. Тем не менее официальные власти направляли огонь критики в равной степени и против монархов коалиции, и против императрицы России[454]. Отметим и войну карикатур против русского двора, которая началась еще в годы русско-турецкого конфликта, видимо, не во Франции, а в Англии[455]. Позиция России в отношении Революции оставалась неизменной: даже в финале своего царствования Екатерина ограничилась только тем, что направила небольшую эскадру к берегам Англии и выплатила субсидию Австрии, так и не отправив войска против Франции.
Летом 1793 г. военные поражения Франции и развитие в ней внутреннего политического процесса вызвали кризис ее отношений с нейтральными государствами. Парижское восстание 31 мая - 2 июня, падение жирондистов создавали у наблюдателей убеждение в неустойчивости революционной власти во Франции. Защита Франции от интервентов стала основным лозунгом Комитета общественного спасения[456].
Несмотря на провозглашенный 13 апреля 1793 г. принцип невмешательства Франции в дела других народов с целью революционной пропаганды, дружественные республике нейтральные страны испытывали недоверие и тревогу. Исходя из своих дипломатических расчетов нейтральные страны не могли официально признать Французскую республику: дипломатические сношения с ней сократились и велись полуофициально. Летом 1793 г. они поддерживались с США, Данией, Швецией, Турцией, Швейцарией, Венецией, Генуей и Тосканой. Дантон и Комитет общественного спасения прилагали все меры к тому, чтобы отношения и торговлю с этими странами укрепить, предотвращая политическую изоляцию Франции. Как отмечал один из дипломатических агентов Конвента Жан Сулави: «Те, кого осмеливаются называть нейтральными, являются естественными друзьями Франции, друзьями во все времена... которые брались за оружие ради Франции всякий раз, когда она этого желала, а именно Турция, Польша, Саксония, Швейцария, Дания, Генуя и т. д. Все эти державы... в силу необходимости заинтересованные в поддержке центрального ядра в Европе - Франции, которая во все времена была их защитницей, их поддержкой, их точкою опоры против больших честолюбивых государств - России, Австрии, Испании, ставших великими державами благодаря своему соседству с малыми»[457]. Дантонистский комитет общественного спасения придерживался точки зрения, выраженной Сулави. Дантон и его единомышленники Лебрен и Дефорг мечтали о создании «Северной лиги» нейтральных государств (Швеции, Дании, Польши, Генуи и при поддержке Турции) в противовес антифранцузской коалиции. Однако относительно Речи Посполитой у революционных правительств складывалось вполне определенное мнение, которое и объясняло пассивную позицию Франции в «польском вопросе». Польские эмигранты, обращавшиеся за помощью в Париж, как считали революционные власти, не выражали общего мнения своей страны и в этом отношении похожи на французских эмигрантов, к тому же надежды на успех планируемого ими восстания чрезвычайно слабы[458]. Даже пылкий сторонник «лиги нейтральных государств» министр иностранных дел Дефорг в ноябре 1793 г. предлагал польским патриотам полагаться только на собственные силы: «Мы искренно желаем успеха революционному плану, что готовится сейчас в Польше... но состояние дел [нашей. - А. М.] республики не позволяет ей предъявить этой нации, достойной свободы, более реальных доказательств нашей заинтересованности» - и выражал надежду, что вожди польского восстания будут опираться на «энергию народа, который столь сильно желает своего освобождения»[459].
В этой связи показателен пример одного из молодых революционеров - Марка-Антуана Жюльена (1775-1848). Однако в одном из его документов, хранящемся в Российском государственном архиве социально-политической истории, озаглавленном «Доклад, представленный Комитету общественного спасения в июне 1793 г. Элементы дипломатии. Обзор союзов, естественных и приемлемых для Франции»[460], изложены предложения по противодействию странам - членам антифранцузской коалиции. В докладе выражены именно те общие устойчивые представления о России, которые были характерны для большинства людей круга Жюльена, составлявших слой революционной элиты. Прежде всего, автор доклада определял, какие страны можно отнести к числу врагов, а какие к числу «естественных» друзей Французской республики: «Необходимо разделять на две категории все государства мира [соответственно] их политическим отношениям с Францией: великие державы - такие как Австрия, Испания, Англия, Россия, и державы второго порядка, такие как Швеция, Дания, Саксония, Польша, Турция, Швейцария, Венеция, Генуя. Все великие державы находятся в состоянии открытой войны с нами... Малые страны, напротив, нейтральны, и никакая из этих малых стран не является нашим естественным врагом»[461].
