[411]. И кабинету Петербурга нечего будет противопоставить интригам Вены, ведь, по мнению Карра, истощение России достигло критического предела: «Можно утверждать, что Россия разорена на грядущие сто лет или [чуть] меньше. Во всей империи сегодня не найдется и тридцати миллионов турских ливров в золотой или серебряной монете, все находящиеся в обращении - это бумажные билеты. Вот к чему привела дорога славы Екатерины II»[412]. Ответ на вопрос о том, почему в войнах России и Турции верх непременно одерживает первая, предлагал обращавшийся к этому Жан-Поль Марат. Он полагал, что победы над турками объясняются, прежде всего, превосходством европейской военной дисциплины над азиатской, а также тем, что «подданные ее [Екатерины. - А. М.] сильны и закалены, они не поддаются усталости и терпеливо сносят голод; по счастливому обычаю у них не происходит восстаний, когда армия не получает припасов (что бывает не очень редко)...
При этом финансовые средства императрицы довольно часто оказываются скудными, но она обладает достаточной изворотливостью, чтобы скрыть от публики это роковое обстоятельство»[413].
Столь же резко высказывается о российской политике на южном направлении и Малле дю Пан, порицая, в частности, заключенный между Османской империей и Россией Кучук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г.: «Сразу же после заключения мира в Кайнарджи взорам начали открываться явные признаки проекта расчленения Османской империи. Императрица, вдохновляемая льстецами, фаворитами и литераторами, которые старались направить весь ее энтузиазм на освобождение Греции и на воцарение в Константинополе, осознавая деликатность обстоятельств, в которых она оказалась, осведомленная уже о революциях, опрокинувших троны многих ее предшественников, могла связывать свою славу и безопасность с созданием новой империи на Босфоре. На аллегорических картинах в Петербурге царицу уже изображали восстанавливающей руины Греции и попирающей ногами знамя Магомета... Согласно Кайнарджийскому миру обе стороны признавали Крым свободным и независимым, отказывались от любых интриг и всего того, что может разрушить гармонию; но петербургский кабинет слишком привычен к методам римских императоров, посылавшим какого-либо полководца в Британию или Армению, дабы продемонстрировать там свою волю с оружием в руках»[414]. Он предостерегает Константинополь от безмятежности: новая угроза состоит в объединении против Порты усилий дворов России и Австрии. Нейтралитет Крыма, еще недавно провозглашавшийся Россией, был иллюзией, и ханство во главе с погруженным в «мифические грезы» правителем еще до официального вхождения в состав Российской империи потеряло свои порты, арсеналы и цитадели. Таким образом, Османская империя после 1774 г. лишилась в черноморском регионе всякой защиты, что привело к усилению влияния России на всем Средиземноморском пространстве: «Имперский колосс одной ногой стоит на Камчатке, а другой в Херсоне. Покорный русским крымский хан Шагин-Гирей закрыл глаза на военные маневры, что разворачиваются вокруг него; признательный Императрице, он связан с ней собственными интересами. Его избрание было вынужденным, как и избрание короля Польши [Станислава Августа Понятовского. - А. М.] и сулило те же самые последствия»[415].
В отличие от Карра и Вольнея, Малле дю Пан не призывал к разделу Османской империи, а предостерегал Порту[416]. И если сторонники раздела Османской империи связывали с ним перспективу распространения «цивилизации» на новые, еще «варварские», территории, Малле, напротив, считал, что всякое расширение России не только не способствует приобщению завоеванных земель к цивилизации, но ведет лишь к еще большему распространению «рабства»: «Все нападения на Польшу и победы над турками увеличили число рабов Империи, но, однако же, не следует правительству России сокращать население собственных провинций, чтобы опуститься на уровень [территорий. - А. М], приобретенных у своих соседей»[417].
