францию. Труднее всего будет уговорить старого Джона остаться дома, а девочку и карету доверить Дженнаро. Чтобы его успокоить, я скажу, что сама поеду с Аделью, а на обратном пути прослежу за итальянцем. Меня Джон знает уже целый год и доверяет мне, как, впрочем, и все остальные: его жена Мэри, Ли, миссис Фэйрфакс. Мне жаль, что приходится их обманывать; но если бы мистер Рочестер соблаговолил отправить нас обратно, как Вы его просили, то вся эта ложь была бы не нужна!
Если нам удастся покинуть Торнфильд 26 июля, то 29-го или 30-го мы сможем сесть на корабль и прибудем в Поммельер в первую неделю августа. Если повезет, мы доберемся даже быстрее этого письма. Я знаю, как Вам не терпится нас увидеть. Адель тоже по ночам не может уснуть от возбуждения. Скоро, очень скоро мы воссоединимся и сможем забыть обо всех несчастьях.
Целую Вас преданно и нежно, Ваша
P. S. Когда наш план был окончательно составлен, я вспомнила, что Вы, беспокоясь о мисс Джейн, просили предупредить ее, чтобы она была бдительна и проверила подлинность своего бракосочетания с месье Эдуаром — чтобы их брак не оказался такой же комедией, как и Ваш. Но Олимпия сказала, что писать мисс Джейн сейчас слишком рискованно: это можно было сделать, если бы мы решили бежать до венчания, теперь же мы должны соблюдать осторожность и заботиться прежде всего о собственной безопасности. И что вообще не надо волноваться о гувернантке. Они с мистером Рочестером почти год прожили под одной крышей, за это время мисс Джейн могла бы заметить, какой у него отвратительный характер, и увидеть все его недостатки. Олимпия считает, что если она все равно решила за него выйти, то это ее дело, и нечего за нее переживать. Вы же знаете нашу мадемуазель Сулиньяк: она готова защищать женщин со шпагой наголо, но как только они отказываются от своей свободы — например, потому что влюблены, — начинает их презирать и говорить, что они сами виноваты и заслужили свою участь. Как бы то ни было, по словам Олимпии, Вам не стоит бояться за судьбу мисс Джейн: в этот раз месье Эдуар не смог бы разыграть спектакль, как он это сделал в Париже. Здесь все его знают; священник, который должен их венчать, — настоящий пастор, хотя и протестант. Так что этот брак точно будет действительным. А потому, дорогая, великодушная и добрая мадам Селин, не волнуйтесь, другая женщина не подвергнется тем же страданиям и унижениям, какие выпали на Вашу долю.
Дорогая мама,
ты знаешь, что это я первая увидела Тусси, который приехал за нами вместе с внучкой мадам Женевьевы, той, что долго-долго путешествовала по Европе. Если бы я увидела не Тусси, а Олимпию, я бы ее точно не узнала, потому что она уехала, когда я была еще маленькая.
Месье Эдуар не отпускал меня в цирк; к счастью, миссис Фэйрфакс тоже хотела посмотреть, и она его уговорила. Это было прекрасное представление, лучше марионеток Бобино и бродячих театров на бульварах. Там был такой клоун, мистер Джуп, у него была дрессированная собачка, очень умная, она мне принесла букет, в котором была спрятана записка от Тусси. Эту собачку зовут Весельчак, и он умеет считать даже лучше, чем мисс Джейн. Еще там был такой толстый человек, он сначала плясал на большой бочке, а потом — на бутылочном горлышке. Еще один мальчик крутил тарелку на палке, а большая семья строила живую пирамиду. Еще там были лошади, на них сверху стояли барышни, даже без седла. Одну из них звали мисс Джозефина Слири, по имени цирка. А еще там был Тусси! Он ходил по канату под самым куполом и делал вид, что сейчас упадет, но не падал. Он мне подмигнул, чтобы я следила внимательно. А Олимпия была одета как Древний Римлянин. У нее была колесница и юбочка в складку, а потом она остановила наших лошадей, когда они понесли, и месье Эдуар взял ее с собой в Торнфильд, потому что он не знает, что она женщина, и я никому не должна про это рассказывать.
Мама, а ты знаешь, что Софи уже собрала мне сундучок, потому что мисс Джейн сказала, что я поеду в колледж? Но это понарошку. Теперь приехал Тусси, и мы вернемся во Францию, а они тут в Торнфильде ничего и не узнают.
От Олимпии пахнет лошадьми. Она сказала, что ты меня ждешь. Я очень рада. А Берта сердится. Она швырнула на пол все чайные чашки и сахарницу, и все разбилось. Я думала, она злится, что я собираюсь уехать с Тусси, и сказала ей: «Ты тоже можешь с нами поехать. Мама разрешила тебе жить с нами в Поммельере». Но она сказала, что сердится из-за свадьбы, что она ревнует, а мисс Джейн не должна выходить замуж.
А мисс Джейн все же выйдет, и они поедут путешествовать с месье Эдуаром в Италию, во Францию и в Вену, где я думала в прошлом году, что ты танцуешь с Фанни Эльслер.
Вот я тебе все рассказала и целую тебя крепко-крепко.