Затем автор доклада напоминал о том, что все ведущие державы достигли своего нынешнего положения благодаря завоеваниям, и это стремление естественным образом породило принцип неизбежного подавления малых государств большими. Гнев автора доклада направлен против франко-австрийского «гнусного альянса» 1756 г. и его последствий, ведь пока у Франции были связаны руки, Австрия - «наш лживый союзник и лицемерный друг» - участвовала в дележе Турции и Польши. Через осуждение дипломатии Людовика XV и Людовика XVI автор подходил и к осуждению внешнеполитической активности России, которая в это же время вторгалась в Турцию, Курляндию и Польшу[462]. Он осуждал продолжавшуюся войну республики с могущественной коалицией, полагая, что объявление этой войны было «странной и непостижимой глупостью», которая привела Францию в число слабых стран. Вероятно, таким образом он обозначал и отношение к деятелям Жиронды, выступавшим глашатаями войны против королей. Автор доклада полагал, что в 1793 г. влияние Франции в Европе также незначительно, как и в последние годы правления Людовика XV, позволившего Австрии расчленять естественных союзников Франции. В условиях, когда коалиция сильных стран воюет против Франции, ей необходимы союзники, которых можно найти только среди слабых государств, полагал автор. И вновь вспоминал о России и той роли, которую она играла в Европе. Перечисляя причины, которые могут подтолкнуть малые страны к такому союзу, он ставил на первое место факт наличия планов раздела Турции Австрией и Россией. Именно «Турок», «наш старый верный друг», должен обрести в лице революционной Франции защитницу против интриг Вены и Петербурга.
Автор доклада возлагал большие надежды на Швецию, «поскольку Россия нагло господствует над ней и поддерживает там раздоры»[463], и, наконец, на Речь Посполитую, уже дважды (1772 и 1793 гг.) подвергшуюся разделам. Согласно польской конституции 1791 г. корона должна была принадлежать саксонской династии, и поэтому в условиях войны с коалицией французы «должны предпочесть видеть эту нацию под властью конституционного монарха, нежели под кнутом Екатерины». В качестве других возможных союзников он также рассматривал Саксонию и Данию. Выводы, которые автор доклада делал относительно России и других стран, были выражены с помощью ярких образов: «Дания, Швеция, Польша, Турция располагают только выбором одной из двух возможностей: между дружбой с Францией или кнутом Екатерины. Франция не может пока увидеть в этих странах торжество французской или американской свободы, но должна сначала помочь им покинуть состояние варварства и деспотизма»[464].
Иными словами, образ России в его сознании был прочно связан с образом деспотизма и идеей о неизбежном захвате ею соседних земель. Малые страны, которых он с готовностью помещал в число «естественных» союзников Франции, по его мнению, все еще находятся в состоянии недостаточной цивилизованности и политической несвободы. Революционер де-факто предлагал потенциальным союзникам республики выбор между дружбой с Францией и переходом под российское влияние. Предлагая такой выбор, он тем самым очертил верхнюю и нижнюю границы политической системы современной ему Европы. Нижней границей этой системы снова оказывался российский «деспотизм». В тексте документа развертывался и план создания союзов на севере и на юге Европы для противодействия коалиции. Автор доклада полагал, что действующие чиновники могут не справиться с такими задачами, и даже предлагал Комитету общественного спасения создать новое секретное бюро и ввести должность особого комиссара по вопросу создания коалиции из малых стран[465].
Процитированный документ свидетельствует о том, что элита Франции республиканской настойчиво продолжала следовать во внешней политике принципам дипломатии абсолютистской монархии[466]. В мае 1793 г. член Комитета общественного спасения Б. Барер заявлял с трибуны Конвента следующее: «Черное море и Балтика - могут ли они служить препятствием для честолюбия? Север и Восток - не являются ли они естественным источником, поставляющим нам искренних союзников? Порабощенная и деградирующая Польша - разве останется она навсегда под кнутом Екатерины и под штыком Фридриха?»[467] Мысли об организации нового нападения Турции и Швеции на Россию были очень популярны среди французских дипломатов, однако коалиции из нейтральных стран не суждено было появиться, а новая война Турции против России так и не началась[468]