Тема будущего раздела Османской империи все же продолжала привлекать умы во Франции, лишним доказательством тому служит анонимная брошюра, появившаяся, по-видимому, в середине 1791 г., «Размышления о нынешнем положении Франции. Преимущества, на которые она сможет претендовать, если соединится с Россией и примет участие в разделе Османской империи»[418]. К основной части сочинения автор приложил значительный «труд» о Леванте, в котором рассуждал о французской торговле на Средиземном море, о греческом архипелаге (особенно об острове Крит и его крепостях), и достаточно подробный план завоевания Египта[419]. Наибольший интерес представляет центральная часть памфлета с красноречивым заголовком: «Крайняя необходимость, в которой находится Франция, делает нужным союз с Россией»[420]. Памфлетист утверждал, что Франция находится перед лицом большой опасности: «Мы находимся накануне войны из числа самых опасных среди всех войн, что ранее выдерживала Франция, если политическое положение в Европе позволит самым сильным государям обратить свои силы против нас», а в такой войне, подчеркивал памфлетист, Франции необходимы верные сильные союзники и новые альянсы в Европе[421]. Даже патриотизм, смелость и военная дисциплина не спасут Францию от поражения, и поражение французского королевства станет «еще одним уроком недолговечности человеческих дел»[422]. Если Англии удастся заставить Россию заключить мир с турками, то отвлечение антифранцузских сил окажется иллюзорным, английские корабли войдут сначала в Средиземное море, затем в Черное, и все дальнейшие проекты и действия русских окажутся невоплощенными, Екатерине II придется завершить разорительную для нее войну с турками безо всякой выгоды для себя. Ситуация еще более ухудшится, когда российская императрица изменит действующие договоры о наступательном альянсе и откажется от принципа вооруженного нейтралитета, тем самым она предоставит полную свободу действий врагам Франции[423].
Поэтому, заключал автор, безопасность Французского королевства теперь непосредственно зависит от успешности и от продолжительности той войны, что ведет Екатерина II с турками. «Поспешим принять в ней участие!» - призывал публицист соотечественников. «Когда необходимость и интерес нашей безопасности нас к тому не принуждают, преимущества, что могут быть получены в будущем к процветанию королевства и особенно к выгодам в торговле, столь велики, что они подталкивают нас к тому, чтобы поддержать русских всеми нашими силами»[424]. Дополнительные преимущества состоят в том, что Швеция и Дания связаны с Россией официальными договорами и их позиция не будет отличаться от позиции Петербурга. А естественным последствием такого союза с Россией может стать завоевание французами плодородного и стратегически важного Египта, считал автор брошюры. В условиях разразившегося Очаковского кризиса 1791 г. Россия остро нуждалась в поддержке со стороны общественного мнения в Европе[425]. Необычно на фоне настороженного отношения к России во Франции звучали призывы к выступлению на ее стороне в войне с Турцией.
Обращая свои взгляды на восток, европейские политики и дипломаты могли наблюдать раздираемую внутренними неурядицами и внешними силами Речь Посполитую. Развитие польской темы давало французским публицистам широкую возможность выразить свое отношение к России[426]. Польша в период Французской революции, как и двадцатью годами ранее, для Ж.-Ж. Руссо, Г.-Б. Мабли и К.-К. Рюльера представляла собой повод для изречения суждений как о жизни во Франции, так и о жизни в «деспотической» России, своеобразном антиподе «свободолюбивой» Польши[427]. Ж.-П. Марат также высказывал свои взгляды на Россию в сочинении, посвященном Польше, он проявлял большой интерес в особенности к польской политике Екатерины II. Роман Марата из польской жизни, содержащий ряд интересных замечаний об императрице и ее стране, был напечатан спустя многие годы после его смерти[428]. Марат критически оценивал состояние ресурсов России, стремящейся доминировать в Европе, русские войска позволили вторгнуться австрийцам и пруссакам в Польшу, устами своего польского собеседника он заявлял: «Ее население немногочисленно и состоит только из рабов. Несколько пушных предприятий, строевой лес, медь и селитра - вот единственные отрасли ее торговли, между тем как она лишена некоторых продуктов первой необходимости. В течение семи месяцев земля там почти везде покрыта снегом, льдом, инеем, и даже когда она не скована морозом, она не украшается ни весенними цветами, ни осенними плодами»[429].
Довольно подробно разбирается польская тема и Ж. Малле дю Паном. Убеждая публику в политическом «варварстве» русской императрицы, в том, что все успехи ее царствования «омыты в крови»[430], он обращал внимание читателей на события в Речи Посполитой. Роль в них России он сравнивал с разрушительным природным ураганом, которой вот-вот перекинется и на Западную Европу